Настоящее время. Город N. Место, где не единожды рухнули все надежды

Мира

Корсет подвенечного платья забрызган яркими каплями алого. Красивый макияж безнадежно поплыл. Прическа напрочь испорчена. Ударная доза успокоительных разлита в крови. Взгляд пустой. Душа разорвана в клочья. Опять. Снова.

Ещё недавно из отражения зеркала на меня смотрела красивая невеста. Но, кажется, уже слишком давно я стала женой… Четыре часа назад. Если верить тем, что висят на стене. И вдовой. Стала. Примерно в это же самое время.

— Мира, посмотрите, пожалуйста на фотографию этого молодого человека. Вы можете идентифицировать его личность?

За столом, напротив меня мужчина. Сложно сходу определить его возраст. Сорок? Чуть больше. Военный. Хара́ктерный. Сильный. В странной форме, что прежде не видела.

Он таранит взглядом мои пустые глаза. Сквозь ресницы следит за зрачками. Ищет внутри отголоски вопящих инстинктов: страха, радости, удивления. Что ещё там может быть скрыто?

Ему необходимо всё, что может отразиться на лице молодой девушки при взгляде на фото красивого, темноволосого высокого, широкоплечего парня. С голубыми глазами, цвета мирного неба. Безоблачного. Спокойного. Тихого. С линией губ, в которые когда-то мне так и хотело бездумно впиться…

Этот парень на снимке давно атрофировал во мне все базовые инстинкты: после него в душе не осталось ничего. Выжженное поле. Скошенное до этого под самый корень.

Откуда у них это фото? Почему с него на меня смотрит он? Некогда самый родной. Любимый. Любящий… Женя. Женечка. Мой далёкий. Первый. Единственный.

Сижу в допросной. И жду какого-то официального заключения. Позволения уехать. Позвонить домой. Узнать… Сама не понимаю что именно. Стараюсь не думать о произошедшем. Вообще не думать.

Передо мной сменяются лица. А я циклично прокручиваю перед глазами последние секунды жизни своего жениха. Михаила. Миши. Мужа. В этом статусе он находился совсем недолго. Чуть меньше минуты. А потом еле слышный звук. Хрип. Визг. Кровь. Пуля. Ровно. В сердце.

— Кто это? — уточняю бесстрастно. А в виски так и долбит мой голос отголоском из прошлого: Женя, Женечка…

Он ушёл от меня два года назад. Этого времени хватило на то, чтобы научиться думать о нём и не плакать.

Снимков на руках не осталось. В те дни мы были слишком заняты друг другом, а не желанием нелепо позировать. Женя не любил фотографии и переписки. Глупые напоминания о себе. Не любил тоже.

Он звонил. Просто. Без видео. Он был со мной… Часто. Много. После просто ушёл. Взял дурацкое обещание ждать. И молчать. Обо всём, что касается его появления в моей жизни. Я пыталась. Честно. Пыталась. Долгое время. Отчаянно. Но потом…

— Святослав Женич, — четко, по буквам проговаривает тяжёлый бас.

Давит на мои уши непривычным упоминанием имени. Сводит на нет все воспоминания. Испепеляет правду в которую верила все эти годы.

Женич…? Кажется, мне уже приходилось слышать подобное, но… Мой Женечка…

Всё, что связано с ним всегда было ложью. Я пыталась во всем разобраться. Тогда. После. Я пыталась его найти. Обивала пороги друзей. Передо мной, так же тяжело и звучно хлопали чужие двери, как и голос брутального незнакомца напротив.

— Двадцать три года. Уроженец соседней области. Семейное положение: холост. Образование: средне-специальное. Служил. Приставлен к нескольким боевым наградам.

— Вы ищите его, чтобы вручить ещё одну? — не сдерживаюсь, уточняя с ухмылкой.

— К сожалению, нет, Мира, — чеканит сталью, не реагируя на мою провокацию. — Святослав Женич: он же профессиональный киллер — Свят Мирный.

«Мирный» — это прозвище бьёт по ушам сильнее, чем всё озвученное ранее. Свят. Святослав? Я очередной раз ошиблась в своём выборе…

— Мира, — давит поверхностной улыбкой служивый. — Кто отец вашего сына?

— Я не знаю, — усмехаюсь повторно. Вытираю глаза. Впервые, за долгие часы нахождения здесь, позволяю себе некий выплеск эмоций. Успокоительные отпускают? Возможно.

— Бурная молодость, — вру, стараясь не думать о том, что в свои двадцать лет сумела познать лишь единственного мужчину.

При том, что за мной давно закрепилась репутация шлюхи. Парни не терпят отказов. Преувеличивают свои победы. В то время как девочки, наоборот, как правило, приуменьшают свои.

Миша был тем, кто знал обо мне эту правду. Он не торопил меня с близостью. Не позволял себе лишнего. Он, в отличие от Жени, был настроен серьёзно. Старался всё сделать правильно. Женился.

— Какое отчество у вашего сына? — вновь идёт напролом. Как бульдозер. Нажимает запретные кнопки.

Манипулирует чувствами, упоминая ребенка. Выворачивает на изнанку то, что давно должно было отболеть, но опять ноет. Пронзительно. Давит под ребра.

— У моего мальчика нет отчества. Есть только имя. Миша собирался в последствии усыновить…

Закрываю лицо руками, слыша очередной наводящий вопрос:

— Мира, в честь кого вы дали ребенку имя Евгений?

— Мой прадедушка по отцу Евгений Николаевич Ветров, — пожимаю плечами, рикошетом вбивая обрывки правды в своего оппонента. — Можете проверить. Это общедоступная информация.

— Вашему сыну чуть побольше года. Несложно высчитать искомый период. По нашим данным Женич был здесь как раз в это время. Пришел из армии в ранге старшины. Практически сразу перезаключил новый контракт и отбыл с присвоением звания в зону боевых действий.

— Возможно и был, — стою на своём, понимая, что мало кто из знакомых захочет подтвердить высшим чинам эту информацию. — Мне об этом ничего не известно.

— Ваши родители ответят так же? — ухмыляется, довольный произведенным эффектом.

Я машинально поджимаю губы и раздуваю ноздри в попытке нормально вдохнуть. Меня шатает от всех воспоминаний, что лезут в голову.

Меня знобит. Значительно. Я пережила это всё. Одна. Без него. Я выстояла против всех защищая своего ребенка. Я его сохранила.

Я молчала о Жене тогда. Давно… А этот моральный урод заставляет меня вновь пройти прежний путь, вернувшись в самое пекло?!

— Сколько вам было тогда, Мира?

— Мои родители подтвердят, что в свои восемнадцать лет их дочь нагуляла внука. Вам этого достаточно? — выпаливаю скороговоркой, стараясь, чтобы на лице больше не дрогнул ни один мускул.

Проговариваю быстро и безучастно, наблюдая за тем, как у оппонента приподнимается вверх правая бровь и начинают откровенно смеяться глаза.

— Золотая медалистка? Правда?

— Все мы не без греха, — вылетает с сарказмом.

— Мирослава, вы понимаете, чем вам грозит введение следствия в заблуждение? — тон становится более грубым. Требовательным. Теряет остатки показного добродушия. — Ваш муж не собирался умирать в свои тридцать лет. Он не оставил завещания, следовательно, всё немалое имущество, принадлежащее ему, по закону переходит к вам. Как к жене. Но, если мы докажем вашу связь с Мирным…

— Доказывайте. Я так и не понимаю о ком вы со мной говорите.

Пью воду. Ранее любезно предложенную кем-то из его предшественников. Прикрываю глаза. Беру паузу за тёмным стаканом. Скидываю с ног туфли.

Свят… Святослав. Это имя не стыкуется ассоциациями с тем, кто изображен на фото. С него на меня смотрит Женька. Именно он таранит меня своим смеющимся взглядом. Берёт «на слабо». Как когда-то.

— «Пойдешь со мной, или ещё слишком маленькая?», «… ты мой мирный ветер», — доносится его интонацией в мыслях. — «Там грязь и смерть. А здесь ты. Моя жизнь. Чистая. Желанная. Моя… Ветерок, жди меня. Непременно жди меня, Мира».