Иоланта спросила в недоумении:

— Но это же большой жук… очень большой?

— У насекомых трахеи, — пояснил я. — Потому не могут вымахать больше… чем выросли. А это не насекомое, у него четырехкамерные легкие! Качает воздух под давлением. Так что это, скорее, протожаба. Или ящерица. Те да, могут вырасти до динозавров.

Обе навострили уши, но на вываленные сизые внутренности смотрят с прежним отвращением, хотя это не насекомое, уже объяснил, чего морщиться, лягушек в школах на уроках препарируют.

Дроссельмейер поинтересовалась надменно:

— А что такое… динозавры?

Я отмахнулся.

— Да это такие драконы. Разные по размеру, весу и вкусу.

Она от изумления даже забыла, что нужно смотреть свысока и обязательно отряхивать одежду, иначе от моих взглядов останутся сальные пятна размером с суповую тарелку.

— И по… вкусу?

Я кивнул. Да и по вкусу. Я же ел лягушачьи лапки во французском ресторане, а это, можно сказать, лапки динозавров. А куриные лапки — лапки потомков динозавров.

Иоланта весело расхохоталась.

— Ну и мастер вы врать, Вадбольский! Хотя с этими монстрами вы как один из них. Управляетесь, словно у вас такие же кишки.

— Всех создал Господь, — ответил я благочестиво, — по одному чертежу, чтобы не заморачиваться. Конечно, с каждой модификацией вносил изменения. Небольшие. Шажок за шажком.

Дроссельмейер, глядя на вывалившиеся из панциря сизые внутренности, сказала задумчиво:

— Говорите, жабожук?.. Как интересно…

— Мутация, — пояснил я. — Вы разве не хотели бы что-нить в себе изменить?

Она надменно поинтересовалась:

— О чем вы?

— Ну, к примеру, перси увеличить…

Она надменно вздёрнула нос, повернулась к подошедшей Глориане.

— Может, этого нахала заменить более воспитанным дворянином?

— Сама об этом подумывала, — ответила Глориана, она бросила в мою сторону недовольный взгляд. — Пристойных много, бойцов мало. Вадбольскому мы тоже не нравимся, но он на стороне суфражизма.

Дроссельмейер обратила надменный взор в мою сторону.

— Вадбольский, я вас не стану пока убивать. Но язык придержите.

— Вы мне тоже нравитесь, — сказал я покаянным голосом. — И перси у вас что надо, это я так, куснуть восхотелось. Может быть потому, что вы и в Щели Дьявола великосветская графиня?

— Я везде великосветская, — ответила она надменно и задрала подбородок.

Я зябко повел плечами, не представляю в постели великосветскую барыню, вот не представляю и всё.

Дрон передал картинку, на зюйд-зюйд-вест в двух километрах пасется небольшое стадо диапсидных рептилий, по-народному архозавров, появились примерно триста миллионов лет назад и двести миллионов тому вымерли, оставив жалкое потомство в виде птиц и крокодилов.

— Заткнись, — прервал я мысленно, — не умничай, а то и я становлюсь таким же занудным. Количество, вес, хищные или травоядные?

— Восемь голов, — сообщил дрон, — вот координаты со всеми данными.

Восемь, мелькнуло у меня, многовато, если хищники, а для травоядных самое то, могут стадами и по тысяче голов, а вот стаи крупных ящеров больше десятка не бывает, не хватит пропитания.

Я всмотрелся в картинку, уточнил:

— Дай больше размеры, что вон там левее?..

— Мелкие хищники, — сообщил он. — Их с пару дюжин, какие-то грызуны, размер с зайца или крупного кролика.

Дрон увеличил картинку, впереди большое стадо диапсидников, но если свернем вправо, упремся в болото, обычное место для пермского периода, да и пары следующих. Болото хоть и мелкое, в самом глубоком месте до пояса, а так везде по колено, но обитающие там твари в своей стихии, с такими лучше драться на берегу.

Дроссельмейер сказала язвительно:

— Что-то наш Вадбольский в ступор впал. Это мы на него так действуем?

— Прямо монстры, — сказал я, встряхнувшись, — справа болото и монстры, лучше нам левее…

— Ещё бы, — сказала Иоланта весело, — Вадбольский в своем репертуаре! Его даже здесь тянет налево.

— Налево зайчики, — сообщил я, — а направо крокодилы в тине. Хорошо, выбирайте сами, я же всего лишь бедный малограмотный шерп.

Зайчики оказались не зайчиками, в этой эпохе вообще нет млекопитающих, только ящеры, да и то не настоящие, а их прародители, в том месте, что мне указал дрон, а я подсказал суфражисткам, в самом деле мелкие ящеры, размерами с зайчиков-переростков с костяными наростами на спине.

Атаковали нас быстро и азартно ещё на подходе, я выбежал вперед, велев остальным оставаться на месте, ускорился, стараясь этого не выказывать, всего лишь успевал рассчитывать каждый шаг и каждый удар. Десять ударов меча — десять мертвых тел, особенно следил, чтобы никто не прорвался к женщинам.

Отдельные твари проскакивали, но грянули картечью ружья, с десяток монстров отбросило изуродованными и с перебитыми лапами, остальных добили мечами.

На Сюзанне порвали одежду, у Анны сапог, однако доспехи выдержали. Сперва суетливо переводили дух, потом с разрешения Глорианы потрошили добычу, я помалкивал, прошел вперед, позаглядывал в щели стен, вдруг где проход в другие пещеры.

Иоланта сказала весело:

— А на Вадбольском ни царапины!

— Я бедный, — пояснил я с достоинством. — Это у вас по сто костюмов. А я берегу!..

— Купить тебе десяток? — предложила Иоланта.

— Нет уж, — возразил я решительно. — Моя невинность стоит дороже!

Иоланта расхохоталась, Дроссельмейер нахмурилась, какие-то непристойные шутки. Француженке можно, у них там всё хи-хи да ха-ха, но в Отечестве с его холодными зимами нужно держаться достойнее.

Дрон послал предупреждающий сигнал, я сначала не понял где опасность, он указал сверху незримым для обычного зрения лучом на ничуть не примечательную стену из песчаника.

В таких часто с помощью ветра или воды создаются пещеры и провалы, но этот процесс длится сотни тысяч лет, А то и миллионы. Так что…

Я не успел додумать, часть стены вспучилась, рухнула. Как в замедленной съемке на пол пещеры, из тёмного провала сперва полезли, а потом начали выпрыгивать монстры, которых я сразу даже не смог отнести к какому-либо виду.

Их были десятки, а потом и сотни. Некоторые разбежались по пещере, исследуя новое пространство, а часть, завидев меня, бросились в мою сторону.

Я выхватил меч, эти твари не похожи на милых песиков что залижут до смерти, пасти оскалены, глаза горят злобой, самые мелкие размером с собак, крупные с огромных кабанов-секачей.

Возможно, я со своим добавочно аугментированным телом сумел бы как-то драться на равных, но у нас хоть и приняты равные права с животными, однако ещё не ввели подзаконные акты, потому я до предела врубил ускорение, приготовил меч…

— Скорость, — пробормотал я, — только скорость….

Время замедлилось, звери несутся на меня, медленными плавными скачками, словно в плотной воде. Я с сильно бьющимся сердцем рубил, отступал, уклонялся, скорость помогает, но когда налетает сразу дюжина, то успеваешь рубануть по двум-трем, а потом всё равно отпрыгиваешь, отступаешь, снова рубишь и поглядываешь, чтобы никто не зашел за спину.

Правда, за этим следит и дрон, передавая мне картинку, но вообще-то твари совсем тупые, волки бы окружили, потом бы все ринулись разом, А эти прут и прут, даже не пытаются увернуться, когда видят приближающееся лезвие меча.

Я в самом деле устал, руки постепенно наливаются свинцом. К счастью, из пролома выметнулась новая армия и, вместо того, чтобы ринуться на меня, принялась, привлеченная запахом свежей крови, рвать ещё тёплые трупы павших сородичей и жадно заглатывать куски мяса.

Несмотря на усталость, я рубил таких в спину, быстро выдирал жемчужины и кристаллы, дрон указывал в каких особях есть, а какие пустые. Но я уже и сам это чувствовал, так что начал отступать по направлению к своей группе с вещмешком, где котелок до половины заполнен мохнатыми перлинами и жёсткими кристаллами.

Уже когда добежал до группы, оглянулся, сердце сжалось. Из появившегося пролома продолжают выпрыгивать твари, сколько же их, внизу уже сотни, да не меньше тысячи…