Странно, но его отвергать мне не хочется. Я хочу продолжать…как назвать это правильно? Когда о другом человеке заботишься, внимательно относишься, когда интересно, какие у него были чувства, когда он вот так улыбался…кажется, мои ожидания постоянно повышаются. Жадность завоевывает мое естество. Ведь так по-человечески, желать чего-то, обладать этим всецело.

Но…

Если из-за меня с ним что-то случится, я не смогу жить. Не смогу…это осознание пугает до ужаса.

Вот насколько я полагаюсь на него.

Как же я вела себя раньше… и что же мне теперь делать дальше?

Одно знаю точно. Пока эти чувства не успели меня связать, пока мыслей не стало больше, пока надежды не успели поглотить…я хочу сбежать.

Вдалеке слышится лошадиное ржание, звук вспахивающих землю копыт и мужские голоса.

Даже если бы я могла…бежать уже поздно. В другой ситуации я бы рассмеялась над этой иронией.

Беспомощный Глен на моих руках, приближающиеся люди — друзья или враги — как же я могу? В горе, и в болезни, в радости и богатстве…Мы женаты, так что мы не должны умирать по-отдельности.

Голоса принадлежат отряду рыцарей из поместья. Увидев знакомые лица и герб на их одежде я выдыхаю с облегчением. Мужчины что-то говорят, я отвечаю, как могу, рассказывая о том, что с нами произошло накануне, Глена поднимают и грузят на коня, теперь он лежит на командире рыцарей, кареты нет, и путь до дома придется проделать только так.

Самое главное сейчас оказаться в безопасном месте. Меня не покидает чувство, что из-за густых деревьев за нами кто-то следит. Или же, все это — моя паранойя.

Мне помогают забраться на лошадь к одному из мужчин и именно так, в окружении бдительных и вооруженных до зубов охранников мы добираемся наконец до поместья герцога.

Я не плачу и вроде бы чувствую себя нормально физически, но нахожусь в каком-то странном оцепенении. В сторону так и не пришедшего в себя мужа стараюсь не глядеть и по приезде быстро вместе с встревоженными и поджидающими меня служанками ухожу к себе в домик. Все будет хорошо. К герцогу сразу же направили целителя, он поправится. Да, во мне рядом с ним нет никакой нужды, убеждаю саму себя.

Часть рыцарей снова отправляется назад, видимо, для того чтобы найти обломки кареты и кучера, если он выжил, а также следы и возможные в округе.

— Ваше сиятельство, ванна готова.

— А? Да, хорошо.

Встаю из кресла, удивляясь, когда я успела в нем обосноваться и сколько уже времени смотрела в никуда, плетусь за робкой Эмили в сторону ванной.

В помощи горничных чтобы помыться я не нуждаюсь и всегда предпочитаю купаться самостоятельно, хотя в этом мире такое не особо принято. Но пересилить себя в вопросах сохранения некоей интимности мне слишком уж сложно.

Опускаюсь в горячую воду и зябкость, охватившая тело, потихоньку рассеивается. Подтягиваю к себе колени и опускаю на них подбородок, обнимая ноги руками.

Пора бы и перестать уже отрицать очевидное, да? Если я даже была готова умереть вместе с ним, какой смысл теперь делать вид, что этого не было.

Я испытываю симпатию к собственному мужу.

Нет, не так.

Глен мне нравится. Довольно сильно нравится.

Вопрос теперь в том, что мне делать с этими чувствами.

Эх, я вздыхаю, сдувая вперед плавающую на воде пену. Вот бы их не было. Этих неуместных эмоций. Совершенно лишние и ненужные они в плане герцога развестись со мной через…х-мм, получается уже меньше года. Помеха, ошибка, лишенный смысла сюжетный поворот…

Когда мне предстоит уйти, покинуть Юг, я хочу сделать это с легкостью на душе. Хочу прямо держать голову, отправляясь вперед на встречу неизведанному, а не так, словно себе сердце рву на куски.

Едва не оказавшись снова на пороге смерти, мне открылась простая правда, которую я прежде старалась не замечать. И это перерождение, и новая жизнь отчасти продолжали казаться какими-то не до конца реальными. Словно я открою однажды глаза со звоном будильника и снова окажусь у себя в дома, на съемной квартире в огромном мегаполисе бетонных джунглей, тщетно стараясь вспомнить, что же такого удивительного мне снова приснилось.

Только страх, самый первобытный и необъятный, такой, с каким невозможно бороться — страх смерти — заставил меня переосмыслить многое.

Никто не гарантирует мне еще один шанс. Бог любит троицу? Я не хочу проверять эту теорию. Не хочу снова умирать и снова перерождаться в месте, где меня никто не любит и не ждет. Это мой последний шанс. Я не хочу провести еще одну жизнь полную сожалений и несбывшихся мечтаний.

Поэтому…я не буду помехой в идеальном плане Глена. Он так сильно хочет развода, что даже отселил свою молодую жену в эту пристройку. Не притрагивается и пальцем к ее приданному, чтобы не делить потом имущество черед суд и затягивать процесс. Да и обязанностей герцогини, вроде ведения домашней бухгалтерии и управления слугами, я почти никаких не выполняю, чтобы после моего отъезда прочь из этого дома не возникло никаких сложностей.

Я неплохо успела узнать того мужчину, что является моим мужем. И одно из тех качеств, которое мне в нем нравится, в конце концов станет причиной нашего расставания в обозримом будущем.

Его тихая настойчивость и непоколебимость, продумывание наперед, за которые я его уважаю — давно уже, вероятно, даже до нашей с ним первой встречи — заставили его принять решение, которое он непременно доведет до конца.

По сравнению с чужой жизнью, с благополучием других людей, с миром на этой земле…мои чувства — это просто ничто. Я не хочу их обесценивать, но они оказались лишним и непредвиденным элементом в нашей, казалось бы, идеальной игре в супругов. Чем мечать и надеяться, лучше пресечь эти ненужные надежды на корню. Когда не имеешь, не так больно потом терять.

Следующие несколько дней проходят до тошнотворного спокойно. Ни кареты — ее обломков — ни кучера-предателя так и не находят, словно ничего из этого никогда не существовало.

Я не навещаю Глена. Генри докладывает мне каждое изменение в его состоянии и этого вполне достаточно.

— Снова рвется сесть за эти стопки бумаг. Я ему говорю, что работа никуда не денется, а он продолжает упрямиться. Все дела, что связаны с организацией охоты, тоже пытается контролировать сам…Ева, может, ты… — Генри жует мандарин, составляя мне компанию, вернее, отвлекая меня от чтения.

В этот раз не роман. Непривычно, да? Для меня тоже. Это стопка газет за прошлые года, причем не только нашей империи, но и зарубежные.

— Пожалуй, нет. Как его раны? — не поднимаю головы от чтива, но так и вижу, как Генри закатывает на меня глаза. Встречаться с Гленом я лично не намереваюсь так долго, как только возможно. Лучше нам отдалиться друг от друга. Как говорится, с глаз долой…

— Я что, по-вашему, заделался гонцом? Или шпионом?! Если так интересно, спроси у него сама, герцогиня! И вообще, братец мой тоже хорош, скажу тебе по секрету, он там надумал уже всякого, то рвется к тебе, то подальше держится, когда ты в библиотеку приходишь.

— Вот как, — комментируя я тираду деверя, стараясь не показать на лице ни единой эмоции. Это только больше распаляет подростка.

— Ага! Каждые два часа командир рыцарей к нему с докладом бегает, расследование такое развернули, что этого кучера все герцогство в лицо знает, везде плакаты с его физиономией, живым или мертвым награда за него такая, что нет-нет я сам подумываю присоединиться к поискам.

— Да? — переворачиваю страницу старой газеты не особо заинтересованно в беседе.

— Не веришь?! Глен хочет непременно найти преступника и тех, кто за ним стоит. В этот раз он спуску им не даст. Как он вообще вдруг решился в карету сесть? Ева, вы, северяне, что, владеете особыми чарами? — Генри чистит еще один мандарин и кидает его в рот целиком. — Если бы я знал, что вы на море едете, с вами бы поехал. Но нет, вы предатели, дождались, пока я свалю из дома в этот «поход» и умчались вдвоем. Нечестно вообще.