— Мира, ужинать, — зовёт мама, а по мне, так прошло не больше минуты.

— Не хочу. Спасибо.

— Приболела? — уточняет мама, с некой опаской, стоя на пороге.

— Просто устала, — уверяю её, слыша выдох облегчения.

Я не доставляла проблем всё своё детство. Считай не болела. К чему сейчас начинать натягивать нервы? Отосплюсь. Смирюсь с новой действительностью…

— Мам, закрой, пожалуйста дверь. и выключи свет. Всё нормально. Просто устала.

Она, кажется, и не перечит, а я радуюсь тишине и темноте, вновь захватывающей комнату. Ухожу глубоко в себя и больше не хочу возвращаться.

Ни сейчас. Ни время. Позже.

Очередной голос вновь вытаскивает из тревожного сна. Что я там вижу? Уже и не помню. Остаётся лишь ощущение: мерзкое, липкое. Не хочу это видеть. Морально блокирую.

— Мирка, — шепчет подруга у уха и обнимает меня по плечам. — Дурочка, что ж ты не позвонила то сразу?

Сил и желания говорить нет. Всё так же лежу отвернувшись, втягиваю носом колючий воздух и тяжело выдыхаю.

— Хочешь поплачем? — не унимается Татка. — Или пойдём на улицу. Поговорим?

Молча мотаю головой из стороны в сторону и вновь упираюсь в подушку.

— Мне остаться? — мягко поглаживает меня по волосам, удерживая в сознании на тонкой грани. Меня опять так и клонит в сон, будто он один является для меня неким спасением.

— Мирка, скажи уже что-нибудь, — нудит она возле уха. — Завтра пьём? Как ты вообще?

— Норм, — выдавливаю осипшим голосом. Горло будто заложено. Как от слёз, что непроизвольно глотаешь во сне. — Завтра нет. Дай мне дня три. Ещё не поняла полностью.

— Я тебе нужна?

— Нет, — шепчу безоговорочно. Мне никто не нужен. Рядом. Кроме него.

— Позвонишь с утра?

— Да.

— Если нет, то я приду, — пугает, а сама ощутимо испытывает облегчение. Со мной не надо возиться сейчас. Можно заняться своими делами. Или, это лишь кажется?

Никто никогда не сможет разделить с тобой пополам твою боль! Это иллюзия. Самый надежный друг будет рядом, но боль так и остаётся с тобой. Один на один. Лицом к лицу. Она не делится на части, не уменьшается. Её надо пережить и принять самому, иначе…

Иначе впоследствии она увеличится кратно.

— Я наберу.

Обещаю. Она знает, что выполню. Непременно. Иначе это буду не я.

Сколько себя помню, всегда держала свои обещания. И всё, что успела озвучить Женьке… Тоже выполню. Обязательно. Позже.

Сегодня… Пытаюсь надышаться тающими нотками его запаха. Так и тянет залезть в ящик письменного стола, проверить, на месте ли кольцо с камнем под цвет его глаз, стикер с сердечком и парашютная шпилька… Так мало материальных вещей, оставшихся после него и такая груда воспоминаний… Перебираю перед глазами осколки моментов, физически помню всю нежность и сладость прикосновений.

— Ты хоть в курсе где он? — сбивает настрой Татка.

— Нет.

— Фамилия, полное имя, контракты другой, — перечисляет, а я закрываю уши руками.

— Отстань, — прошу, не слыша собственный голос. — Не сегодня. Пожалуйста. Не надо.

Мягкое прикосновение ладони ведёт от макушки и по спине. Она соглашается, ощутимо привстаёт с матраса и уходит.

Как Скворцова так быстро узнала, что «это» произошло? Сложила два плюс два. На самом деле мама утрирует, она девчонка не глупая.

Я вновь не отвечала на её звонки, не просила поддержки, да и мама на входящий наверняка ответила о моём впадении в спячку.

«Друзья…» — тянет подсознание за тонкую ниточку из клубка, закрученного Таткой. Могу ли я попытаться спросить у них о его новом местоположении? Или…

Нет. Пресекаю саму себя, морально бью по рукам, которые так и тянутся остановить Татку, уйти с ней в парк за этим уже сегодня.

Я обещала молчать. Клялась в этом Женьке. И я… Всегда держу свои обещания. Даже когда плохо, а теперь вот и больно. Сильно…

Храни его, Боже. Везде и всегда. Где бы его не носило.

Спустя неделю

Мира

— За тебя, — гордо провозглашает Скворцова во всеуслышание. — За твоё поступление, Мирка! За твоё возвращение к нам! И вообще за то, что ты большая умничка и быстро пришла в себя после минувших событий, — науськивает уже шепотом, обнимая меня, перед тем как выпить на брудершафт первую «поучительную».

А пьем мы водку. Как и предрекала до этого Татка. Или грозила. Причина и следствие уже не важны.

Я поступила. Да. Приказ о зачисление в университет опубликовали раньше положенного срока.

Я смогла, прошла на бесплатное. И в строй компании бывших одноклассников вернулась тоже. Всё так.

Только в одном Татка заблуждается: я не пришла в себя. До сих пор. Я далеко не большая умничка. Мне везде перед глазами мерещится Женька. Я на каждый спам звонок отвечаю с замиранием сердца. Жду хотя бы его дыхания в трубке. Или лёгкое, невесомое, принадлежащее только ему:

— «Ветерок, я соскучился».

Подношу рюмку к лицу. Запах такой, что буквально сносит с одной секунды. Слизистую носа обжигает так, что начинаю дышать ртом, а Татка подталкивает мой локоть вперёд и упрямо твердит:

— Пей! Не дыши и не грей! Хуже будет!

Опрокидываю в рот полный глоток. Глаза выпирают из орбит быстрее, чем успеваю проглотить содержимое, задержавшееся во рту. Всё горит, словно от чистого спирта. Всё немеет, болит, колет.

Горло, пищевод — я ощущаю все внутренности, которые ошпаривает огненной лавой!

Подруга лезет с объятиями и поздравлениями, а я едва сдерживаю порыв ежесекундно вернуть исходное пойло наружу.

— Отойди, — прошу не своим голосом. Затыкаю ладонью рот.

Взрослая, большая, ага. Именно эти аргументы пошли бы в оправдание перед мамой, когда бы я в подпитии вернулась домой.

Но нет. Алкоголь не моё. Надо искать новый вид антидепрессанта.

Чувствовала же на интуитивном. Не стоило даже и проверять! Вестись на многочисленные уговоры.

Едва успеваю выбраться из объятий Скворцовой и скрываюсь с места в быстром старте. Пролетаю пару метров к кустам и физически ощущаю что такое выворачивание наизнанку.

Спирт вновь обжигает горло. Но теперь уже точно, раз и навсегда убеждает: пить я не буду. И вообще больше никогда не рискну глотать что-то в подобном диапазоне градусов.

— Фа-а-а-ак, — тянет у уха подруга и поддерживает от лица мои волосы.

Большой вопрос: как и когда она успевала оказаться рядом? Я ничего и никого не слышала в этот момент. Словно попала в очередной вакуум из которого только решила выйти. Люди вокруг вновь словно вымерли.

— Ты как, Мирк? — шепчет с опаской. Руки горячие. Или меня слишком колотит?

— Норм, — хриплю, сбитым горлом. Ощущение такое, будто изнутри сняли целый слой ткани, а не просто тщательно вывернули и вернули обратно.

— Зайка, прости, — стонет подруга. — Кто ж знал, что ты у нас настолько нежная. Я же тебе налила на один глоток всего. Чтоб с почином. Нельзя было вдыхать…

— Тат…, — проговариваю коротко, а голова идёт кругом. За день, как и все предыдущие, особо не ела, вот желудок и взбунтовался, оголив перед всеми своё скромное содержимое.

Тем временем кто-то уже даёт мне воду, кто-то салфетки, а кто-то поучительно забрасывает советами как надо пить и с чего начать следующий раз.

Нет сил противостоять. И затыкать тоже. Слушаю. Позволяю довести себя к лавочке. Приткнуть к спинке. Оставить в покое.

Позывы уходят. В голове чуть проясняется. Сижу и пялюсь в одну точку. Стараюсь ни с кем не разговаривать. Просто дышать.

Кое-как прихожу в себя. Боковым зрением даже вижу движение слева. Четверо. Вроде. Ан нет. Есть и ещё мужские фигуры. Прослеживаю только ради того, чтобы поймать фокус и проанализировать своё состояние.