Да уж, как все печально. Но пока мы живы, ничего не потеряно! Главное, что время есть. Прошлое не переменить, но будущее и настоящее в наших руках!

Глен отпускает раздражение, крики Фриды, уводимой все дальше и дальше становятся едва слышны. Вот так потеха была наблюдавшим из окон дома слугам, больше, чем уверена, что они приличиями себя не стали ограничивать и уши хорошо погрели.

— Я должен извиниться. Как хозяин поместья я был невежественно глуп и слеп.

На лице герцога крайняя степень затрудненности. Я переглядываюсь с Генри. Не знаю, что именно читает в моих глазах подросток, но он кивает. Э-э?

О, ясно!

— Не плачь над разлитым молоком, Глен. Упрекай себя недолго. Но помни об этом долго-долго. Хорошо? — улыбаюсь я.

— Хорошо, — отвечает герцог.

Не стоит позволять сожалениям превратиться в шрамы. Ни я, ни Генри не настолько жестоки и бессердечны, чтобы до конца жизни винить Глена в том, что не было полностью его виной. Недоразумения случаются из-за недостатка взаимопонимания, но это не смертный грех, над этой проблемой можно поработать и устранить ее. Все пройдет. Да, пусть сейчас и в прошлом все было не очень прекрасно, но ничто в этой жизни не вечно. Через год солнце все также будет вставать каждое утро, так что прими это и живи дальше.

Глен стал герцогом в пятнадцать лет. С тех пор минуло десять. Наследников титула обучают, но даже с завершением этой учебы настоящая школа жизни не прекращается. Как с получением диплома освоение какой-либо профессии только начинается, так и становление властителем обширных земель всего лишь начало пути, а не конечная точка. И если взять во внимание факт, что мой благоверный не просто пришел в эту точку неподготовленным и раньше срока, но и еще не имел никакой помощи и людей, которым можно было бы верить, вообще удивительно, что он дожил до своих лет и сохранил свой титул и южные территории.

После сцены на крыльце и устранения с глаз экономки — пусть Глен с ней сам разбирается, так просто мужчина не спустит с рук ее преступную деятельность — мой багаж переносят на лужайку перед моим домиком. Помимо Эмили я обзавожусь еще тремя горничными и вместе с ними пару дней убиваю на то, чтобы все сверить со сметой, которую передает мне один из рыцарей, отвечавших за перевозку груза из столицы до герцогства Грейстон, на предмет наличия и целостности рассортировать и убрать на выделенное для хранения место.

Сундуки с приданным занимают всю свободную гостевую комнату на втором этаже. Я богата! А если добавить к этим деньгам те, которые должны были быть положены мне в качестве содержания, что передает лично в руки муж, то богата я неприлично! Приданое можно не трогать и сохранить на случай чего, а жить спокойно на выделяемые герцогом денежки.

Если раньше дни были полны скуки и лени, то сейчас такое чувство, что эти качества возвели в квадратную степень. Никто меня не трогает, герцога я вижу редко, Генри выписали из столицы наставника, что должен прибыть со дня на день, и со слов юноши, который теперь получает уроки от брата, этот человек занимался учебой самого герцога и славится своим уникальным мышлением и подходом. Даже не знаю, хорошо это или нет, но кажется, Генри выбором брата доволен, и ждет прибытия наставника с большим энтузиазмом.

Диета младшего Грейстона после удаление с глаз Фриды, что находится под стражей где-то в дальней части поместья, претерпела значительный апгрейд. Теперь малец за обе щеки уплетает крем-супы и различные бульоны, полдничает и завтракает смузи и даже позволяет себе побаловаться холодцом — ради приготовления которого мне пришлось провести на кухне немало времени.

Мой супруг расширил свое дозволение с кухни до всей территории герцогской резиденции — могу ходить где хочу и сколько хочу. Но в основном здании я в основном посещаю кухню или библиотеку. И даже так, встретить случайно Глена удается с огромным трудом, а если подобное и случается, мы довольно мирно приветствует друг друга и обмениваемся дружелюбными репликами.

Существенный прогресс по сравнению с первой встречей и жесткими условиями. Но я продолжаю ломать голову, что зачем вообще был нужен этот брак. Раз от существенного приданого герцог отказался, то нужны были ему для развития южных земель не деньги? Что тогда? Связи Евиного папеньки?

После обмозговывания всей ситуации, этот вариант кажется каким-то смешным. Уж племянник императора, за которым возвышается сам монарх, какую сделку он не сможет заключить?! Кто настолько будет смелым, что позволит себе покрутить носом и отказаться?

Еще больше сомневаюсь в то, что двигали заботливым венценосным дядюшкой исконно добрые намерения старого сводника. В раки он хотел женить племяша ради одного лишь потомства, как бы грубо это не звучало.

После устранения недопониманий с Гленом, могу сказать, что неприязни он ко мне очевидно не питает. Мы не друзья, но и не враги. Из того, что стало известно, у него явно фобия прикосновений, а это значит, что мое подозрение о том, что причиной отселения меня в пристройку может быть наличие любовницы у герцог лишается всякого смысла.

Если причина не в том, что это может расстроить его любимую, то что тогда стало руководствующим фактором не дать герцогине поселиться в главном здании поместья? Не привлекаю как женщина — это вряд ли, я же не прошу близости, а покои выделить противоречий здесь с основной посылкой не возникает. Сколько не думала, а мотивов муженька мне не понять.

Много информации о недавно присоединенных к империи южных землях мне найти не удалось, Эмили и остальные горничные родом отсюда, но и их рассказы не дали мне всей полноты картины, однако, они стали источником информации получше старых вырезок из газет и пространных книг.

— Ваше сиятельство.

Одна из присланных Гленом горничных — Клер — прерывает в мою послеобеденную сиесту. В одной руке у меня бокал домашнего лимонада со льдом, полулежа на новеньком шезлонге на веранде я уныло наблюдаю за тем, как битый час кружится вокруг обвивающих деревянную изгородь цветов трудолюбивая пчела.

— А?

— Ваша почта.

— Почта? — одно это слово пробуждает мой интерес. Разве я не метафорическая родственница полковника, которому никто не пишет? За полтора месяца жизни на Юге мне еще не было адресовано ни строчки.

— Из-за того, что какое-то время повстанцы блокировали горный перевал часть писем прибыла только сейчас.

Горничная оставляет поднос с низкой стопкой конвертов на стоящем рядом столике, делает реверанс и удаляется. Вот это выправка у нее, малышке Эмили до подобного сервиса еще учиться и учиться, чем она, впрочем, и занимается, поскольку остальные служанки Клер, Иша и Дакота, оказавшиеся в моем распоряжении после того, как Фрида потерпела крах, взялись за нее основательно. Понимаю их, мне тоже от нечего делать и такое не слишком приятное занятие — безвозмездно обучать других — пришлось бы по душе.

Первое письмо от отца Евы, северного маркиза Оскара Эверетта, стального магната и толстосума, дата отправления на нем следующий после свадьбы день. Если кратко, то папаша долго изгаляется во всяких светских приличиях, прежде чем перейти к сути. Зная свое чадо как собственные пять пальцев, отец настрого запрещает Еве, то бишь мне, действовать рискованно и опрометчиво, советует во всем слушаться мужа и не устраивать сцен. А еще жестко заявляет, что в случае развода назад он дочь не примет.

Ну и ну! Это что же получается? Дорогой родитель, отдал в лапы непонятно кого кровиночку и все, ручки умывает? А если брак этот развалится без вины Евы, то, как прикажешь быть?

Если исходить из сложившегося по кусочкам воспоминаний словно какой-то паззл образа отца этого тела, вряд ли маркиз Оскар так уж серьезен в том, чтобы отказаться от дочери. Пугает, возможно. Потому что и его запугали? Или предложили такие условия, что сложно отказаться, вот он и отдал Еву на откуп в руки императора и его племянника, поэтому теперь боится, что дочурка подведет?