Откуда у Глебова такие суммы?.. Понимаю, у него несколько крупных металлургических заводов, свои железные дороги, два крупных рудника, а третий пока только, как пишут в отчетах, начинает осваиваться, но это рудник с богатым месторождением золота, и что-то слишком медленно начинает, вот уже пять лет никак не доведут до разработки, когда можно начинать вести учет и взимать налоги.

Похоже, разработка идёт давно и очень успешно, отсюда и чёрный нал, а все, кто к этому причастен, получают свою мзду. Даже в банк эти деньжищи Глебов не складывает, боясь привлечь внимание, да и кто знает, какие суммы в высшем свете крутятся вне внимания налоговых органов.

На улице посветлело, и хотя через плотную занавеску с улицы не увидеть, чем занимаюсь, но лучше пусть Иван и Василий в самом деле сочтут, что отсыпаюсь, а я в постели подумаю, как распорядиться добычей.

Но успел вырубиться раньше, чем голова коснулась подушки.

Сон не только освежает, но и приводит в порядок сумбурные мысли. Проснулся с уже готовым планом, что и как с сокровищами. Для ассигнаций куплю другой мешок, буду держать под кроватью, пока не приобрету сейф, а золотые монеты и драгоценности лучше перепрятать следующей ночью в саду.

И хотя участок невелик, но можно выбрать место между домом и деревьями, дрон последит, чтобы никто из редких ночных прохожих ничего не увидел.

Или золото лучше разместить в банке?

Хм, а я потребовал тогда от Глебова-старшего всего лишь сто тысяч рублей золотом за непутевого сынка!.. Как хорошо, что Глебов не согласился. Здесь несколько миллионов, заморюсь считать.

В Санкт-Петербурге семь банков, крупнейший из них Санкт-Петербургский международный коммерческий, но все руководящие посты занимают граждане Германии, банковская переписка ведется только на немецком языке, директор банка — Адольф Юльевич Ротштейн, прусский подданный.

Я же выбрал Санкт-Петербургский частный коммерческий банк, хотя и там руководят по большей части немцы, однако здесь уставной капитал вдвое выше, и в его правлении нет государственных чиновников, что дает банку больше свободы в банковских операциях.

Ночь снова провел в Щели Дьявола, сейчас даже не ради добычи, которую могу сбыть за жалкие гроши, просто каждый рейд дает хоть крохотное, но усиление.

Выгляжу, конечно, отвратно: небритый, лохматый, невыспавшийся, только и того, что для визита в банк рубашку и брюки надел свои родные, да и вместо штиблет родные кроссовки.

Выгляжу, конечно, весьма затрапезно: да ещё с вещмешком за спиной, что выглядит полупустым, уверенно подошел к щеголевато одетому мужчине за канцелярским столом, раз уж стойки хостесс пока не придумали. Он что-то старательно выписывает на большом листе с гербовой печатью в левом углу, в руке большое гусиное перо, заостренный кончик которого только что макнул в высокую чернильницу, заполненную почти доверху.

— Любезный, — сказал я громко и нагло, — у меня желание открыть здесь счет. Можешь это сделать быстро, а то мне ещё рыбок кормить?

Он поднял голову, взгляд полон неприязни, сам одет с иголочки, галстук-бабочка строго подобран к идеально сидящему костюму, волосы аккуратно зачесаны и смазаны чем-то вроде бриолина, поинтересовался сухо:

— Вы не ошиблись? Это банк.

— Это я прочесть сумел, — сообщил я. — Хоть и с трудом. Ну-ка, займись да побыстрее!

Он вздохнул, сказал в сторону:

— Ванька, скажи там, кто свободен, простолюдин желает то ли рубль положить в банк, то ли полушку нашел по дороге…

У лестницы наверх шевельнулся скромно но дорого одетый мужчина, то ли охранник, то ли лакей, быстро поднялся по лестнице и пропал.

Я ждал, через пару минут к нам спустился высокий и поджарый господин с пышными бакенбардами и острым взглядом. На его лице благодушная улыбка, пахнуло вином, жареным мясом и ароматом дорогой сигары.

Он ещё с лестницы окинул меня оценивающим взглядом, подошел, всё ещё рассматривая меня внимательно.

— Барон Людвиг Гауф, — представился он нейтральным голосом. — Чем можем помочь?

— О, — сказал я, — один из учредителей?.. Что ж вы лично, могли бы халдея послать. Или этого ресепшиониста.

Он при слове «ресепшиониста» взглянул остро, но тут же усмехнулся.

— Я только что пообедал и ещё не решил, за какую кучу дел взяться.

— Мне счет открыть, — сообщил я.

— На какую сумму?

Я водрузил на стол ресепшиониста рюкзак, вытащил и положил на блестящую поверхность массивный такой кирпич, где десять пачек, каждая в сто тысяч, небрежно связанные в одну уже моим шнурком.

Мужик с бабочкой дёрнулся, вскочил и задел чернильницу, что слетела со стола и залила чернилами мне брюки, а несколько тёмных пятен попали на рубашку. Барон охнул, но пятна тут же сползли на пол, рубашка осталась такой же девственно белой, как и брюки, даже кроссовки, которым досталось больше всего, выглядят так, словно только что из сапожной мастерской.

Я поставил чернильницу на место, успел подхватить на лету, а правой продолжил вытаскивать пачки ассигнаций. Ещё четыре, на сегодня всё.

Барон медленно переводил взгляд с моей белоснежной рубашки на пачки денег и обратно. Ресепшионист вообще застыл столбом, только со снятой корой, такой же белый и взмокший.

— Гм, — проговорил барон медленно, — здесь примерно полмиллиона?

— Пересчитаете, — сказал я небрежно, — я доверяю вашему банку. Счет откроете здесь?

Он качнул головой.

— Вас проводят наверх. У нас прекрасный кофе, почитаете газету, пока пересчитывают деньги. На какое имя хотите открыть счет?

— На своё, — ответил я. — Баронет Вадбольский.

На слове «баронет» я сделал едва заметное ударение, так чтобы барон понял, у меня есть и другие титулы, но сейчас выбрал наименее заметный. А что не просто человек с улицы, говорит уже то, что моя рубашка и брюки остаются чистыми, а такое могут позволить себе только богатейшие люди мира… если сумеют найти или заказать себе такую одежду.

Меня с величайшим почтением провели в отдельную комнату, и пока пятеро срочно выдернутых со своих мест сотрудников пересчитывали купюры каждый в отдельной пачке, всё ещё вручную, я наслаждался кофе, действительно прекрасным. Когда появился барон Гауф, я сказал одобрительно:

— У вас прекрасная ВИП-зона. Только лучше бы кофе подавали милые девушки.

Он чуть поклонился.

— Да, так было бы, наверное, приятнее… Простите, а что такое ВИП-зона?

— Very Important Person, — ответил я. — Чтобы отделить крупных вкладчиков от… остальных. Не обязательно аристократов, но очень богатые промышленники тоже по-своему аристократы, верно? Им будет приятнее.

Он на мгновение задумался, снова посмотрел на меня так, словно хотел бы увидеть, что у меня внутри.

— Неожиданная, — сказал он медленно, — однако очень здравая идея. В конце концов, в банке начинают открывать счета и достаточно… простые люди. Надеюсь, у нас будет плодотворное сотрудничество. Вы не изволили бы войти в Совет Банка?.. Это позволяет быть в курсе денежных потоков.

— Неплохая мысль, — ответил я после точно выдержанной паузы. — Если Совет Банка поддержит мою кандидатуру, то я, пожалуй, приму предложение.

Совет Банка — это не руководство банка и даже не пайщики, что принимают решения и определяют дальнейший курс. Но Совет позволяет быть, как правильно сказал барон, в курсе, куда пойдут деньги, а это значит очень многое, если вовремя подсуетиться.

Он проводил меня до самого выхода из банка, мне жалко было смотреть на халдея, что старается вжаться в стол и стать как можно незаметнее, а барон сказал на прощанье самым доверительным голосом:

— Тайна вкладов, имена вкладчиков и всё, что касается нашей деятельности, у нас абсолютнейшие! Скорее весь банк рухнет, чем посторонний узнает хоть что-то.

Я указал взглядом через его плечо на несчастного ресепшиониста. Барон сказал успокаивающе:

— Это младший сын одного из управляющих. Повязан Клятвой Крови.