Паша мечтательно вздохнул, но тут же тряхнул головой.

— Но это не выход. Надо придумать, как помириться. Еще до появления ребенка.

— Молодец. Думай, — благословил его Юра.

— А ты мне не поможешь?

— Я тебе предложил подарить ей кольцо, но ты решил проигнорировать мой совет. А больше я в этом ничего не понимаю. Могу только Олю позвать.

— Нет, не надо! — тут же отверг это предложение Славин и поморщился, вспоминая последний разговор с женой друга. Она насоветует. Потом он вовек не отмоется от позора серенад под окнами. — Я лучше сам что-нибудь придумаю.

— Ага. Удачи! — пожелал друг. И, пока еще не отбил вызов, Славин услышал крик: — У Юльки с Пашкой скоро лялька будет!

— Давно пора! — ответила ему Оля, а следом загомонили дети.

Паша закатил глаза и скинул вызов. До ляльки еще далеко, надо для начала как-то вымолить прощение за «стерву» и «печень» у мамки. И кто за язык тянул? Теперь это припоминаться будет ему до старости наравне с «оборзела». И самое обидное, что прошлые ошибки не научили сначала думать, а потом говорить, как завещали мудрецы.

Паша отправился обратно в отель, где они с Юлей остановились в Дубае, чтобы собрать вещи, и продолжал думать о том, что делать дальше. И не просто чтобы его простила, но и еще замуж согласилась выйти.

Цветы — сразу нет, слишком мелко. Как и комплименты и свидания под звездным небом на берегу моря. Кольцо — тоже не то. Даже предложенное стоя на одном колене, оно вряд ли поможет. Риск того, что она бросит украшение ему в лицо, слишком велик. Еще один наряд одалиски, шуба, пара сапог — ерунда. Вряд ли ее даже впечатлит предложение закрыть за нее ипотеку…

«Хотя вариант неплохой. Надо рассмотреть. Интересно, сколько ей еще осталось платить?..»

Необходимо было что-то экстраординарное. И как бы Паше ни хотелось в этом признаваться, но время для советов верной подруги Яны прошло. Настало время Оли.

И крайних мер. Очень крайних.

Реальность героини дешевого романа

Я была виновата. Я была не права.

Бесконечно виновата и бесконечно не права.

Поняла это, уже когда возвращалась на такси, босая и ревущая, в отель Шарджи, где мы оставили свой багаж и где все еще числились гостями. Я рыдала навзрыд, не зная, куда себя деть и как прекратить истерику. Было нестерпимо больно. Изнутри рвало от собственных слов, сказанных сгоряча, от обиды на саму себя. Я ненавидела себя, и это разрушало меня изнутри. Было абсолютно плевать на то, что сказал в этот момент Пашка, меня волновали лишь собственные слова и действия, а также их последствия. Его обиженный, оскорбленный взгляд, метавшийся из стороны в сторону, нервные движения, желание ударить меня побольнее, чтобы я поняла, как плохо ему. Я не находила себе места из-за того, что не могла пережить, что обидела самого дорогого, самого родного человека в своей жизни. Казалось, будто я ударила ребенка. Невинного, беззащитного ребенка, который открыл передо мной душу и сердце.

А я туда плюнула. Цинично и безжалостно.

Я ненавидела себя. И когда вернулась в номер и ревела в подушку несколько часов кряду. И когда заснула от усталости. И когда проснулась наутро.

Ненавидела себя до такой степени, что даже в зеркало смотреть не могла. Настолько мне было противно.

Я не узнавала себя.

Я прежняя никогда бы так не обидела Пашу.

Но почему я нынешняя так сосредоточилась на себе? После своего тридцатого дня рождения настолько погрузилась в себя, свои горести и проблемы, что перестала замечать то, что происходит вокруг. А вокруг меня происходил Пашка, который разве что чечетку не танцевал и на голове не стоял, пытаясь обратить на себя мое внимание. И я решила, что так и должно быть? Что его интересы не важны по сравнению с моими?

Да, еще вчера мне казалось, что ситуация выглядит с точностью до наоборот: это он пренебрегает моими интересами. Теперь же я казалась себе эгоистичной дрянью. Он ведь не развлекался, когда разговаривал по телефону или бегал на переговоры с партнерами в соседнюю комнату, позволяя мне спокойно спать и не знать хлопот, — он работал, обеспечивал хлеб с маслом не только себе, но и мне.

А «масло на хлебе» я очень любила. Взять хотя бы отпуск в далеко не дешевой стране, где не потратила и сотни долларов. За все платил Пашка. За все мои желания, развлечения и обновки. А без денег он бы не смог мне все это обеспечить. Даже если подумать о том, что у него есть, то, кроме дорогой машины, у него даже толком дома не было. Вернее, сам дом был, и большой, но абсолютно пустой, потому что тащил он все в мою квартиру. Еду, мебель, проклятый телевизор. И получается, что работал он не столько для себя, сколько для меня.

Да, я работала не меньше. Но почему-то в последнее время забыла, что и он не развлекался. И добивались мы успехов только тогда, когда были заодно. В этом же месяце я его бросила. Он пытался противостоять окружающему миру, защищая меня, но в то же время оборонялся и от меня.

И, как итог, мы провалили сделку, в которую было вложено немало сил. Я посыпала голову пеплом, а потом вновь расслабилась. Почему в ту ночь, когда Пашка убежал на переговоры, не подскочила за ним следом, а осталась в кровати? Еще и злилась.

Я должна была быть с ним вместе. Плечом к плечу. Против остального мира. А не против друг друга.

Да, пыталась расслабиться и отдохнуть, но перегнула палку. Ведь отпуск рано или поздно закончится, надо будет возвращаться в офис, к проблемам и повседневности. И Паша пытался сохранить для нас места под солнцем.

Я же не помогала, не подставляла плечо, не была для него той несгибаемой подпоркой, какой была тетя Марины для дяди Демида. Я была препятствием. Мешала, а Паша все равно оставался рядом и смотрел на меня влюбленным взглядом.

Да, я та еще стерва. И печень клюю профессионально. На его месте точно давно хлопнула бы дверью и нашла себе кого-то попроще, без всяких тараканов в голове и заморочек.

Я словно прозрела. Посмотрела на себя со стороны, ужаснулась и рывком открыла ноутбук, как только проснулась на следующее утро после ссоры. Даже не умылась.

Очень боялась, что ссора вышла за пределы обычных Пашкиных взрывов, когда «клочки по закоулочкам» разлетались в разные стороны, а потом следовали тишина и покой без каких-либо последствий. Хоть и знала его взрывной характер и отходчивость, но все равно опасалась, что в этот раз его угрозы были настоящими и он меня уволил. Однако к серверу я подключилась без проблем, а значит, мою учетную запись еще никто не выключал. Загрузила почту точно так же, как и всегда.

Можно было бы предположить, что Славин еще сам не заходил и не успел дать распоряжение о моем увольнении. Однако, просмотрев первые письма, поняла, что после ссоры он уже подключался и даже отправил невразумительное, неразборчивое письмо Светлане Игоревне по поводу проблемного договора и поставил меня в копию в роли финансового директора.

Облегченно выдохнула, когда поняла, что угроза эта была не более чем фразой со злости.

— Светлана Игоревна, добрый день! — поприветствовала главного бухгалтера по видеосвязи, потому что телефона у меня под рукой теперь не было.

— Юленька Валерьевна! Рада слышать! — откликнулась женщина радостно. — Как отдыхается? Загорели?

— Угу, — отозвалась нерадостно. — Расскажите-ка мне в двух словах, что там у нас с договором с китайцами происходит.

В двух не получилось. Мы проболтали практически весь день с небольшими перерывами, подключили к совещанию еще пару человек из моего родного финансового блока, и я медленно начала вникать в дела компании. С новыми силами, с новым интересом к делам, с новым энтузиазмом. Даже не подозревала, что мне будет так не хватать голосов коллег, их шуток и пустой болтовни. А также договоров и отчетов.

Весь день ждала, что Паша постучит в дверь, извинится за вспышку и позовет куда-нибудь, но его не было. Я переживала. И боялась, что он обиделся слишком сильно и больше не захочет меня никогда видеть, как и говорил.