Но я не могла прийти раньше. Нет. Я бы себя и это новорожденное чувство к собственному супругу выдала с головой. Плакал бы тогда весь план и оставшееся мне время в поместье, да и на юге в целом.
Глен бы наверняка бы выставил бы меня прочь, отправив восвояси, возиться с неровно дышащей к нему девицей он точно не захочет, она ведь испортит весь его замысел и разводится откажется на отрез. А такая жена как я — ни ему, ни герцогству точно не нужна. Одним своим присутствием она как неразорвавшаяся бомба. Постоянное напоминание соседям за горами об угрозе их суверенитету. Да и для мужа я тоже неплохой такой символ, ну прям военное знамя. И не зря же он меня от селил от себя, видеть лишний раз не желал.
Вот угораздило влюбиться в него!
Набираю воздуха в легкие, чтобы сказать сама не придумала еще что или прогнать Глена прочь.
Вот это дела!
Одного вдоха достаточно, чтобы осознать, что непривычное давление на жалость и эта стремление стереть прочерченные меж нами границы приличий оказалось результатом хорошей такой попойки.
Ничего себе перегар!
— Ева-а-а, — зовет муженек, безмятежно улыбаясь и тянет ко мне руки. Краем глаза отмечаю, что на одной из них нет перчатки. И как раньше не заметила?
А. Была слишком занята любованием этого смазливого личика.
Отшатываюсь назад, герцог переступает через порог и оказывает в прихожей дома. Неловко вот так вот спустя столько времени снова встречаться лицом к лицу с мужем. Но, напряжение существенно меньше, чем было бы если бы Глен передо мной был сейчас трезв.
Красные щеки, взлохмаченные темные волосы и глаза, словно с какой-то поволокой…почему он в таком виде и состоянии кажется мне соблазнительнее обычного?
Воспользовавшись моей растерянностью, Глен сокращает дистанцию между нами и проводит руками по моим запястьям поверх тонких рукавов домашнего платья.
— Похудела…ты хорошо питаешься? — бормочет супруг, обдавая меня горячим дыханием с терпким привкусом спиртного.
Ему бы о себе поволноваться. Хмурюсь, гадая, что же такого произошло, что сподвигло его так напиться. Пристрастий муженька к бутылке ранее мной замечено не было. Он даже за ужином всегда игнорировал бокал красного полусухого, так чего вдруг такие перемены.
А тем временем, Глен, поведение которого становиться совершенно невозможно предсказать, вдруг притягивает меня к себе и крепко обнимает, кладя свой подбородок мне на плечо.
Тяжело мне. И в прямом, и в переносном смысле. В груди пожар. Сударь, вы виновны в краже моего сердечка! Теперь оно меня не слушается совсем!
— Поймал, — с улыбкой в голосе шепчет довольный муженька.
Отпихнуть бы его, но, во-первых, я гораздо слабее мужчины, и во-вторых, даже если получится, вряд ли этот пьяница устоит на ногах. Едва выздоровевшего мужа снова травмировать никак не хочется.
Поэтому, смирившись со своей судьбой, я продолжаю стоять словно стойкий оловянный солдатик и позволяю герцогу обнять мое бренное тельце еще сильнее, прижать к себе так, словно он думает меня поглотить.
Его лицо зарывается в мои распущенные перед купанием — да, до нежданного визита Глена я собиралась побаловать себя водными процедурами с ароматной пеной для ванны, но, к счастью, успела только воды набрать и распустить прическу — колючая щетина царапает мне шею и ключицу.
Словно ребенок малый, ищет утешения на руках родни. И это наш упрямый и холодный герцог? Вот эта милая булочка с корицей? Хе-хе.
Улыбаюсь, вся моя нервозность и отстраненность плавится и исчезает под натиском крушащего мои защитные стены Глена. Руки, до этого холодно опущенные вдоль тела, сами тянутся вперед и обнимают мужчину в ответ, гладят его нежно по широкой спине.
Один слой одежды разделяет кончики пальцев и разгоряченные мышцы. Почему он всегда такой горячий? Настоящая печка. Обогреватель ходячий. С таким никакие морозы не страшны зимой. Это так проявляется южная кровь? Но ведь Глен не из местных, его родители такие же имперцы как он сам. Или, это я такая ледышка?
— Ну-ну, и что же так расстроило нашего герцога? — хлопаю ритмично по предплечью Глена, согнувшегося практически вполовину ради не прекращающихся объятий и дозы ласки.
В голосе мужа удивление:
— Как ты узнала?
Смеюсь.
До чего же милый!
— Знаешь, Глен, тебе строго-настрого запрещается пить. Особенно в компании незамужних леди.
Категорично. Иначе его наивность и доверчивость сыграют злую шутку. Да и хватит с него девичьи сердца похищать. Достаточно и моего. Другим нельзя. Я не разрешаю.
— Хорошо, — бормочет приглушенно мужчина. — Если это ты меня просишь, то я…
До чего послушный! Муж не ведет себя как типичный пьяный. Не икает и не заплетается в словах, но ведет себя более открыто и даже прилипчиво.
Я топчусь на месте и хочу отстраниться, но мужчина с новой силой притягивает меня к себе. Так и задушить можно, если он еще немного постарается.
— Не пущу…
Вздыхаю. Отпустишь. Рано или поздно сам укажешь мне на выход. Не стоит давать ненужных обещаний, дорогой. Это я понимающая, но не все женщины такие же.
— Ладно-ладно, смотри, никуда я не ухожу.
— Не отталкивай меня, не говори уйти, не говори, что я проклятый и приношу только несчастья…только не ты. Не поступай так со мной, Ева. Ты…мой человек, — с какой-то старой обидой в голосе Глен как будто жалуется и одновременно умоляет, выдыхая мне в волосы.
По телу проносятся мурашки.
Это…довольно непривычное чувство осознавать чужую в тебе нужду и зависимость. Ощущать власть над другим человеком, что настолько тебе доверяет.
— Я…не твой человек, Глен, — отвечаю мягко. — Я тебе не принадлежу. И ты мне тоже. Однажды я уйду и…
— Нет! Ты — мой человек. Ева, ты моя. Никогда этого не позволю…
Часть меня хочет петь от радости, но другая рационально замечает, что Глен имеет в виду не то, что я себе придумала.
Это не любовь.
Обычно люди крепко цепляются за человека, который помогал им в трудные минуты. Они думают, что только этот человек на их стороне. Это доверие и своего рода симпатия — хороший фундамент для дружбы. Но это не любовь. Мне лучше не обманываться.
Вздыхаю устало.
— Ты слишком на меня полагаешься.
— А ты на меня совершенно нет. Кто-то же из нас должен, — парирует Глен, бормоча мне возле уха. Его подбородок с щетиной щекочет мне шею.
— Солнце уже село… — комментирую я происходящее, пытаясь намекнуть, что кое-кому и честь пора бы знать.
Глен с бархатистой хрипотцой замечает:
— Время идет слишком быстро.
— Думаешь? Мне кажется, что бесконечно медленно. Как было бы здорово закрыть глаза, а потом узнать, что месяц пролетел пока я спала.
— Оно идет в своем ритме, наплевав на все и вся. Хочешь ли, чтобы оно замедлилось или ускорилось, время будет просто идти. Тяжелые времена, когда настолько невыносимо, что хочется взять и умереть, пройдут. И та боль, что казалось никогда не забудешь, тоже позабудется. А время будет идти.
— Ты прав…
Все пройдет. И даже еще не наступившая боль от предстоящего расставания тоже. Я улыбаюсь и снова хочу выскользнуть из цепких объятий супруга. Наконец, мне это позволяют.
Поднимаю голову, заглядывая Глену в лицо. Если бы не запах, то сложно сказать, что он сейчас немного не в себе.
Смеемся мы одновременно и без повода. Глупость какая, да еще и заразительная! Только философствования не хватало на ночь глядя. Воссоединение с его сиятельством идет совсем не так, как можно было бы ожидать и предполагать. Но отчего-то так легко стало на душе, хотя проблемы все те же и никуда не делись.
Я затихаю, резко оборвав смех, только тогда, когда руки касаются мужские пальцы. На лице герцога снова серьезная решительность.
— Моя рука…ты могла меня бросить. Но ты держала ее. Несколько раз.
Глен смотрит вниз на мои губы и подается вперед.
32
Я замираю, время словно замедляется. Лицо мужа все ближе и ближе. Могу разглядеть каждую его ресничку. Сердце в груди трепещет. Хочется сбежать и одновременно чудится, что нет такой силы, которая заставила бы меня сдвинуться даже на полмиллиметра.