На другой день дрон, примостившись у открытого окна, передавал в зеттафлопник картинку, а тот всё старательно записывает и складывает в копилку, как в кабинет к генералу Каратозову вбежал растрепанный Глебов-старший.

— Всеволод Кириллович!.. У нас беда!

Каратозов нахмурился, дружеские отношения с богатым промышленником не предполагают такого вольного обращения, всё-таки он аристократ, а Глебов только-только купил себе простое дворянство, спросил сухо, не поднимаясь из кресла и не впуская из рук «Санкт-Петербургские Ведомости»:

— Что стряслось, Глеб Иванович?

Глебов добежал до кресла, но плюхнуться в него не решился, больно недоволен генерал, возопил:

— Тот щенок!.. Тот самый, что избил наших детей!

Каратозов вскинул одну бровь.

— Что с ним случилось?

— Да не с ним, а со мной!.. Все три огромных склада, а это семь больших помещений с товарами, сгорели!..

Он вытащил большой носовой платок, начал вытирать потное лицо, руки дрожали, ухитрился даже выронил, а когда нагибался, ударился лбом о край стола.

Генерал спросил с некоторой долей сочувствия:

— Но у вас такая надежная охрана, вы даже страховать не восхотели…

Глебов всплеснул руками.

— Что охрана? Охрана от воров, а не пожара!.. Все семь возгорелись разом! С крыш!

Генерал кивнул понимающе.

— Да-да, крыши соломенные, а дни сухие, жаркие, несмотря на осень… Погасить удалось?

Глебов вскрикнул:

— Если бы! Пока сообщили пожарной команде, пока те собрались, пока доехали, хотя тут всего пять кварталов… Только стены уцелели, да и то не все. Три склада с каменными, в остальных дерево. Но знаю, знаю, кто виноват!.. Знаю, что за всем стоит тот щенок!

Генерал сказал с интересом:

— Ого, как же он сумел… И что, схватили на месте поджога?

Глебов замотал головой:

— Нет!.. У себя на столе в моем закрытом кабинете, куда вход запрещен даже домашним, я нашел письмо от некого горского клана. Потребовали сто тысяч золотых монет выкупа в счет погашения долга за оскорбление этого нищего баронета! Его семья, оказывается, в кровном братстве с каким-то диким кавказским шейхом… или улемом, уже всё путается в голове…

— И что вы?

Глебов сказал зло:

— Проигнорировал, что я ещё мог?.. Тогда они повысили по полумиллиона!..

Генерал уточнил:

— И вы снова проигнорировали! Да вы сядьте, дорогой друг. В ногах правды нет.

Глебов с облегчением плюхнулся в кресло, но тут же выпрямился, сказал с чувством:

— Я утроил охрану поместья!.. У меня муха не пролетит…

По его лицу мелькнула тень, явно вспомнил, что муха всё-таки пролетела и унесла всё из сейфа, но сказать генералу почему-то не решился, что-то с этими деньгами связано, даже близкому другу знать не следует.

— Но противник нанес удар в неожиданном месте, — сказал Каратозов с сочувствием. — Вы, помниться, сбирали состав, чтобы отправить полным эшелоном?

Глебов сказал отчаянным голосом:

— Теперь отправлять нечего. Убытки просто огромные.

Каратозов наконец отложил на стол газеты, поднялся и сходил к небольшому буфету. Глебов с тоской смотрел, как генерал неспешно и с вальяжной степенностью, у него ничего не сгорело, достаёт графин с водкой и два небольших граненых стаканчика, из рюмок нужно пить коньяк, а вино из бокалов, не будем уподобляться простолюдинам, которым всё равно, жрут из любой посуды, как свиньи неумытые.

Я с интересом смотрел, как он в один налил на треть, аристократ никогда не нальет больше, другой наполнил до краев, это для простолюдина, пусть он и купил недавно грамоту о дворянстве, придвинул Глебову.

— Отведайте для сердечного успокоения, дорогой друг. Как я вам сочувствую! Но прямых улик нет?

Глебов сказал поникшим голосом:

— Всё сгорело, всё…

— Но как-то связать этого Вадбольского с поджогом, — уточнил Каратозов, — удаётся? Какие-то зацепки?

Глебов помотал головой и сказал почти плачущим голосом:

— Это ещё не всё!.. Моего сына подстерег какой-то дикий горец, страшный и лютый, потребовал тоже сто тысяч золотых опять же за оскорбление этого проклятого баронета… иначе смерть!.. Это связь!

Генерал в два глотка осушил стаканчик и с задумчивости откинулся на спинку сиденья. Я смотрел как он в задумчивости морщит лоб, на пару мгновений на лице отразилось облегчение, даже догадываюсь, что вспомнил, потом развернулся к промышленнику.

— Я с этим баронетом уладил, — напомнил он, — как и сказал вам тогда. Дети дерутся, ссорятся, мирятся… всё бывает. Хотя я тоже вначале вспылил, никто моего Костика так не отделывал и не унижал. Но когда я поговорил с этим баронетом, понял, с моей стороны недобро так пользоваться властью. И сыну будет во вред. Тем более, мой сам нарвался, пользуясь, что генеральский сынок. И вам тогда советовал не влезать.

Глебов понуро опустил голову.

— Помню, я тогда сгоряча… моих же бьют! Но сейчас, сейчас что делать?

— Если не удастся связать этого горца с поджогами, — произнес генерал медленно, — то даже не знаю. Я озадачу полицейское управление, пусть ищут. Горца надо найти, это единственная связь.

Глебов сказал с отчаянием:

— Но что… с выкупом?

Генерал сдвинул плечами.

— Если не удастся арестовать поджигателя в течение этих суток… гм… то либо заплатить выкуп, либо… гм, прятать вашего сынка до конца его дней. Горцы — народ злопамятный, обиды не прощают. Сами умрут, но долг мести передадут детям и всем родственникам. Нужно будет опасаться всех горцев, а у нас под Петербургом расквартирована их Дикая дивизия.

Глебов содрогнулся всем телом, оперся о спинку кресла так, что едва не опрокинулся с ним вместе.

— Дикие люди!

Каратозов сказал с сочувствием:

— Понимаю, в вас бурлит гордость и нежелание уступать противнику… но что такое сто тысяч, когда речь идёт о жизни вашего наследника?..

— Пятьсот тысяч, — поправил его Глебов упавшим голосом.

— Ставки растут, — откликнулся Каргаполов с интересом. — Теперь кто моргнет первым?

Глебов вздохнул, полез в карман, Каратозов посмотрел на его несчастное лицо, снова наполнил оба стакана великолепной водкой из императорских складов.

Расправив смятую бумажку, Глебов придвинул её по столешнице к генералу. Каратозов вчитался в кривые буквы, подумал, поднял взгляд на Глебова.

— Позвольте предположить… Эта записка была до поджога… или после?

Глебов понурился, ответил нехотя:

— До.

Каратозов взял стакан, сделал глоток, лицо стало задумчивым. Глебов с надеждой следил за генералом, раньше не раз извлекал выгоду из дружбы с ним, но сейчас генерал молчит, что-то обдумывает.

— Я воевал с горцами на Кавказе, — произнес Каратозов и разом опрокинул полстакана водки в рот. Помолчал, переводя дыхание, лицо покраснело, наконец сказал с трудом: — Гордый народ. Их мало, потому так болезненно держатся за честь и достоинство. Мы сильнее, нам и уступить им не позорно, это как слон уступит мышонку. Он всё равно слон!.. Как я их понимаю, сумма выкупа вырастет ещё… вдвое.

Глебов вскрикнул:

— Заплатить миллион?

— Или прятать сына до конца жизни, — напомнил Каратозов. — Но если пригрозили сжечь ваше имение… гм… сына нужно прятать в другом месте.

Глебов встрепенулся.

— Ну, имение уж точно не сожгут!.. У меня там армия!.. Да и где возьму миллион, если сгорели все склады?

— В Санкт-Петербурге, — напомнил Каратозов. — У вас такие же в Москве, на Урале…

Глебов вскрикнул:

— Но у меня нет таких денег в наличии!.. Даже на счету в банке нет!.. Всё в деле, всё в деле! Вы же знаете, я человек азартный, все деньги у меня работают, как и я!

— Гм, — произнес генерал. — Тогда… гм… возьмите в долг. У вас же заводы тянут миллионов на десять?.. Вам охотно ссудят… под проценты… Да успокойтесь вы, наконец. Удар тяжёлый, признаю, но не смертельный. Вы в дворянстве, позволю себе напомнить, человек новый, а у аристократов сила не в деньгах. Горцы, уж простите, считают себя аристократами. На Кавказе куда ни плюнь — попадешь в князя.