Мира
Улыбаюсь, ощущая мужские пальцы на своём теле. Они поглаживают, находясь в рамках дозволенного в танце и ненавязчиво подныривают под майку. Блуждают по спине вне слоев одежды.
Будоражат очередные вибрации. Порождают желание придвинуться к нему ещё ближе. Плотнее. Так, чтобы любое движение вдвоём как литое. Нога в ногу. Обоюдное. Целое.
В наушниках меняются композиции, а мы танцуем, идеально настроенные друг на друга. Не замечая внешнего хаоса. Ориентируемся на глаза и дыхание. Резонируем. Чисто. Точно. Без малейшего искажения.
На обломках прежнего мира созидаем нечто новое и совершенное. Своё.
— Это не всё, что я хотел тебе показать, — шепчет сладко, заставляя тянуться к нему ещё ближе. — Тут недалеко. Если позволишь…
— Да, — неизбежно озвучиваю единственное утвердительное, что могу сказать. Потому, как рядом с ним другой ответ невозможен. Только согласие. Полное. Искреннее.
Берёт на руки и я неизбежно льну ещё ближе. Вцепляюсь в него пальцами. Зарываюсь физически и морально.
Это не объяснить простым человеческим. Это глубже. Сильнее. И дребезжит внутри, подтверждая правильность и рациональность.
Это мой выбор. Я его навсегда… Я его точно…
Асфальт сменяется травой. Она на удивление совсем невысокая. Рост гасит тень от деревьев и соответствующая прохлада.
Мои ноги забавно подпрыгивают в воздухе, а уверенные шаги по инерции плющат тело к стальной груди. Топят отголоски ударов сердца в моих прикосновениях. Опаляют дыханием кожу.
Улыбаюсь, спорно понимая, что никогда и подумать не могла о такой ситуации. Чтобы я, с незнакомцем, оказалась где-то в пределах далёкой заброшки… Кровь стынет в жилах при мысли, как бы на подобное отреагировали родители. Особенно мама… Особенно, с высоты своего профессионального опыта.
Тем временем Женька возвращает меня в вертикальное положение. Заставляет вновь научиться стоять без его поддержки, справляться со своим телом, подавать в мозг какие-то команды, а не полностью отдавать в его руки бразды правления.
Вдыхаю ощутимую прохладу. Воздух пахнет влажностью и цветами. Осматриваюсь вокруг. За нами озеро. Холодное. Лесное. Слегка заросшее. С красивыми кувшинками по обоим краям захода.
Тут периодически кто-то купается. Явно. Иначе бы склон не выглядел бы таким обитаемым. Трава местами примята. Цветы по берегу кажутся сорванными. Словно кто-то собирал букет. Или это лишь кажется под воздействием атмосферы и бурной фантазии?
Сейчас здесь никого. Только мы вдвоём. Лёгкий ветер. Музыка, что продолжает играть в наушнике.
— Красиво, — соглашаюсь с немым вопросом, что считываю в чистых глазах.
Женечка молчаливо улыбается. Раскрывает рюкзак. Вытаскивает из него плед и в одно движение раскладывает на траве. Сбрасывает на лежанку ещё и два полотенца.
Оставляет рюкзак лежать на земле, а через секунду его накрывает стянутая мужская футболка.
Наблюдаю за происходящим с широко распахнутыми глазами. Стою и не двигаюсь, а Женька забирает из уха наушник и сбрасывает оба на плед.
— Пошли? — издевается над моим подсознанием чистотой сильного голоса.
Видимо указывает на воду, а я как приклеенная пялюсь на этот каменный торс. Любуюсь. Тем, кого полночи держала в объятиях и позволяла такое, от чего щеки заходятся ярым пожаром.
Литые мышцы вызывают необузданное желание к ним прикоснуться. Пройтись подушечками пальцев от плеч до самого низа. Туда, где они обретают ещё более видимый рельеф и граничат с поясом брюк…
Дую на глаза и отвожу в сторону взгляд, пытаясь привести себя в чувства. Никогда не возникало желания тактильных контактов, а с ним, кажется, стоит только начать, что и не отлепит, как назойливую пиявку!
Его кожа, запах, тепло… Безмерно манит. И если вчера в темноте мне приходилось довольствоваться тем, что изучаю этого парня только на ощупь, то сейчас… Всё тело сгорает в агонии от ожидания его рук, губ, ласк, поцелуев, прикосновений. И даже боль, как неотъемлемая составляющая, совсем не пугает.
Хочу его. Отчаянно. Сильно.
Даже и не подозревая ранее, что можно в ком-то настолько нуждаться физически. Желать. Наслаждаться.
На рюкзак падают джинсы.
Протяжно выдыхаю и боюсь застопориться взглядом не там, где положено. Вчера смущение отступило. Сегодня — накрыло вдвойне от невозможности спрятать взгляд и плещущееся в нём любопытство. Рассмотреть. Запомнить. Потрогать. Вернее, натрогаться вдоволь…
— Мирочка, — зовёт тихо и ласково.
— Угу, — выдаю, громко сглатывая. А сама не решаюсь поднять взгляд. От рюкзака. На котором не хватает только снятых боксеров.
Низ живота стягивает в узел. Внутри происходит сотня невообразимых процессов. И все из-за него. Или благодаря ему. Его присутствию рядом и вообще, в моей жизни.
Крепкие руки касаются моих плеч. Он заходит сзади, а я всё равно крепко зажмуриваюсь. Дыхание иссушает губы. Ощутимо выжигает дорожку под носом.
Грудь резко вздымается. Падает.
— Ветерок, — согревает мои мурашки теплым прозвищем. — Меня от тебя тоже несёт. Одинаково. Одета ты или без одежды.
Закатывает майку вверх. По рёбрам. По груди. Стягивает сквозь руки, послушно направленные вверх. Опускается к талии. Ведёт широкой пятерней по животу. До стона, что выпускаю сквозь губы. И льну к этой руке. Стыжусь и, одновременно, прошу в разы большего.
Юбка падает к ногам. Неловко топчусь по ней, а крепкие пальцы проходят по бедрам, подцепляя литое кружево.
— Сложно будет объяснить родителям, почему ты вернулась с прогулки в мокром белье. Или без него вовсе, — лукаво склоняет мужской голос к купанию голышом.
Звучно вдыхаю, прогоняя сквозь себя все эмоции, что вызывает его предложение. А под его пальцами так и колет токами. Искрами, что высекают о возбуждённую кожу любые прикосновения.
Разворачивает к себе. Быстро. Резко. Удерживая в руках от падения, как опытный кукловод в обращении с марионеткой. Не успеваю даже охнуть, оказываясь лицом к лицу.
— Выбрось из головы все запреты и комплексы, — шепчет, наклоняясь к губам. Целует. Поверхностно. А я тянусь ближе, напрашиваясь на большее. — Ты самое прекрасное из того, что я видел в жизни, — продолжает с присущей хрипотцой, отяжеляющей голос кричащим желанием.
Выгибаю спину, позволяю поднырнуть пальцам под застёжки бюстгальтера. Сама скидываю с плеч лямки. И вцепляюсь ладонями в гладкие щеки, бесстыдно втягивая в себя горячие губы. Одну за другой. Жадно. Поочередно.
Мужские ладони ответно скользят по бедрам и скатывают белье, позволяя беспрепятственно упасть. Переступаю. Хороню под ногами собственное смущение и пропитываюсь его уверенностью. Потому что верю, что в словах нет и доли фальши. У нас нет времени на ложь. Женька озвучивает мысли. Без искажения. Как и я. Это и есть настоящее. Обоюдная правда.
— Люблю, — шепчу на выдохе, а он вновь ловко поднимает на руки.
Прижимает к себе, как единственное необходимое и нужное. Уносит к воде, туша в чистой прохладе наш стихийный пожар.
Заходит по грудь и сдерживает в руках мою дрожь и волнение.
— Не представляю как можно кого-то любить сильнее, — шепчет у уха, будто не решаясь озвучить громче. Поставить под прицел это зыбкое счастье. — Не испытывал в жизни понятия страха, а тебя боюсь потерять.
— Держи крепче, — улыбаюсь и утыкаюсь в губы, ища взаимной поддержки.
Я тоже боюсь. Тронуться умом, если он внезапно исчезнет.
— По гроб жизни не отпущу, — успокаивает меня обещанием, или же сыпет проклятиями?
Неважно. Я согласна. На всё. Лишь бы в его руках. Лишь бы озвученное сбылось настоящим. Стало нашим общим. Чистейшей правдой. Как и его глаза, в которых невозможно заприметить обман. Спокойные. Уверенные. Лазурные. Искренние.
5. Маяк
И в пролет не брошусь, и не выпью яда,
И курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда,
Не властно лезвие ни одного ножа