— Плевать я хотел на их уважение, — процедил Эхион, и Сигурд вздрогнул, ощутив страшный холод этого голоса. — Зверь во мне достаточно молод, чтобы все они пожалели о своих словах… Но он никогда не выйдет на волю. Ни к чему и не вовремя… Нельзя снимать цепи с ужаса прошлого. Настолько прошлого, что… нет, нельзя. Я умру человеком. А теперь уходи, Лидон… Ты был моим лучшим учеником. И помни: опасно быть зверее зверя.

Лидон еще немного постоял, потом резко повернулся и пошел прочь. Споткнулся. Побежал. И вот уже матерый вепрь-секач растворился в брызжущей поросли…

…К вечеру похолодало. Сигурд спустился с дерева, обошел недвижное мертвое тело Тварьца Эхиона и вынул меч.

Земля поддавалась легко. Могила оказалась чуть большей, чем надо, и Сигурд навалил сверху несколько крупных камней.

Получился холм. Совсем крохотный холм.

Потом салар перешел реку чуть выше по течению. И на этот раз Зу не сопротивлялся.

Сигурду — тридцать. Он по-прежнему живет в Вайнганге, но последний год он и Брайан Ойгла избавлены от необходимости ночных дежурств. На их место присланы новые салары. Семь человек в дополнение к братьям Гоурам — потому что Вайнганга разрослась, уплатив за это дорогую цену, цену шестимесячной войны с объединившимися Перевертышами. К исходу прошлого лета оборотни были оттеснены вглубь пущи на расстояние двухдневного перехода, и лес уступил Девятикратным новые участки посевной земли.

С этого момента Сигурд Ярроу и Брайан Ойгла, салары Пятого уровня, перешли в прямое и непосредственное подчинение к наставнику Фарамарзу, временно переехавшему в Вайнгангу. Он должен был подготовить их к переходу на следующую ступень — должность младших наставников в школах саларов; или, как шутил Брайан, сделать из них Племянников Богов.

Правда, в истекшие месяцы на шутки просто не оставалось времени.

Сигурд втайне подозревал, что найденная Брайаном дорога сыграла в переломе их судьбы не последнюю роль. Впрочем он и не заострял внимания на случайном обрывке дороги и неосторожных словах Фарамарза. Можно разрушить дорогу, но Путь останется… И если его Путь когда-либо пересечется с древней дорогой к рудникам Ра-Муаз, — ну что ж, он пройдет по нему, сколько может…

А пока что — оружие, медитации, травы, ночные вылазки и бесконечные беседы с неменяющимся Фарамарзом. Через полгода они должны были получить книги. До того Сигурд видел книги всего два раза, и то наставник всегда прятал их.

Говорил — рано. А читать учил по специальным учебным свиткам. Еще в школе…

…В комнате Фарамарза пахло распаренной малиной, медом и шиповником. Наставник был простужен. Он надсадно кашлял, кутал ноги в клетчатое покрывало и пил чай в невообразимых количествах. Впервые Сигурд всерьез задумался о возрасте Фарамарза. Ярроу уже знал, что Сыновьями Богов могут стать лишь те, кому осталась всего одна жизнь. Вернее, лишь те из учителей…

Очень мало места на руке старого наставника, на один браслет хватит, и все… все. Успеет ли?

Сигурд молча поклонился и сел на циновку. Наставник сидел на смятой постели и читал какое-то послание. Указал Ярроу на чайник с кипятком.

Сигурд налил себе чаю, подумал, добавил меда и стал ждать.

— Письмо из Калорры, — наконец разлепил запекшиеся губы Фарамарз, не отрываясь от свитка. — Неприятности у них. Большие. И очень странные.

И вновь замолчал, топорща седые косматые брови.

Сигурд отхлебнул чая, поставил чашку рядом с собой и приготовился слушать. Он понимал, что лишь действительно серьезные новости могли взволновать Фарамарза. Но что серьезного может произойти в Калорре, если не считать, что…

Калорра умирала. Пустовала уже добрая половина города, оставшиеся горожане группировались поближе к центру, а Вершители даже не пытались создать хоть видимость власти и порядка. Среди Девятикратных — особенно среди южных и юго-восточных поселений — возникла и распространялась полигамия. Южане, с их пылким темпераментом и землями, почти очищенными от Перевертышей, заводили целые гаремы из женщин Калорры, правда, относясь к ним с должным уважением и не делая особой разницы между женами-потомками богов и горожанками, умиравшими раз и навсегда.

Дети и от первых, и от вторых все равно одинаковы; все они были Девятикратно живущими.

До северо-восточных поселений, вроде Вайнганги, волна полигамии еще не докатилась, но среди молодежи начали возникать подобные разговоры.

Боги ушли. Теперь уходили люди. Просто — люди.

— Плохие новости, — сказал Фарамарз. — Равновесие нарушено. Раньше все было понятно. Не скажу — хорошо, но понятно: мы и Перевертыши. Два полюса. И посредине — люди Калорры. Устойчиво и доступно. Возможно, Отцы покинули нас и удалились в Пенаты Вечных именно из-за этой устойчивости. Но теперь…

Он помахал в воздухе свернутым посланием. Закашлялся. И долго не мог успокоиться.

Сигурд терпеливо ждал.

— Наставник Гударзи пишет, — вновь заговорил Фарамарз, — что в Калорре появились некто. Он называет их — мороки. На древнем калльском наречии это значит — наваждение. Или, если быть точным, — узор ночного тумана… Сами горожане называют пришельцев Бледными Господами. На том же наречии — варками… И мне не нравятся оба эти слова.

Сигурд не очень хорошо знал ранние диалекты калльских племен. Брайан значительно превосходил его в этой области. Но от слов, произнесенных Фарамарзом, веяло чем-то темным и холодным.

Узор ночного тумана… мороки… варки…

— Ерунда… — неуверенно протянул он, машинально берясь за рукоять меча. — Добрый клинок всегда прикроет Скользящего в сумерках…

— Клинок — вещь хорошая, — задумчиво произнес Фарамарз. — Только это уже не сумерки. По-моему, это уже ночь…

— А рассвет? — тихо спросил Сигурд, мало что понимая в происходящем и не ожидая ничего хорошего от грядущего понимания.

— Где-то должен быть и рассвет. Потом…

…Прежде чем углубиться в скалы, он распаковал вьюк, извлек из него тисовую палку с двойным изгибом, длиной примерно с меч, и скрученную из тонких жил тетиву. Потом взял нож и принялся за изготовление лука.

Зу глядел на все это с крайним неодобрением. Он вообще отрицательно относился к любому метательному оружию из каких-то своих змеиных соображений, считая швыряние предметов на большие расстояния занятием глупым и расточительным. С некоторым уважением удав воспринимал лишь полет кривой складной кейфы — маленького бумеранга, басовито гудевшего в воздухе. Звуки такого тона Зу слышал прекрасно, и кейфы вызывали в нем тайную симпатию. Но через полчаса он уполз за пропитанием, а когда вернулся, волоча трех зверьков, похожих на тушканчиков, — лук был готов, и Сигурд ставил оперение на восемь бамбуковых стрел. Перья можно было добыть без труда, а наконечники носил с собой любой салар.

Ярроу, как правило, носил и перья, потому что предпочитал тройное оперение, и не всякое перо вело стрелу так, как надо.

Обложив углубление в камне мелкими обломками, Сигурд запек тушки грызунов, стараясь, чтобы дым стелился в сторону реки, и плотно поужинал. Зу к предложенному мясу остался равнодушен, и становилось ясно, что не один зверек заполнил собой объемистое брюхо удава. Ну не объемистое — длинное, если это что-то меняет…

Для Зу это не меняло ничего. Но снять наголовник он не дал, хотя и не любил зря таскать лишние тяжести. Ловчий удав, ловчий, битый…

Сигурд завалил импровизированный мангал, собрал вьюк, нацепил поверх него лук и стрелы в кожаном колчане и долго смотрел через реку на глыбы, отмечавшие могилу Тварьца Эхиона.

Он не знал, что двигало им при этом поступке. Рыть могилу оборотню, да еще мечом — подарком Фарамарза… Чем же были они похожи: наставник Скользящих в сумерках, Сын Богов, Девятикратный Фарамарз и патриарх Перевертышей, Тварец Эхион, хотевший умереть человеком?…

Впервые Сигурд подумал, что он сам и человек-вепрь Лидон тоже похожи. Но он и Оркнейя… или он и высокий хищник в желтой повязке на узких бедрах…