Аль-Хиро подняла веки, подобные лепесткам дикой розы — врут, разумеется, но все равно приятно, — досадливо отбросила тяжелую прядь волос, по традиции падавшую на лоб, и наткнулась на тяжелый пристальный взгляд Верховного, одиноко стоявшего перед помостом. Верхние веки главы Ложи закрывали половину зрачка, отчего взгляд становился прилипчивым и неконкретным, как у древесного удава. Ах да, он же ждет позволения начать… Аль-Хиро махнула рукой, позволив себе предупреждающую небрежность. Странный он сегодня… Неужели кормилица права?
На помост, поддерживаемый низшими служителями, вышел полураздетый мужчина. Нет, юноша, почти мужчина, но — юноша. Вислые уставшие плечи выдавали привычку к большой силе. Не силу, а именно привычку. Длинная цепь охватывала руки с неестественно тонкими запястьями. Концы цепи не были ничем закреплены и свободно свисали. Почему он не пытается размотать цепь? Наверно, ему тоже очень жарко… А где, собственно, сами члены Ложи? Это верх неприличия…
Сутулясь, Верховный шагнул к помосту и оглядел юношу с ног до головы.
— Здравствуй, Бродяга, — в его властном голосе звучала неподдельная тоска. — Ты видишь, я смотрю на тебя снизу вверх. Это последнее, что я могу подарить тебе. Я пришел один, незачем фиглярам из Ложи кривляться здесь. Ты должен быть благодарен мне за последние минуты, хотя и не можешь ответить. Молчи, Бродяга, молчи, я сам оговорил подробности с взявшим тебя конвоем. Все мы платим по своим счетам, вопрос лишь в том, кто их выписывает. Я выписал твой счет. Смерть будет легкой и быстрой. Прощай.
Верховный отступил от помоста, и его голова запрокинулась к белому плавящемуся небу.
Ничего не произошло. Служанки разочарованно зашушукались. Аль-Хиро привстала, и ее пальцы побелели на перилах — она увидела.
С края балкона лишь ей было заметно, как тяжелая кованая цепь лениво соскользнула с рук юноши, свивая на досках звенящие кольца и приподнимая над клубком верхнее звено.
Цепь вознесла мертвую голову на уровень глаз юноши и стала с металлическим шипением раскачиваться из стороны в сторону. Полночная тишина сползла на залитый солнцем двор, остановив языки служанок, зажав рот кормилице, сгустив красноту на ее опухшем лице. Амплитуды страшной твари начали увеличиваться.
В коротком броске стальные кольца охватили шею юноши. Он вцепился в смертельное ожерелье, способный разорвать змею, но не цепь, а это была цепь, и она не знала боли, не знала страха и не знала снисхождения. Так же молча, с по-прежнему бледным лицом, он рухнул на колени. Верховный отвернулся, как жрец отворачивается от умирающего животного, и сделал шаг к помосту.
— Замолчи! — низкий голос перехватил витраж, всколыхнув горячий воздух двора. — Замолчи! Несравненное право — САМОМУ выбирать свою смерть!
Цепь лопнула, разомкнутые звенья покатились по помосту, визжа и подпрыгивая.
Аль-Хиро порывисто повернулась к противоположному углу двора. Мягко ступая по плитам покрытия, к месту казни приближался высокий человек в темно-зеленом плаще; отстав от него на шаг, шел хмурый спутник в фиолетовом колете с оранжевыми наплечниками, недоверчиво озираясь по сторонам. Верховный покачнулся, но устоял. И повернулся к пришельцам.
— Зачем я вижу тебя, Мастер Дерева? Ты привел чужого, ты нарушил Витражную Схватку…
— Этот замок называется Зеленым, кому как не мне приходить сюда… Сегодня, я вижу, день вопросов. Почему твой соперник молчал, глава Ложи? Молчишь… Тогда я скажу — собаки из конвоя вырвали у него язык, чтобы царедворец мог не рисковать! Легко убивать щенков, не вошедших в силу Мастера. Легко вырывать у них молочные зубы… Ты отдашь Бродягу. Или на помост выйду я, и мы будем взвешивать нашу действительную цену! Я жду, но долго я не ждал никого, и тебе это известно лучше многих!
На тыльной стене замка, незаметно для говорящих, вырос чешуйчатый шишак лучника охраны. Страж привстал, натягивая тетиву. Аль-Хиро затаила дыхание. Сейчас упадет дерзкий, своим ртом осквернивший воздух замка и захлебнувшийся им. Вон туда, в середину мерзкого болотного плаща…
Хмурый бородатый спутник гиганта плавно взмахнул рукой, с всплеском кисти, стряхивающей невидимые капли. Вылетевшая из узких пальцев кейфа мелькнула, раскрываясь в воздухе — и складной бумеранг описал над двором пологую дугу. Лучник повис на зубце стены, в его толстом затылке, раздвинув кольчужные кольца, прочно сидел страшный изгиб.
— Мастера не носят оружия, глава Ложи, а воины не говорят слов. Это Чужой, так называли его твои люди на площади. Запоминай новое лицо, Верховный, тебе пригодится лишнее знание. Пошли, Бродяга, если ты можешь еще ходить…
Юноша с вырванным языком начал медленно спускаться с помоста. Губы Верховного дрогнули.
— Я не буду мерять нашу цену, Пятый. Не настал для этого час. Я молчу. Пусть приговоренные уходят от кары, пусть твой спутник убивает людей охраны лишь за попытку исполнить свой долг… Пусть. Но я хочу знать, зачем вам искалеченный предатель? Ведь он бросил вас, не так ли? Я могу знать ответ?
— Можешь. — Уходящие задержались на середине двора. — Можешь. Он три года провел в степи. Тебе это ничего не говорит, глава Ложи? Три года. И вернулся. Неужели только для того, чтобы ты мог лишить его речи и жизни?… Я вижу, ты начинаешь понимать. Прощай.
Тень главных ворот поглотила фигуры людей. Аль-Хиро, сбросив оцепенение, перегнулась через перила.
— Что все это значит? Я жду объяснений.
Верховный ссутулился еще больше.
— Степь поднялась, госпожа. Только она могла заставить Мастеров прийти сюда. Идут упурки.
Мастер аккуратно сложил листы и спрятал тоненькую пачку в нижний ящик письменного стола. Жена так никогда и не прочитала их.
