Теплая рука подхватывает мою ладонь и тащит вперёд. Не сразу соображаю, что опять происходит.

— Здравствуйте, а ей вот нельзя и как быть? — влетает в первые ряды Нина с непрошеным вопросом и тащит меня за собой следом.

— Фамилия? — нейтрально уточняет вызвавшая нас женщина. Ощущение такое, что назови я любую, она через пару минут и не вспомнит. Слишком много студентов. Слишком много работы.

— Ветрова, — лепечу тихо.

— Проходи первая. Отметят.

Суёт карту в руки. Нина отпускает захват. Беру, нечто похожее на тетрадку и прячу вниз. На весу листики ощутимо вибрируют.

Стучу. Выпаливаю с порога причину. Поджимаю дрожащие губы. За столом красивая девушка, лет двадцати и строгая женщина-врач. Взрослая. Про такую не произнести «пожилая». Опытная. Не резкая.

— Дата рождения? — уточняет спокойно.

Отвечаю, едва не пытаясь в цифрах. Сразу приписываю начало менструации. Скрещиваю пальцы. Не смотрю в глаза, чтобы лишнего не заметили.

— Наличие половой жизни, регулярность, количество партнёров?

Отрицательно машу головой не разжимая губы.

Врач кивает. Прописывает какую-то бумажку и передает медсестре для дальнейшего оформления.

— Появишься на анализ через две недели. Адрес и направление сейчас получишь. Не забудь, пожалуйста. Вас много, за каждой, при желании, не набегаешься.

— Спасибо, — шепчу, забирая листок и быстро покидаю пугающее помещение, пока кто-то из двоих не передумал.

— Всё норм? — подмигивает на выходе Нина.

— Да, спасибо. Я в комнату.

Шум от толпы вокруг только нарастает. Выхожу в коридор и едва не бегом направляюсь на улицу.

«Через две недели» — пульсирует женский голос в ушах.

Это рано. Очень. Сейчас всего одиннадцатая. Мне надо как-то продержаться ещё половину, иначе…

Сажусь на лавочку. Перечитываю направление. Рву на мелкие части и выбрасываю комком в урну.

— Потеряла, — выдыхаю уже более ровно. Это не обман. Просто самозащита. — За каждой не набегаются.

«Ещё хотя бы десять недель» — прошу, отсылая мысленно Богу. — «Пожалуйста. А лучше больше…»

Месяц спустя

Мира

Теплый объёмный костюм, неброского серого цвета, воздушная дутая куртка, кроссовки, спортивная шапка. Уже привычно плету под неё пушистые короткие косы, они отвлекают взгляд от лица, не стопорят глаза на поиске видимых изменений.

Татка прозвала мой новый стиль «пошли нахрен, я не ищу парня». Высказалась, что подобный лук способны оценить только мама и папа, ведь он самый, что ни на есть «противозачаточный». Ни у одного парня при взгляде на меня точно не встанет!

В итоге сошлись с ней на том, что мне именно это и надо.

Она не в курсе. Всего. Я вечно ломаюсь между да и нет, но так ей и не рассказала.

Никому не сказала. Солгала, между делом, девчонкам, что ходила в поликлинику на сдачу анализов. Правда ходила, постояла, посмотрела на серое здание. Если врать, то правдоподобно. Я даже внутрь зашла и узнала на каком этаже гинеколог. А теперь обхожу за версту кабинет медработника, и надеюсь, очень надеюсь, что таких «забывашек» как я, очень много на всём потоке. Про всех быстро не вспомнят. За всеми не успеют набегаться.

Позади три пары, с незначительным перерывом. Стою у входа главного корпуса. Дышу морозным воздухом. Октябрь. Погода непривычно холодная. Скоро снег. Гололёд. С одной стороны, любое утепление мне только на руку, с другой — надо быть осторожнее.

— Привет, — окликает мужской голос откуда-то сбоку. Моментально сжимаюсь и испуганно оборачиваюсь. Машинально обнимаю себя, скрещивая руки по животу. Это нечто сродни защитной реакции на уровне инстинктов. При испуге теперь всегда так поступаю.

Живота ещё особо и нет. Так же, как и пресса, теперь. Выпирает, как намек, если смотреть сбоку. Ну и резко выпячивается после любой еды нижним комком. Такое ощущение, будто я теперь всё съеденное откладываю про запас в какой-то мешок. Убираю на потом. Более в собственном теле особых изменений и не замечаю.

Грудь стала больше. Это тоже нормально. Я читала. Вообще на эту тему теперь много читаю.

Отступаю в сторону, а он наоборот делает шаг вперёд. Осматривает меня. Сканирует ледяным взглядом. Весь такой правильный с виду, красиво упакованный. А на деле: бесчувственный чурбан. Я же просила связаться с Женькой, а он…

— В родном городе твоего внимания не урвать. Сидишь дома все выходные, точно затворница.

Хмурюсь, не имея желания что-либо обсуждать. Он так и сужает глаза, тараня меня в области талии.

— Оставила? — режет тоном настолько, что так и хочется в него что-нибудь кинуть. — Деньги не нужны? Или кто спонсирует?

Зажмуриваюсь. Поджимаю губы. Сдерживаю глупый порыв наорать на него, бросаясь аргументами в свою защиту, наброситься с кулаками, доказать правду, которой не хочет и видеть.

Молчу. Потому что нельзя. Ни нервничать так. Ни действовать резко. Ни привлекать чужое внимание и становится темой для пересудов. Мне ничего нельзя. Я сейчас слишком уязвима и бессильна.

— Ладно, извини, — выводит нехотя тот, кто, кажется, с первого взгляда, заочно меня ненавидит.

Друг Женьки. Глеб. Филатов.

— Я говорил с ним, — обрывает моё сердцебиение, вкупе с дыханием.

Стою приоткрыв рот. Глотаю воздух, ставший комками. Роняю на куртку солёные слёзы. Не чувствую, как вытекают из глаз. Но обветренные губы начинают щипать. На щеках резко становится холодно. И звук. Монотонный. На воротник глухо капает. — Приехал убедиться и во всём разобраться, — завершает он, как-то резко дёргая головой. В моих ушах оглушительно тукает и звук мужского голоса воспринимается через ощутимое эхо.

— Как он…? — этот вопрос слетает с губ очень глухо, но ответ на него является самым важным из тех, что сейчас желаю услышать.

— Жив. Взял новую звёздочку, — чеканит гонец холодом стали. — Поехали. Мне надо знать, что говорить в следующий раз. Если такой настанет.

Тру кулаком щеки, неадекватно мотаю в обе стороны головой.

— Ветрова, поехали, я сказал, — приказывает, не иначе, — с утра здесь пасу тебя. Через час запись в клинике.

— Не трогай, — выставляю очередной блок на его попытку взять меня за руку. — Чего ты хочешь?

Он обманчиво усмехается, а таранит всё тем же холодом. Произносит спокойнее, суше:

— Люди часто обманывают. Не привык верить на слово.

— Дай мне его номер, — прошу, наблюдая бессердечное фырканье.

— Пройди обследование. Я передам. Если будет возможность…

Не будет. Он знает это лучше меня. И, судя, по его глазам, мой собеседник не особо-то верит в то, что передать полученную информацию всё же удастся.

Где он? Женька. Что и как с ним? — очередные вопросы, оставшиеся без ответа.

— Идём?

Киваю, не имея другого выбора. Вновь обнимаю себя. Наблюдает с усмешкой и ведёт к парковке, где виднеется знакомая машина. Плетусь следом. Сажусь, пренебрегая помощью. Фыркает и занимает водительское.

Запоздало осматриваюсь вокруг в поисках однокурсников. Припишут любовника, а после того, как увидят живот…

Пристёгиваюсь на расслабленный ремень. Придерживаю руками. Наблюдает. Пусть и делает вид, что смотрит лишь на дорогу. Едет плавно. Не прыгает.

Многопрофильная платная клиника. Иду следом не роняя и слова. На вопрос о документах достаю свой студенческий. Парень рядом со мной взмахивает картой и пытается как-то уладить.

Не вникаю. Принимаю бахилы. Снимаю куртку и сажусь ожидать вызова, на одном из мягких диванов.