— На! — всовываю ему стакан, чокаюсь с сидящим на тахте Генри и выпиваю половину своей порции, показывая пример.

Увы, подросток не спешит на пробу оценить мое кулинарное детище, крутит в руке стакан и принюхивается к содержимому. И…барабанная дробь, все же делает глоток. А потом еще один и еще, пока его стакан не пустеет.

— Вкусно. Что это?

Да! Победа! Ему понравилось. Не просто из вежливости сказано было, кажется, ему действительно понравилось! Сила двух бананов была в одном этом стакане, который Генри осушил до дна.

— Смузи.

— Это что-то северное? — интересуется малец, беря в расчет мое происхождение.

Качаю головой. На Севере бананы не растут. Он даже не понял, что за фрукт я использовала.

— Как тебе книга? — киваю на брошенный в стороне томик. Уходить не спешу, надо понаблюдать, вдруг младшенькому плохо станет от непривычного напитка.

Генри хмурится, отвечает, но видно, что мысли его заняты другим.

Юноша вдруг резко меняет тему:

— Так тепло….

— А? Да, лето же. Хотя, на юге всегда тепло, не то, что там, где я выросла. В тех краях зимы так зимы, настоящие, с кучей снега… — принимаюсь за рассказ не о Севере, откуда эта Ева, а о своей родине, что осталась там, далеко-далеко.

Генри долго не отвечает, когда я заканчиваю говорить, а когда открывает рот, вопрос его не по теме:

— Ева…ты…сама это приготовила?

— М? Да, — киваю растерянно.

Блин, он почувствовал какое-то недомогание? Прошло двадцать минут, как Генри выпил смузи, я начинаю немного паниковать.

— Для меня?

— Конечно, для кого же еще.

Ничего не понимаю. Не понравилось? А первая реакция казалась мне более чем обнадеживающей.

Парень опускает голову. Смотрю на опущенные вниз темные пушистые ресницы и неожиданно падающую вниз слезинку. Потом еще одну.

— Эй, — зову обескураженно. — Генри?

— Спасибо тебе…Ева. Для меня никто раньше такого не делал.

Когда младший брат мужа успокаивается и делает вид, что никаких слез не было, я тоже веду себя как ни в чем не бывало. Да, понимаю, достоинство и гордость мужская — штука робкая. Хватит с нее сегодня потрясений. Хорошо, что никакого недомогания из-за смузи так и не возникло, причина слез была далеко не в нем.

Солнце меж тем клонится к закату, земля окрашивается малиновыми лучами.

— Пойдем, провожу тебя до дома, чтобы не переживать, как ты добрался по темному саду в одиночку.

На самом деле я хочу удостоверится, что он сегодня будет ночевать в поместье, а не в саду. Не знаю, может Генри спит в этой беседке только днем, но все же. Мне лишний круг по саду сделать не тяжело.

— Ладно, — кивает подросток и плетется рядышком.

Забавно, у меня как будто появился братишка, о котором я когда-то мечтала. Довольно улыбаюсь и заключаю, что есть в этом браке с герцогом и плюсы.

Идем с Генри, обсуждая нелепые финты главной героини прочитанного нами романа и смеясь над сюжетными дырами, когда впереди, словно гром среди ясного неба, из-за кустарника у выхода из сада появляется знакомая фигура.

Герцог собственной персоной. Приближается к нам.

Едва заметив старшего брата, Генри бледнеет. Улыбка сама собой стирается с его губ.

— Б-брат…

— Генри, — приветственно кивает его сиятельство. — Герцогиня.

Я никак не реагирую. Муж переводит взгляд с меня на юношу, внешне выглядящего как его более юная копия.

— Не знал, что вы близки.

Мне хочется закатить глаза. Да что ты вообще, блин, знал? Заперся как крот в своем кабинете и разучился дальше носа своего смотреть.

— Что ты здесь делаешь? — безапелляционно строго звучит вопрос его сиятельства.

Я уже думаю, как бы едко ответить, когда замечаю, что темные глаза герцога буравят не меня.

— Ну мы…Встретились с Евой у лабиринта из живой изгороди, — пытается оправдаться Генри, старательно избегая прямого зрительного контакта.

— В том месте, где ты обычно прячешься, прогуливая свои занятия?

Голос герцога звучит строго, но…я всматриваюсь в его лицо, почему же тогда в этих глазах столько беспокойства и вины? Сначала их легко спутать со злостью, но, если хорошенько присмотреться к позе Глена и его языку тела, уже не кажется, что он сердится.

— П-прости… — лепечет Генри, понурив голову.

Герцог меряет взглядом худосочную фигуру Генри и поджимает губы, замечаю какой-то порыв супруга и жду его реплики. Кажется, что сейчас должны прозвучать какие-то очень важные слова. Руки в перчатках герцога то сжимаются в кулаки, то разжимаются обратно, он явно нервничает.

Что же сейчас будет? Примирение двух братьев?

— …Генри.

— Д-да?

— Больше не прогуливай занятия. Твой учитель фехтования…

А-а! Спасите, я больше не могу это выносить! Хлопаю рукой себя по лбу, тру морщинку меж бровями и выхожу вперед, вставая между герцогом и оробевшим подростком.

Может, я и обещала ему не высовываться, но это выполнимо, если дело касается только меня. Плевать, что муж меня не привечает и вообще не торопится выполнять своих обещаний, но смотреть на страдания ребенка я уже не в силах.

— Послушайте. Вы хоть раз пытались поинтересоваться, почему он прогуливает эти ваши занятия? — внутри кипит тихое раздражение, грозно смотрю прямо на своего благоверного.

Глен явно не ожидал от меня упрека в свою сторону. Но, тем не менее, герцог отвечает:

— Я ежедневно получаю доклады…

— Надеюсь, не сую нос в чужое дело, но их явно недостаточно. Этих ваших докладов. Вы вообще в курсе того, через что проходит ваш брат?

— Что вы имеете в виду…

— Чем руководствуется Генри, избегая этих занятий? Вы об этом думали?

Глен сжимает губы в тонкую линию, его челюсть напрягается. Не знаю, какое сейчас выражение лица у стоящего за моей спиной младшего Грейстона, но взглянув на брата, лицо старшего приобретает выражение полной обескураженности.

— Вижу, что нет. Мало назначить ответственного человека и пустить все на самотек, получая скупые ежедневные отписки.

И ежу понятно, что такого герцогу раньше не говорил никто. Его темные глаза округляются, он отступает назад и трет рукой висок. Мигрень? Тц. Молчание тянется недолго.

— Почему ты не посещаешь занятия? — герцог задает вопрос брату. — Слишком скучные? Не нравятся учителя? Сложно?

Скрещиваю на груди руки, отступаю на три шага в сторону, чтобы видеть лица обоих. Я не позволю им разойтись, пока все не прояснится, если понадобится, вцеплюсь в обоих мёртвой хваткой.

Но, честно говоря, то, что Глен сейчас сделал шаг и принялся напрямую интересоваться у Генри…весьма неожиданный, но приятный поступок. Он действительно прислушался ко моим словам. Удивительно.

— Нет. Все не совсем так, — бормочет юноша в ответ.

Глен запутался:

— Тогда почему ты их прогуливаешь?

— Ну…просто…я не так хорош, как ты, и мне…

Слышу, как скрипит ткань, так сильно его сиятельство сжал обтянутые перчатками руки в кулаки. Как только они целы остались?! Воу! Это еще что такое?

— Кто… — выдыхает герцог так, что становится похож на быка, перед которым помахали красной тряпкой. — Кто…посмел тебе это сказать?!

Генри отступает назад, решив, видимо, что ярость брата направлена на него. С трудом юноша подбирает слова:

— Я-я…никчемный. Это же всем известно. Бесполезный младший брат герцога Грейстона, имя которого никому неизвестно…

Герцогу требуется немного времени, чтобы осознать сказанное.

— Нелепость. Ты — мой брат, и ты не никчемный Генри, — Глен сокращает дистанцию, и я замечаю, как он тянет руку вперед, очевидно, намереваясь коснуться макушки смотрящего под ноги Генри, но так и не решается, опускает дрожащую ладонь вниз. Жаль.

— Я… — слова герцогу даются также непросто. — Прости меня. Я всегда занят и уделял тебе мало времени. После того…как из-за меня мама ушла, я думал, что ты меня возненавидел и…

Глен замолкает.

Я слышу, как на ветру шелестит листва и где-то вдали щебечут на кронах птицы. Какой странный сегодня день, и какой необычный вечер.