Анрыл охнул при виде добычи, жестом велел нам с Тадэушем оставаться в машине, из подсобки по его окрику вышли двое крепких рабочих. Отдыхая, мы наблюдали, как они, постанывая от натуги, принялись перетаскивать туши в склад. На меня и Тадеуэша посматривают уважительно, Тадэуш приосанился и принял бравый вид победителя ужасных драконов.

Последними Анрыл принял головы брахиозавров. Тадэуша я оставил в машине, пусть не распускает слюни, глядя какие суммы мне отсчитывает Анрыл, а получилось в самом деле более, чем солидно: семьдесят две тысячи рублей за тушки велоцирапторов и головы брахиозавров, даже несколько кристаллов я продал, остальные оставил себе, в голове вырисовывается план, как смогу использовать.

После того, как я вернулся в автомобиль, Тадэуш спросил почтительно:

— Домой, ваше благородие?

Я подумал, покачал головой.

— Солнце ещё высоко, работай, негр, работай!.. Гони к графине.

Он охнул.

— К графине Крыжановской?.. Ваше благородие, вы… испачканы малость.

— Не малость, — буркнул я. — Кровь и кишки неприятеля на сапогах — разве не лучшее украшение для мужчины?

Он покосился на меня, осторожно заметил:

— Ваше благородие, у вас не только… на сапогах.

— Графиня отмоет, — заявил я.

Он посмотрел с ужасом, а я подумал, что Одиллия сейчас для меня самый бесценный источник информации. Обычно женщины даже из самых благородных родов, выйдя замуж, быстро становятся клухами, рожают детей, снова рожают, и снова, но есть среди них яркие, что не смиряются с ролью вечно беременной.

Не знаю, была ли Одиллия такой независимой и до замужества, но с гибелью супруга неутомимо старается играть какую-то роль в высшем свете, устраивает приёмы, завела салон, интересуется всеми событиями в стране и в мире, многое знает о взаимоотношениях в обществе, что для меня просто клад.

Автомобиль подкатил к парадному входу, хватит таиться, мы взрослые люди и отвечаем за свои поступки.

Я покинул автомобиль, бросил коротко:

— Езжай домой. Я останусь на ночь.

— Ваше благородие, — возразил он, — я могу подождать. Вздремну, тут хорошие сиденья, можно и поспать.

— Езжай, езжай!

— Могу подъехать утром.

— Езжай, — велел я строго. — Утром возьму коляску.

Одиллия — похожа на чёрного лебедя, прекрасная и строгая, со злым прищуром очень внимательных глаз, занимается не свойственном ей делом, как мне показалось: разбирает на столе кучу бумаги, раскладывая их по стопкам.

Обернулась на стук моих подкованных сапог, заулыбалась, как вижу, вполне искренне. Моя повышенная чувствительность, никуда от неё не деться, если не приглушить специально, а так ещё с порога слышал ровный стук её сердца, видел через две стены как сжимается и разжимается сердечная мышца, а сейчас и сердце зачастило, и по нервным цепочкам пробежало нечто, что назвали бы искрой.

— Приветствую, графиня, — сказал я, поцеловал не руку, а в обнаженное плечо, — чем занимаетесь таким странным? Красивая женщина должна царить…

— На светских раутах, — уточнила она с улыбкой. — Но обыденности в нашей жизни больше. У меня большое хозяйство, дорогой друг. И хотя везде есть управляющие, но и за ними нужен глаз да глаз… Ужинать будете? И чем это от вас пахнет?

— Победами, — сообщил я. — Не против, если воспользуюсь вашей ванной, графиня?

— Ещё как не против, — ответила она с той же любезной улыбкой, хотя сразу же рассмотрела мою помятую и в пятнах зелёной крови одежду. — Там на полочке мыло и щетка…

— Благодарю-с, — ответил я с поклоном и удалился в поисках ванной комнаты.

А что, мы с графиней уже друзья, а не какие-то сраные любовники, то мелко и пошло, мы вышли на уровень выше, где простейшая вязка не больше, чем обмен комплиментами. Ничего нет нового ни для неё, ни для меня, тем более что я не бабник и не страдаю комплексом неполноценности, при котором мужчины выкладываются, стараясь «удовлетворить женщину», идут на разные ухищрения, только и думают, как бы не опозориться и всё сделать правильно, показать себя в лучшем свете.

Ванная комната — шедевр архитектуры, явно не муж графини заказывал при строительстве особняка, а она лично следила и командовала, чувствуется женская рука и женский вкус.

Вот только на полочке маловато ингредиентов, всего лишь мыло, хотя белое и пахучее, но всего лишь мыло, а где разные шампуни, масло для волос, гели, притирки?

М-да, сделаю графине при случае подарок, нужно только время найти. А так, глядишь, можно и наладить выпуск для продажи аристократкам.

В горячей воде смыл грязь и брызги засохшей крови, закрыл глаза, отдаваясь чувству отдыха, но тут хлопнула дверь, прошелестели шаги.

Графиня вошла с улыбкой, поинтересовалась:

— Устал, герой?

— Залезай, — предложил я.

Она покачала головой.

— У меня такое сложное платье… Лучше посижу рядом.

Она придвинула к ванне стульчик, принялась разминать мне шею и плечи достаточно крепкими пальцами. Я снова смежил веки, как хорошо и сладостно, усталость быстро уходит из тела, моя регенерация на высоте, старается даже в таких случаях.

— Я распорядилась насчёт ужина, — сообщила она. — Сейчас готовят твой любимый бараний бок с кашей.

— С гречневой?

— Да, всё, как ты любишь.

Я улыбнулся, мой желудок принимает любую пищу, я нарочито убавил чувства удовольствия, человек либо умный, либо получает большое удовольствие от еды, потому для меня существуют только калории, а также необходимые белки и аминокислоты, а что недостает, организм синтезирует сам.

— С преогромным удовольствием, — ответил я. — Когда разбогатею, переманю вашего повара!

Она довольно улыбнулась, оставила мою покрасневшую от прилива крови шею и поднялась.

— Льстец, — сообщила мне с той же улыбкой. — Ты, как настоящий мужчина, мало обращаешь внимание, что ешь.

Я с удовольствием смотрел ей вслед. Связи с аристократами уже завязываются, но пока бестолковые. Чтобы начинать вводить в этот мир какие-то технические новинки, блудить с графинями недостаточно. Хотя, конечно, графиня хороша и в постели.

За ужином открыто любовался её вызывающей красотой, такими могут быть только брюнетки, кому повезло с генетикой, когда волосы иссиня-чёрные, длинные и густые, брови густые, а ресницы длинные и заметные, в то время как у блондинок и не видно, есть они или их нет вовсе.

Ест очень умеренно, следит за фигурой, это у женщин с древнейших времен, наблюдает за мной с легкой и довольной улыбкой, все женщины любят, когда мужчина хорошо ест, это молчаливый комплимент им или их повару.

Двое молчаливых слуг подали на широком блюде жареное мясо с хрустящей корочкой, мои ноздри уловили его манящий запах ещё когда вытаскивали из духовки, сейчас едва не захлебнулся слюной, торопливо ухватил нож и вилку, как же хорошо, когда можно есть всласть и сколько влезет, не заботясь о фигуре, о ней заботятся наниты.

И великолепные кровяные колбаски лучше не бывает, и даже десерт, хоть к этому времени налопался так, что пришлось пояс распускать, пошёл и десерт в виде сдобных пирожков с ягодами.

Перехватив хитрый взгляд графини, я сказал сыто:

— Не надейся, я ещё не все аппетиты утолил.

В постели она хороша и до, и в процессе, и даже после, когда лежим расслабленные и довольные на скомканной простыне. С такой отточенной фигурой можно не кутаться в одеяло, всё прекрасно, всё естественно, при всей женственности не только чувствую, но и вижу под слоем нежного жирка хорошую мускулатуру, основанную на добротной генетике.

— Ты хорош, Вадбольский, — произнесла она, не сводя с меня задумчивого взгляда. — и дьявольски расчетлив…

— Я?

— Ты, ты. Мог бы, как все мужчины, шастать по борделям, но воротишь нос, дескать, и аристократки тебя не отвергают…

— Ну-у…

— Однако аристократок, — сказала она безжалостно, — сам избегаешь. Всё правильно, там одни проблемы. Вдруг какая дочь графа забеременеет? Либо заставят жениться, либо наживешь любых врагов. Могут и прикончить. И то и другое тебе почему-то не нравится…