Моргаю, обдумывая запоздало сказанное мужем.

Что прошлый раз, когда мы обсуждали его политику разрешения проблемы преступности, что сейчас, явно свидетельствует о том, как он осторожен и вдумчив. Но мне кажется, что эти вот размышления о последствиях — зыбкая почва для построения риторики. Кто знает, что — будет, а что — нет. Боясь рисков, может вообще тогда я затворницей стану, обрезав все контакты с внешним миром? Мало ли, всякое же может произойти и, наоборот, не произойти.

Стране выгоден сильный и процветающий юг. С выходом к морю, с достаточным количеством работоспособного населения и профицитом бюджета, уплачиваемыми в казну налогами. У любой медали есть и другая сторона, не все же пессемистичные мысли плодить. Но, вряд ли я могу достучаться до герцога. Мы с ним совершенно разные.

— Тогда еще более странно, Глен, что ты поддался своему дяде и женился на мне. У такого осторожного труса как ты, разве не было запасного плана как избежать этой свадьбы? — слова выходят хладнокровными, и я почти мгновенно жалею о том, что произнесла их вслух, но остановиться уже не могу. — Может, ты и о том, как нам развестись прямо сейчас, без необходимости ждать год, знаешь? Поделишься? Без меня в качестве герцогини и залога поставок вооружения ведь будет меньше рисков и для тебя, и для твоей вотчины.

Выражение лица у Глена становится таким, словно я зарядила ему оплеуху.

Сожаление сожалением, но назад сказанного вернуть невозможно. Да и просить прощения, когда пусть в грубой форме, но высказала все, что накипело, я тоже не собираюсь. Он тоже много чего позволил себе лишнего!

Глен к моему удивлению, не злится и не кричит, он вообще предпочитает никак не реагировать, накинув на лицо холодную маску после короткой вспышки разочарования и боли в черных обсидиановых глазах.

Я фыркаю. Даже сейчас продолжает осторожничать. В порыве ярости и гнева я видела его лишь тогда, когда вскрылась правда про экономку.

Бессмысленно оставаться, никакого ответа, даже категорично-отрицательного, мне не дадут. Разворачиваюсь на каблуках и иду прочь из столовой и главного здания. Внутри клокочет вулкан тихой ярости.

Я терпела. Долго. Много. Делала то, что от меня ожидалось, противореча себе, и что в итоге? Что тогда, что сейчас, на мое мнение всем плевать. Даже удосужится объяснить свою позицию не хотят, приходится клещами вытягивать.

Разве я настолько вызываю сомнения и недоверие, что так сложно становится поделится точкой зрения? Либо считает, что я изначально не пойму, либо предполагает, что вовсе не достойна знать — вот и все причины подобных поступков.

Зачем все это — свадьба, альянс двух неугодных друг другу людей, которые даже под разными крышами находясь, не могут друг с другом ужиться и договориться?!

Топаю к своему домишке и поджав губы, влетаю внутрь, игнорируя удивленных служанок. Только в собственной комнате, когда идти уже некуда, я перевожу немного дух.

Что на меня такое нашло? Чего я вообще злюсь, принимаю близко к сердцу?

Ничто меня не держит на этих землях и вообще в империи, — приходит вдруг удивительная мысль. Так подумать, что преданность родителю Евы, что ее верное подданство взрастившей ее империи — мне лично до лампочки на эти заморочки.

Я — не она.

Ни муж, ни страна, ни отец не являются для меня тем, ради чего я бы терпела невзгоды. Мир не ограничивается одним этим континентом. Вполне можно было бы сесть на корабль и уплыть на далекие земли, где никто не знает имени Евы Эверетт и ее прошлого, начать там сначала без балласта обязанностей и ожиданий, что идут в комплекте с этим телом. Честно говоря, этот поступок даже кажется правильней и проще, чем плясать от чужих исходных данных, доставшихся в наследство с телом.

Бросить все и сбежать — как же заманчиво. А если найдут, снова скрыться. Хотя, можно и вовсе инсценировать свою гибель, тогда и искать не будут…

Остаток дня и вечер я провожу в наивных и несбыточных мечтаниях о том, что никогда не случится. Но то и дело всплывающие в мыслях слова герцога не дают покоя и наконец берут верх доводы рассудка.

Глен так поступил, потому что волновался. И в случае с Эваном, которому вынес запрет на приближение, и в ситуации с строительством лечебного курорта…я четко вижу разумные опасения в его словах.

Его отец делал для Юга все, и в одно время эти земли достигли небывалого для своей истории подъема в экономике, но на этом пике произошел «несчастный случай», из-за которого он оказался в могиле, не дожив и до сорока лет. Как ни крути, но причинно-следственная связь тут прослеживаться должна.

Если взять во внимание положение Евы в разворачивающейся геополитической игре, то ей выгодно быть в браке с Гленом как можно дольше. Только он, герцог, может ее защитить.

Очевидно, из двух зол, эта лучше, нежели оказаться разменной монетой в руках батюшки-магната руды и императора, с которым тот явно находится по одну сторону баррикад. Да, пусть изначально сам этот брак был результатом промысла этих двоих, но для бесправной женщины, уж лучше быть герцогиней и невесткой его величества. Отнимая свободу, они одновременно и наделили меня некоторыми ее аспектами, как бы подобное не было смешно.

Мой муж не хочет войны, не хочет провоцировать собственного дядю и соседа за линией высоких гор. Логично для него было бы отказаться сразу же от такой жены, как я, или же, что более в его характере, пойти на уступки и подождать год перед тем, как развестись.

И тем не менее, он мог бы обращаться со мной гораздо хуже, чтобы, не выдержав такого отношения и унижения — что мной и наблюдалось поначалу по указке экономки Фриды — заставить женушку сбежать с позором. Но вместо этого муж думает о таких вещах, которые в голову другому на его месте не пришли бы. Жить раздельно, чтобы не было проблем со вторым замужеством, отказаться от приданного, хотя трудности в герцогстве имеются немалые, запретить жене брать на себя риски, чтобы потом она не столкнулась с бременем ответсвенности.

Честно говоря, я тоже не подарок. Нужно было рассказать Глену про предложение Эвана, посоветоваться с ним, перед тем как обнадеживать горе-предпринимателя, выслушать, что думает хозяин Юга о такой идее развития собственной территории. Уверена, мы смогли бы найти решение.

Я вздыхаю в кресле на веранде и поднимаю глаза на розовое из-за заката небо.

Как именно погиб прошлый герцог Грейстон, отец Генри и Глена?

Известно только, что это тайна, покрытая мраком. Слуги не знают, а больше спросить не у кого. Бередить зажившие от потери раны его сыновей мне не хочется, но видимо, когда-нибудь придется.

Наверняка, это дело рук радикалов-повстанцев/шпионов соседнего королевства. Они здесь главные нарушители покоя, после обычных бандитов, прикрывающихся за лозунгами борьбы за независимость. И если с последними еще можно бороться мирными путями, то с первыми, увы, все выглядит так, что ничто иное, кроме полного искоренения и уничтожения, не подойдет.

Бессонная ночь дает о себе знать, давлю один зевок за другим.

— Выглядишь не очень.

Генри не выказывает удивления, обнаружив меня за столом с утра пораньше, спустившись к завтраку.

— Ты тоже, красавчик.

Указываю на щеку, где у подростка поселилась желтого цвета клякса. Парень трет и размазывает присохшую краску еще хуже.

Генри занимает место за столом напротив и жадно опустошает стакан с соком, и только после этого знающе роняет:

— Вчера после твоего ухода он заперся у себя. Я вставал ночью попить, и свет в кабинете все еще горел. Не знаю, когда он лег спать, но завтрак Глен либо пропустит, либо закажет к себе.

Благодарю мальца и встаю. Действительно, лучше идти к мужу, чем ждать появится ли он вообще. Пока не доложили о моем приходе, уж лучше застать врасплох, а то вдруг еще вздумает избегать.

— И еще, в следующий раз, вы хоть стесняйтесь. Понимаю, что мы семья и все такое, но ваши любовные ссоры слушать убивает мой аппетит.