— Я хотел бы снова попросить прощения, — говорит герцог, предварительно прокашлявшись, чтобы привлечь мое внимание.

Тихо вздыхаю, переводя глаза с цветущей азалии, качающейся на слабом ветру, на мужчину.

Хорошо. Будь по-твоему, сдаюсь я.

— Ладно. Прощаю, — улыбаюсь Глену и продолжаю медленно идти в сторону своего домишки, игнорируя вытянутое лицо супруга.

— Мне следовало тщательнее озаботиться безопасностью, взять во внимания присутствие дамы… — продолжает тему герцог, не веря в дарованное ему «прощение».

Качаю головой, нет, так все же не пойдет.

— Я не какая-то там дама, Глен, я твоя жена. Я все понимаю, не дурочка. Ты не виноват, это же не ты нападение организовал?

Щурюсь на мужа, давя улыбку.

— Что?! Нет конечно! — возражает шокированный герцог.

— Ну вот. И ничего предугадать ты тоже не мог, верно? Обычно ведь они так прямо не нападают? — спрашиваю, уже предполагая утвердительный ответ. — Твои люди справились, опасность миновала. Я не настолько слепа, чтобы винить тебя, своего супруга, который лично обнажил меч и рисковал собой, чтобы меня защитить.

— Но…

Мягко сжимаю руку мужчины под локтем, за которую держусь. Через одежду такой контакт у Глена не вызывает никакой реакции, — отмечаю про себя.

— Мне некуда бежать, даже если бы я хотела. И в отличии от многих столичных леди я так просто не пугаюсь, поверь. Все в порядке, не обижаюсь и не злюсь на тебя, мне не за что. Я не ранена, и даже толком ничего не видела. Немного потряслась из-за нервов и пребывания в неизвестности в карете, но уже отпустило…лучше, ты мне расскажи про этих людей, за что они борются, чего хотят, в чем разница между простыми повстанцами и радикалами.

Чем по крупицам собирать информацию, пусть уж лучше сам герцог мне исповедуется. Я же тут в бизнес хочу вложиться, и тут появилась угроза, что денежки мои могут сгореть не окупившись.

Кто поедет на юга отдыхать, когда тут такое происходит? Саботаж от всяких бандитов крайне не нужен, плохая реклама вовсе не реклама. Боязливые дворяне носа не станут совать, как бы прекрасны не были грязи и минеральные воды и их свойства. А ведь эти самые борцы за независимость еще и дороги перекрывают, и много чего еще вредительствуют.

Первый шаг избавиться от проблемы, понять ее истоки, узнать ее корни. От вредителей же нужно избавляться.

Глен долго вглядывается в мое лицо и, наконец, отведя взгляд в сторону, принимается за рассказ.

— Раньше, когда имперцы только появились в здешних землях, повстанцами называли людей, борющихся против того, чтобы юг вошел в состав империи. Они боролись за дело, которое считали правым и пытались защитить свою землю, как им казалось от врагов, рискуя собственными жизнями. После же, когда многие поняли, что зла им никто причинять более не намерен, и мы хотим мирного сосуществования, те из них, кому было что терять — семьи, дома, пашни — сложили оружие, и согласно указу моего отца за прошлые деяния, сколь преступными они не были, наказанию они не подвергались. Однако сдались не все. Ева, в этих краях нет разбойников, в отличии от остального Норталиса. Здесь лихие люди творят бесчинства, грабежи и нападения под предлогом борьбы за правое дело. На самом же деле, это просто бездельники и тунеядцы, не желающие жить честным трудом. Вот кто сейчас так называемые повстанцы, большая их часть, по крайней мере.

Я киваю.

Логично, простой обыватель, у которого есть семья, видя, что его дети могут получить образование и лечение, что обстановка на юге становиться медленно, но лучше, перестанет бороться за несбыточное, понимая, чем рискует и что из двух зол лучше выбрать меньшую, ибо соседнее королевство спит и видит заполучить выход к морю, который может предоставить порабощение юга. Это закон выживания в гипертрофированном на уровень межгосударственного масштаба. Так было испокон веков везде, где есть люди и земля, и так будет, несмотря на развитие и цивилизованность общества.

— Радикалы же, в отличии от нынешних повстанцев приверженцы крайних настроений. Они готовы на все, даже на убийство своих же, мирных и безоружных жителей — детей, стариков, женщин — в угоду обладать властью. Не гнушаются подрывать дороги и перевалы, поджигать поля, вредить своей земле, якобы избавляясь от паразитов, как они называют нас, имперцев. Зачастую они готовы рисковать своими же жизнями. Так что мотив у них, в отличии от пытающихся разжиться богатствами бандитов, скорее идеологический или даже, сеющий хаос и страх, — объяснят терпеливо супруг. — Я подозреваю, что без вмешательство нашего соседа из-за гор, страны Соммер, не обошлось. Но таких людей с каждым годом становится все меньше и меньше, и встретить их вот так на дороге — нечто из ряда вон выходящее.

Как я и предполагала, напасть и рубиться на мечах, не требуя выкупа и не призывая сдаться, выходит за линию поведения обычных повстанцев, читай, бандитов. И каждый день тут такое точно не происходит. А значит, именно мой приезд скорее всего и стал триггером.

Но почему?

Радикалы в курсе планов императора, в курсе, зачем этот брак.

Бесит. Как же меня бесит, что знают все, кроме меня!

— Ева? — зовет герцог.

Я моргаю и замечаю, что слишком сильно сжала пальцы на его предплечье.

— Прости.

— Ничего. Ты в порядке?

Темные глаза лучатся участием и чем-то еще, что раньше в них я не замечала.

Можно ли верить его сиятельству? Император меня использует, отец продал, радикалы хотят убить, а собственный супруг держит на расстоянии, не позволяя жить в одном с собой доме. Я вдруг понимаю, что как бы мне не нравился Генри, как бы я не пыталась выстроить дружелюбные отношения с мужем, если пропадет во мне надобность, то…что будет тогда? Да, Глен говорил до этого о разводе, и я к нему готова, но, если придется делать выбор, вряд ли мои интересы будут его волновать. Сколько бы денег не было в моем распоряжении, я всего лишь женщина, всего лишь та, кем можно распоряжаться.

— Почему ты на мне женился?

Герцог удивленно застывает на месте.

— Что? Ева, почему ты спрашиваешь, если…

— Я знаю, что так приказал император. Но почему? Если бы ты отказался, разве он бы не принял во внимание твое желание?

Губы герцога сжимаются добела, брови сводятся к переносице.

— Ева, чем занимается твой отец?

Теперь моя очередь недоумевать.

— Сталью. Он добывает руду и отливает сталь… — отвечаю неуверенно. К чему муж клонит?

Глен улыбается, но эта улыбка не трогает его глаз. Смотрит на меня на как глупую, недалекую девицу.

— А что делают из стали?

Да много чего. Столовые приборы, строительные арматуры, правда, не знаю, насколько продвинулись в этом мире, самолеты, которых опять же нет, рельсы, тоже здесь не использующиеся и…

— Оружие. Мечи, кинжалы, пушечные ядра, арбалеты, наконечники стрел, гарпуны, доспехи, щиты… — перечисляет Глен. — Ева, ты — залог возможной в будущем войны, которая с легкой руки моего дяди может в любой момент развернуться на этой земле. Империи живут войнами и завоеваниями. В планах его величества все королевство Соммер и земли по ту сторону моря.

Внутри все холодеет. Черт, хочется присвистнуть. Да у Константина губа не дура! Он юг до сих пор не приструнил, по-честному, радикалы всякие бегают, дороги закрывают, а тут — королевство хочет соседнее. И море пересечь…Нужен ведь флот, нужен порт и верфь, корабли! Какие-то слишком чересчур планы, как по мне.

— Амбиции так и хлещут.

Глен тихо смеется. Опять же, смех его такой, что присоединиться желания не вызывает. Холодный, ядовитый.

— О да. Но при нем ты так лучше не говори.

— Однако, на его веку такое вряд ли произойдет, — неуверенно произношу я.

Герцог кивает и знающе объясняет:

— Готовит фундамент для преемника. Через лет десять мой кузен вполне может оказаться на троне. Трудно пока говорить, может, ему покажется достаточным то, что уже имеется. Загадывать наперед невозможно.