— Чего ты? — оторопело спросил его Гро, забыв откусить от вожделенной добычи.

— Обряд… — простонал чернокнижник.

— Какой обряд?

— Изгнания демонов… из пищи…

Лепешка выпала из рук Грольна. Я представил, сколько всяких демонов мы уже успели слопать в своем неведении, и меня затошнило. Голодный Гро нахмурился, взял в ладонь пригоршню канифоли из мешочка на поясе и исподтишка сунул руку в чехол с леем.

Я понял, что все готово для обряда.

И действительно, не успел я приподняться и воздеть руки, как подобает вершителю судеб демонических, — умопомрачительный визг распорол духоту нашей каморки.

Чернокнижник подскочил, как ошпаренный, с воплем зажал уши и долго стоял так, уставясь на нас и содрогаясь всем телом.

— Что это было? — наконец булькнул он, робко приоткрывая одно ухо.

— Демоны бегут, — услужливо пояснил Гро. — Хлебные и мясные… В страхе.

— И винные, — добавил Эйнар, извлекая вместительную флягу.

Дальнейшая часть ужина прошла в спокойствии и усиленном чавканье. Лишенная демонов пища пришлась нашему странничку по вкусу, и он ел за троих, не забывая прикладываться к фляге, как к святому символу.

…Поздним вечером, плавно стекающим в тихую, уютную ночь я перечитывал написанное. Я снова видел Дом-на-Перекрестке, лишенный Предстоятелей, блестела ваза в руках перекупщика-ювелира, корчился у сандалий Гро Косматый Тэрч, хохотал хозяин бойцового Арчи, умирал юный послушник Хаалана со стилетом в печени, и шествовал по переулку великолепный Эйнар в сверкающих доспехах…

Чернокнижник растянулся на соломенной циновке, Эйнар привалился к стене рядом с расслабленным Гро, перебирающим струны, и из их прерывистого рокота внезапно родились слова:

«Я вернусь на заре, — подумал я, бессмысленно глядя на пока еще чистый лист. — Наверное, так… куда-то вернусь, откуда-то уйду… Может быть, встречу Таргила… отыщу Лайну, или выйду на Перекресток и призову Дом. Или еще что-нибудь… Сарт Великий, шут гороховый Их Величеств Случая и Судьбы…»

«Пой, мальчик», — подумал я, и внезапно мне показалось, что всех тех людей, кто встречался нам за последние дни вне стен Дома — что их не существует на самом деле, что они есть только здесь, в моих записях, в виде знаков на шуршащих страницах… один шорох тому назад — и мирно посапывающий чернокнижник вновь сует стилет в бок своему болтливому собрату; два шороха тому назад — и Ужас возносит ввысь орущего Арчи, или Гро топчет душу матроса в портовой таверне…

Сто шорохов тому назад — Фольнарк, Лайна, спящая на моем плече, смерть Клейрис… опустевший Дом…

Шелест страниц реальности? Поднеси горящую свечу — и…

— Чья это песня, Гро? — спросил я.

— Моего отца, — ответил Грольн Льняной Голос. — В последний раз он пел ее мне перед смертью. Я пел ее в первый раз для Клейрис… тоже перед смертью. И вот сейчас… сам не знаю — перед чем.

— Я вернусь! — эхом отозвалось в моем мозгу, словно в пустом Доме кричал кто-то, окаменевший в упрямом сопротивлении, невидимый и незнакомый.

Куда?! Когда?…

Сколько людей до меня мучились этим же вопросом?!

Сколько — не получили ответа?!

…А потом я заснул. И проснулся только утром.

— Ну? — требовательно спросил я у чернокнижника, когда мы с ним вышли в коридор постоялого двора Арх-Ромшит.

— Что — «ну»? — он поспешно отвел глаза, и я не успел понять смысл их странного выражения.

— Веди меня к Таргилу.

— Не смейтесь надо мной, Великий… или вы снова испытываете вашего покорного слугу?

На миг я порадовался, что в коридоре никого нет — ни Гро, ни спящего Эйнара, ни других людей.

— Испытываю, — ответил я, пытаясь придать себе строгий и величественный вид. Боги, что я говорю?!

— Вверх по лестнице, второй ярус, — тихо прошептал он, — налево по коридору… пятая дверь. Сами же небось знаете, раз привели меня сюда!…

И я поднялся по лестнице на второй ярус, свернул налево и немного постоял перед пятой дверью, слыша гулкие толчки собственного сердца, и щеки мои горели краской стыда.

А на лестнице ожидал чернокнижник, зовущий меня Великим.

Потом я толкнул дверь и увидел Таргила.

— Ну, здравствуй, Сарт-Мифотворец, — сказал мне Таргил.

— Здравствуй, Таргил-Предстоящий, — ответил я.

Нам было о чем поговорить.

…Шалишь, Сарт, ты хоть и мой учитель, но провести себя я не дам! Тебе этот старикашка нужен живым. Тебе хочется знать, знать то, что знает он, знать — как, почему, куда… знать!

А потом ты, возможно, позволишь мне убить его. Потом, после — только вот ОН этого не позволит! Плевать он на тебя хотел, и на меня, и на всех нас — ускользнет, сволочь, ищи-свищи… неужели ты этого не понимаешь, Сарт-умница, великий учитель?!

А я ничего не хочу знать — я уже знаю! Знаю, что он — убийца Клейрис, и что я — его смерть. Сегодня. И сейчас.

Навсегда.

И кинжал я припас — тот самый, заветный, из Фольнарка, узкий и прямой, как моя дорога…

Я верну его!

Лестница предательски скрипит под ногами, и из-за угла выглядывает испуганная физиономия чернокнижника. Он пытается остановить меня, цепкие пальцы смыкаются на запястье — нет, я вырываюсь, отталкиваю его и в три прыжка оказываюсь у двери.

Два голоса доносятся из-за филенок, два голоса… один — Сарта, другой…

Я никогда не слышал ЕГО голоса. Теперь — услышал.

Что, осторожный Предстоятель Искушенного Халла — забыл запереть дверь?!

Забыл…

Чистая небольшая комнатка, и в ней — двое. Сарт оборачивается, он тянет руку, хочет что-то сказать — но я отталкиваю Учителя, потому что вижу за ним ненавистное потное лицо Таргила.

Вижу во второй раз в жизни.

И — в последний.

— За Клейрис! — и тут я спотыкаюсь и падаю.

Почему он медлит?! Проклятье!…

Я вскакиваю и снова бросаюсь на него, мельком успевая отметить, что что-то здесь не так.

Что?

Взгляд. Взгляд не тот. Не может так смотреть человек, которого сейчас будут убивать!…

— Получи!

Раздается звон. Я с удивлением обнаруживаю у себя в руке одну лишь рукоятку. Без лезвия.

Панцирь. Ну конечно, на нем панцирь!

Но шея-то у него открыта!…

…В ладонь вонзается невообразимо острая колючка, и с невольным криком я отдергиваю руку. Отдергиваю от такой беззащитной шеи проклятого Таргила!

Странно. Крови на месте укола нет. И вообще никаких следов! Но ведь боль была, я же кричал…

Таргил по-прежнему смотрит на меня своим дурацким взглядом.

— И нет Предстоятелю смерти вне его воли и желания, — бормочет он себе под нос. — Всему свое время, и мой дар еще не передан преемнику. Давай, мальчик, попытайся еще раз…

Я не стал пытаться. Я просто сел в углу и закрыл лицо руками. Горячие слезы, слезы горечи и бессилия душили меня.

Месть закончилась. Глупо и нелепо. И Учитель, которого я толкнул целую вечность тому назад, стоял и молчал, а я боялся поднять голову и увидеть его лицо…