Мира

Улыбаюсь, ощущая мужские пальцы на своём теле. Они поглаживают, находясь в рамках дозволенного в танце и ненавязчиво подныривают под майку. Блуждают по спине вне слоев одежды.

Будоражат очередные вибрации. Порождают желание придвинуться к нему ещё ближе. Плотнее. Так, чтобы любое движение вдвоём как литое. Нога в ногу. Обоюдное. Целое.

В наушниках меняются композиции, а мы танцуем, идеально настроенные друг на друга. Не замечая внешнего хаоса. Ориентируемся на глаза и дыхание. Резонируем. Чисто. Точно. Без малейшего искажения.

На обломках прежнего мира созидаем нечто новое и совершенное. Своё.

— Это не всё, что я хотел тебе показать, — шепчет сладко, заставляя тянуться к нему ещё ближе. — Тут недалеко. Если позволишь…

— Да, — неизбежно озвучиваю единственное утвердительное, что могу сказать. Потому, как рядом с ним другой ответ невозможен. Только согласие. Полное. Искреннее.

Берёт на руки и я неизбежно льну ещё ближе. Вцепляюсь в него пальцами. Зарываюсь физически и морально.

Это не объяснить простым человеческим. Это глубже. Сильнее. И дребезжит внутри, подтверждая правильность и рациональность.

Это мой выбор. Я его навсегда… Я его точно…

Асфальт сменяется травой. Она на удивление совсем невысокая. Рост гасит тень от деревьев и соответствующая прохлада.

Мои ноги забавно подпрыгивают в воздухе, а уверенные шаги по инерции плющат тело к стальной груди. Топят отголоски ударов сердца в моих прикосновениях. Опаляют дыханием кожу.

Улыбаюсь, спорно понимая, что никогда и подумать не могла о такой ситуации. Чтобы я, с незнакомцем, оказалась где-то в пределах далёкой заброшки… Кровь стынет в жилах при мысли, как бы на подобное отреагировали родители. Особенно мама… Особенно, с высоты своего профессионального опыта.

Тем временем Женька возвращает меня в вертикальное положение. Заставляет вновь научиться стоять без его поддержки, справляться со своим телом, подавать в мозг какие-то команды, а не полностью отдавать в его руки бразды правления.

Вдыхаю ощутимую прохладу. Воздух пахнет влажностью и цветами. Осматриваюсь вокруг. За нами озеро. Холодное. Лесное. Слегка заросшее. С красивыми кувшинками по обоим краям захода.

Тут периодически кто-то купается. Явно. Иначе бы склон не выглядел бы таким обитаемым. Трава местами примята. Цветы по берегу кажутся сорванными. Словно кто-то собирал букет. Или это лишь кажется под воздействием атмосферы и бурной фантазии?

Сейчас здесь никого. Только мы вдвоём. Лёгкий ветер. Музыка, что продолжает играть в наушнике.

— Красиво, — соглашаюсь с немым вопросом, что считываю в чистых глазах.

Женечка молчаливо улыбается. Раскрывает рюкзак. Вытаскивает из него плед и в одно движение раскладывает на траве. Сбрасывает на лежанку ещё и два полотенца.

Оставляет рюкзак лежать на земле, а через секунду его накрывает стянутая мужская футболка.

Наблюдаю за происходящим с широко распахнутыми глазами. Стою и не двигаюсь, а Женька забирает из уха наушник и сбрасывает оба на плед.

— Пошли? — издевается над моим подсознанием чистотой сильного голоса.

Видимо указывает на воду, а я как приклеенная пялюсь на этот каменный торс. Любуюсь. Тем, кого полночи держала в объятиях и позволяла такое, от чего щеки заходятся ярым пожаром.

Литые мышцы вызывают необузданное желание к ним прикоснуться. Пройтись подушечками пальцев от плеч до самого низа. Туда, где они обретают ещё более видимый рельеф и граничат с поясом брюк…

Дую на глаза и отвожу в сторону взгляд, пытаясь привести себя в чувства. Никогда не возникало желания тактильных контактов, а с ним, кажется, стоит только начать, что и не отлепит, как назойливую пиявку!

Его кожа, запах, тепло… Безмерно манит. И если вчера в темноте мне приходилось довольствоваться тем, что изучаю этого парня только на ощупь, то сейчас… Всё тело сгорает в агонии от ожидания его рук, губ, ласк, поцелуев, прикосновений. И даже боль, как неотъемлемая составляющая, совсем не пугает.

Хочу его. Отчаянно. Сильно.

Даже и не подозревая ранее, что можно в ком-то настолько нуждаться физически. Желать. Наслаждаться.

На рюкзак падают джинсы.

Протяжно выдыхаю и боюсь застопориться взглядом не там, где положено. Вчера смущение отступило. Сегодня — накрыло вдвойне от невозможности спрятать взгляд и плещущееся в нём любопытство. Рассмотреть. Запомнить. Потрогать. Вернее, натрогаться вдоволь…

— Мирочка, — зовёт тихо и ласково.

— Угу, — выдаю, громко сглатывая. А сама не решаюсь поднять взгляд. От рюкзака. На котором не хватает только снятых боксеров.

Низ живота стягивает в узел. Внутри происходит сотня невообразимых процессов. И все из-за него. Или благодаря ему. Его присутствию рядом и вообще, в моей жизни.

Крепкие руки касаются моих плеч. Он заходит сзади, а я всё равно крепко зажмуриваюсь. Дыхание иссушает губы. Ощутимо выжигает дорожку под носом.

Грудь резко вздымается. Падает.

— Ветерок, — согревает мои мурашки теплым прозвищем. — Меня от тебя тоже несёт. Одинаково. Одета ты или без одежды.

Закатывает майку вверх. По рёбрам. По груди. Стягивает сквозь руки, послушно направленные вверх. Опускается к талии. Ведёт широкой пятерней по животу. До стона, что выпускаю сквозь губы. И льну к этой руке. Стыжусь и, одновременно, прошу в разы большего.

Юбка падает к ногам. Неловко топчусь по ней, а крепкие пальцы проходят по бедрам, подцепляя литое кружево.

— Сложно будет объяснить родителям, почему ты вернулась с прогулки в мокром белье. Или без него вовсе, — лукаво склоняет мужской голос к купанию голышом.

Звучно вдыхаю, прогоняя сквозь себя все эмоции, что вызывает его предложение. А под его пальцами так и колет токами. Искрами, что высекают о возбуждённую кожу любые прикосновения.

Разворачивает к себе. Быстро. Резко. Удерживая в руках от падения, как опытный кукловод в обращении с марионеткой. Не успеваю даже охнуть, оказываясь лицом к лицу.

— Выбрось из головы все запреты и комплексы, — шепчет, наклоняясь к губам. Целует. Поверхностно. А я тянусь ближе, напрашиваясь на большее. — Ты самое прекрасное из того, что я видел в жизни, — продолжает с присущей хрипотцой, отяжеляющей голос кричащим желанием.

Выгибаю спину, позволяю поднырнуть пальцам под застёжки бюстгальтера. Сама скидываю с плеч лямки. И вцепляюсь ладонями в гладкие щеки, бесстыдно втягивая в себя горячие губы. Одну за другой. Жадно. Поочередно.

Мужские ладони ответно скользят по бедрам и скатывают белье, позволяя беспрепятственно упасть. Переступаю. Хороню под ногами собственное смущение и пропитываюсь его уверенностью. Потому что верю, что в словах нет и доли фальши. У нас нет времени на ложь. Женька озвучивает мысли. Без искажения. Как и я. Это и есть настоящее. Обоюдная правда.

— Люблю, — шепчу на выдохе, а он вновь ловко поднимает на руки.

Прижимает к себе, как единственное необходимое и нужное. Уносит к воде, туша в чистой прохладе наш стихийный пожар.

Заходит по грудь и сдерживает в руках мою дрожь и волнение.

— Не представляю как можно кого-то любить сильнее, — шепчет у уха, будто не решаясь озвучить громче. Поставить под прицел это зыбкое счастье. — Не испытывал в жизни понятия страха, а тебя боюсь потерять.

— Держи крепче, — улыбаюсь и утыкаюсь в губы, ища взаимной поддержки.

Я тоже боюсь. Тронуться умом, если он внезапно исчезнет.

— По гроб жизни не отпущу, — успокаивает меня обещанием, или же сыпет проклятиями?

Неважно. Я согласна. На всё. Лишь бы в его руках. Лишь бы озвученное сбылось настоящим. Стало нашим общим. Чистейшей правдой. Как и его глаза, в которых невозможно заприметить обман. Спокойные. Уверенные. Лазурные. Искренние.

5. Маяк

И в пролет не брошусь, и не выпью яда,

И курок не смогу над виском нажать.

Надо мною, кроме твоего взгляда,

Не властно лезвие ни одного ножа

©Сплин