Пашка явно был не в форме. Не орал, мотивирующие речи не толкал. И вроде даже пришел не подготовленным к своему любимому мероприятию — раздаче заданий и требованию результатов. Руководители по очереди отчитывались о прошедшей неделе, а Славин рассеянно кивал, разглядывая бумаги перед собой и будто даже не слушая докладчиков.

Странное поведение босса заметила не только я. Мы с коллегами обеспокоенно переглядывались, не понимая, что происходит, как сказала Марина, с папкой. «Честное слово, лучше бы орал как обычно», — читалось у многих во взглядах. Сергей Петрович напротив меня принялся утирать пот со лба: гнетущая обстановка скосила его первым. Потом Оля из бухгалтерии нервно схватилась за бутылку с водой. Марина принялась писать мне сообщения: «Что ты сделала с нашим боссом? Верни его обратно».

Когда я взяла речь, Паша поднял на меня взгляд, но выслушал тоже молча, ничего не комментируя, из-за чего я решилась на небывалую дерзость:

— Также на этой неделе планируем заняться распродажей имущества «Омеру», — произнесла в конце название нашего главного конкурента. Все коллеги с ужасом воззрились на меня, и смертницей я начала себя чувствовать отчетливее.

— Хорошо, Юлия Валерьевна. Доложите потом о результатах, — кивнул босс, отводя взгляд с моей шеи обратно на бумаги.

Сергей Петрович вскочил с места и поспешно раскрыл окно. Да, согласна, мне тоже не помешает освежиться. Мне босс только что разрешил распродавать по частям «Строймир» и попросил еще отчитаться о результатах? Дяди Демида на его больную голову не хватает!

Бросать гранату в Славина в таких условиях было страшно вдвойне, но я решила, что если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда.

Стоило совещанию закончиться, как я окликнула Пашу и попросила задержаться для решения важного вопроса. Он остановился, я подошла ближе, и мы застыли друг перед другом, дожидаясь, когда коллеги выйдут. Вблизи он выглядел все так же странно, как и издалека.

Меня ударили по спине, я повалилась вперед. Пашка встрепенулся, выходя из своего странного оцепенения, и проворно поймал меня. А под ноги нам упал мой ежедневник вместе с Мариной.

— Ой, извини, Юль, туфля новая слетела, — шипя от боли при падении, сказала женщина, садясь и демонстрируя мне свою потерянную обувь.

— Не убилась хоть? — поинтересовалась я, выбираясь из объятий Славина и помогая приятельнице подняться.

— Да нет, жива, — ответила она, проворно подскакивая на ноги с моим ежедневником в руках. У меня на глазах она вытащила из него лист бумаги и с невероятной наглостью вернула мне. — Извини еще раз. Я побежала.

И с одной туфлей в руке, со второй — на ноге поскакала к выходу, размахивая моим заявлением на увольнение.

— Марина! — возмутилась я. Она остановилась на пороге, нацепила вторую туфлю на босую ногу и стартанула прочь из зала совещаний, оставив меня со Славиным наедине.

Перевела взгляд на Пашу, который все это время разглядывал меня.

— Злишься из-за вчерашнего? — первым заговорил он.

— Нет, не злюсь. Смысл на тебя злиться, если ты и сам уже через пять минут после криков и визгов понимаешь, что был не прав и бежишь извиняться?

— Ну не через пять, — смутился он. — Но, в общем, да. Погорячился.

Ничего. Я и без заявления могу это сказать. Вот сейчас прямо возьму и скажу. Прямо ему в лицо скажу. Прямо в это улыбающееся лицо. И в глаза, ищущие прощения и одобрения.

— Держи ключи от машины. И больше не опаздывай.

— Зачем тебе какой-то чужой мужик, если есть я, Золотко? — заискивающе посмотрел он на меня, пока я доставала связку из кармана пиджака. Закатила глаза, передала ему ключи и повернулась к выходу из кабинета, ничего не ответив.

Черт! Смертница из меня никакая! Пойду еще раз перепроверю всю свою никчемную жизнь!

Я лежала на столе и смотрела в окно вместо монитора, на котором с начала рабочего дня так ничего и не было открыто, кроме шаблона заявления об увольнении. Можно было винить Марину в моем сорванном прощании с работой, но распечатать заявление еще раз и постучаться в соседний кабинет мне ничего не мешало, как и сказать Паше обо всем, глядя в глаза. Но я ничего так и не предприняла и вместо этого обнимала любимый стол на любимой работе.

— Лен, можно нам с Юлией Валерьевной чай? И побольше. У нас тут рабочих вопросов для обсуждения куча накопилась. Надолго зависнем. — В кабинет вошла Марина, размахивая ноутбуком.

Я подняла голову, но распрямляться в кресле не спешила. Поставила подбородок на сложенные перед собой руки и пронаблюдала, как коллега, цокая каблуками, подходит ко мне и по пути бросает ноутбук на стол переговоров.

— Ну что, уволилась? — поинтересовалась она.

— Неа, — промычала в ответ.

— И слава богу! Сейчас будем тебя отпаивать чаем и лечить душу конфетами, — заявила она, раскрывая мой личный буфет и извлекая оттуда сладости и орешки.

— В контейнере печенье с эмендемсами[1]. Вчера испекла, — указала взглядом на бумажный пакет рядом с сумкой.

— Отличненько, — одобрила Марина, тут же извлекая контейнер, раскрывая его и вдыхая запах печеного. — М-м-м. Красота. И вся моя, еще не тронутая Славиным.

— Отложи часть и отдай Лене. Пусть передаст ему. Может, хоть в себя придет после завтрака, а то утром какой-то неадекватный был.

Приятельница глянула на меня неодобрительно, но распоряжение поспешила выполнить. Печенье я вчера готовила для Пашки в качестве извинения за скандал, когда ждала его возвращения за ключами. Он мою стряпню обожал, и я старалась время от времени его радовать. Вот и вчера, пока переживала, где он злой шляется, напекла целый противень, несмотря на свою диету имени друга.

— Неадекватный — это точно, — подтвердила подруга, щедро высыпая боссу печенье на тарелку. Что бы про Пашку ни говорили, как бы ни жаловались на него и ни называли тираном, а сотрудники его все равно любили. Потому что он был хоть и требовательным, но справедливым и всегда готов заступиться за своих людей, даже если они допускали ошибки. Орал он, конечно, потом на провинившихся знатно, но происходило это за закрытыми дверями, и своих за пределами офиса он в обиду не давал. Поэтому и не было ничего удивительного в том, что сегодня руководство испугалось рассеянности босса. Его замены никто не хотел.

В кабинет вошла Лена с кружками и стеклянным чайничком, в котором заваривался чай для наших с Мариной «рабочих вопросов».

— Лен, угощайся, — кивнула на контейнер. — И Павлу Демидовичу тарелку отнеси.

Девушка довольно улыбнулась, подхватила и угощение, и завтрак босса и вышла из кабинета.

— Ну, давай. Рассказывай, — кивнула Марина, садясь напротив и разливая чай по чашкам.

Я выпрямилась и придвинулась на кресле к столу.

— Да что тут рассказывать? — вздохнула печально. — Я устала жить одной лишь работой. Хочу замуж и детей.

— М-м-м, — кивнула моя собеседница понимающе. — Кризис тридцати?

— Затянувшийся кризис двадцати пяти, — огрызнулась.

— Да ладно, ладно. Не злись. Понимаю. Разделяю. Поддерживаю. — Она отпила из чашки и придвинула к себе контейнер с печеньем, выбирая, какое уничтожить в первую очередь. — А Славин, надо полагать, не обрадовался?

— Мягко сказано, — подтвердила и начала рассказывать с самого начала. — Я проанализировала свою жизнь и решила, что Паши в ней стало как-то чересчур много. На работе мы вечно вместе: утром, днем, вечером, даже на ночь не всегда расстаемся, потому что он, бывает, ночует у меня. Не расстаемся и на выходных. Друзья и знакомые у нас общие, на свадьбу моей подруги его приглашают как мою пару, хотя по факту это совсем не так. Моя кошка считает его полноправным хозяином, он захватил себе у меня целую комнату, а недавно еще оказалось, что у него и ключи имеются от квартиры. Нас все считают парой. Родители убеждены, что мы рано или поздно поженимся, мама постоянно спрашивает: «Когда?» — как будто это решенный вопрос! А его отец мне на день рождения вообще заявил, что хочет внуков и, мол, хватит уже упрямиться, всех достала.