Кошусь на герцога. Действительно, на щеках расцвели два алых пятна. Уши тоже покраснели. А раньше ведь ничего не было.
Ну, довольно жарко сегодня, солнышко припекает. Благо, у меня шляпка на голове, а вот бедный герцог действительно не заботится о себе, подставляясь прямым лучам солнца. Да и книги мои — та еще тяжесть. Можно же рыцарю отдать, чего он взялся их сам таскать? Ладно, его сиятельству виднее, пусть делает как ему угодно.
Забираюсь в карету, горничная Клер следом, а подросток садится последним, споро доставая свой альбом и карандаш. Наши покупки Глен кладет на свободное сиденье, краснота заметно сошла с его лица. Значит, виновато было вовсе не солнце.
Кучер трогает лошадей, экипаж в сопровождении всадников рыцарей и герцога верхом двигается обратно в резиденцию Грейстон. Но поездка домой омрачается неожиданным событием.
Когда экипаж выезжает из города на полевую проходящую через пролесок дорогу, снаружи слышится подозрительный шум. Людские голоса и топот лошадиных копыт становятся громче.
— Что за… — Генри бросает рисование и выглядывает в окно. Его карандаш летит куда-то под сиденье, карета резко тормозит.
— Что там такое?
Я подаюсь вперед, но рука юноши не дает мне выглянуть наружу.
— Ева…На нас напали.
Генри оборачивается ко мне лицом, глаза расширены от шока и страха. Клер, моя горничная, заметно напрягается рядом.
— Кто мог… — не договариваю, услышав лязг мечей и крики.
Отталкиваю подростка в сторону, и выглядываю из кареты. Глен и шесть сопровождающих нас сегодня рыцарей герцогства вступили в бой, обнажив клинки, против неизвестных мужчин в темных одеждах, закрывающих лица повязанными до самых глаз платками и капюшонами. Нападающих по крайней мере в два раза больше.
— Не выходите из кареты! — кричит Глен, коротко взглянув на меня и возвращается к поединку, протыкая мечом своего оппонента в живот.
Это все происходит по-настоящему, — проскальзывает в голове мысль, когда я наблюдаю, как раненный ассасин повержено падает на колени, прижимая к быстро расползающемуся пятну крови на одежде руку, зажимая тщетно рану.
Чувствую, как стремительно бледнеет мое лицо. В ушах звенит, а перед глазами темнеет, Генри тянет меня за рукав, возвращая обратно в карету на покинутое сиденье. Впервые я стала свидетельницей столь жестокой сцены. Это не фильм, не постановка. Все реальность.
— Ева! — подросток трясет меня за плечи. Моргаю и прихожу в чувство, встречая испуганный взгляд Генри.
Нельзя! Не время отключаться и давать слабину.
— Давайте на пол. Живо! — приказываю Клер и Генри и пригибаюсь вниз сама, сползая с места на покрытое ковролином дно экипажа.
Лязг стали снаружи становится громче и интенсивнее. Иногда слышатся крики и звуки вспарываемой мечом плоти и ткани. Бой не прекращается. Время тянется бесконечно медленно. Сколько уже прошло не могу даже предположить? Минуты? Часы?
Я протягиваю руку в сторону и сжимаю дрожащие пальцы Генри. Ему страшно. Мне тоже. Клер рядышком дрожит. Ее ладошку я тоже хватаю другой рукой и обнадеживающе сжимаю, стараясь немного успокоиться сама.
Все будет хорошо. Все будет хорошо. Повторяю про себя эти три слова снова и снова.
Мы в ловушке. Из кареты только на рожон лезть, рисковать зазря. Выхода нет, остается только ждать, кто победит. Если наши защитники падут, следующими на очереди окажемся и мы трое. Вряд ли нападающие станут щадить угловатого подростка и двух слабых и безоружных женщин.
Кто эти люди? Зачем им на нас нападать? Что такого им сделали, что безо всяких объяснений они вознамерились убить герцога и его приближенных?
Внезапно звуки снаружи утихают. Да так, что не слышно вообще ничего, кроме звуков дыхания Генри, Клер и моего. Спина быстро покрывается ледяным потом. Все…закончилось? Но каков исход?
Смотрю вверх, как опускается вниз со скрипом ручка, кто-то собирается открыть снаружи дверь. Машинально пытаюсь загородить собой Генри, если получится, может, он сможет выбраться с другой стороны экипажа и сбежать…
Но все мои расчеты и страхи канут прочь, когда с другой стороны предстает фигура герцога, моего супруга. Выдыхаю. И неловко пытаюсь подняться на ослабевших ногах с пола.
Одежда Глена в крови, лицо в капельках запекшейся крови, явно чужой, поскольку ран на голове не наблюдается. Взгляд у мужа мрачный, суровый, но осматривает он нас с облегчением в глазах. Да мы не пострадали, только порядком струсили! А вот за себя бы, супружник, побеспокоился.
Пробегаюсь по нему глазами с головы до ног, отмечая, что, к счастью, муженька не ранен. В мыслях возникает сцена того, как герцог вспарывает нападающему в черном живот. М-да, этот мужчина не из робкого десятка и так просто не подставится.
— Кто это был? — спрашивает, поднимаясь и сразу же плюхаясь на сиденье Генри у брата. Да, именно, меня это тоже интересует.
Присаживаюсь на мягкую обивку и выдыхаю, бежать куда-то я с такими ногами точно бы не смогла. Слабачка, аж стыдно. Может, поучится самообороне и оружием обзавестись? Юг оказался опаснее, чем я могла себе представить.
— Радикалы из приверженцев борьбы за независимость, — сообщает Глен, снимая с рук мокрые от крови перчатки.
Наблюдаю за его движениями не моргая, словно загипнотизированная.
— Из наших все живы. Альфред и Джайан…
Служанка Клер резко вскидывает голову, заслышав последнее имя.
— Ранены.
Моя горничная кусает губу и переводит взгляд в пол, о чем-то волнуясь.
— Можешь проверить брата, ступай, — говорит Глен, и девушка, благодарно склонив голову, покидает карету, распахнув другую дверцу, чтобы не протискиваться мимо своего господина наружу.
Не знала, что у нее есть брат среди рыцарей.
Красные от крови когда-то белоснежные перчатки летят на землю. Прослеживаю их судьбу и приклеиваюсь взглядом к рукам герцога. Красивые и длинные пальцы, все целые, как и бледная кожа рук, без шрамов и внешних повреждений.
Руки и ладони совершенно обычные части тела, в них нет никакой сакральной тайны, но впервые вот так вот увидеть всегда спрятанные мужчиной участки кожи кажется каким-то очень интимным событием. Наверное, по этой причине я не могу оторваться от них до тех пор, пока Глен неловко не убирает руки за спину, прочь от моего изучающего взгляда.
Поднимаю голову, сталкиваясь глазами с мужем.
Его уши опять краснеют.
— Сильно… испугалась? — интересуется его сиятельство, делая странную паузу между словами.
Открываю рот, но ответить не успеваю.
— Еще бы! Я думал, что все, прощай жизнь! — жалуется громко Генри, расстегивая верхние пуговицы рубашки. — Дай пройти, не могу больше в карете находиться! Задыхаюсь!
Глен не двигается с места, загораживая проем двери кареты, отказываясь выпустить юношу наружу.
— Лучше не выходить. Вам обоим. Зрелище не из приятных.
Генри пытается было возмутиться, но замолкает, когда ворвавшийся с ветром в экипаж запах крови касается носа.
Его старший брат устало трет голой от перчатки рукой лицо, размазывая багровые пятна.
— Нам придется некоторое время подождать, двое рыцарей отправились вперед по дороге до поместья за подкреплением. Если они не вернутся в течении получаса, мы вернемся назад в город. Продолжать путь может быть опасно.
Я копаюсь в дамской сумочке и, обнаружив искомое, протягиваю герцогу. Мужчина неловко замирает, но тянется вперед, осторожно, не касаясь пальцами, забирая из моей руки платок. Одно движение, и я бы легко могла взять его за руку.
— У тебя…лицо, — показываю на свои щеки, когда замечаю в темных глазах Глена недоумение. — В пятнах.
Уголки губ Глена напрягаются, он вытирает светлой тканью щеку и отнимает окрасившийся в багрянец платок от лица, удивленно обнаруживая на нем кровь.
17
В другой ситуации я бы рассмеялась, настолько выражение всегда собранного и сурового герцога сейчас выглядит комично. Расширившиеся от неожиданности глаза, которые быстро находят мое лицо и долго вглядываются, ища и не находя на нем какие-то неизвестные эмоции, поджатые от разочарования или чего-то еще губы…