— Ветрова, — приглашает в кабинет седовласый мужчина. Поджимаю губы и киваю, смиряясь с собственной участью.

— Я с ней, — светится широкой улыбкой мой спутник, а мне от подобного соседства становится и вовсе не по себе.

Врач задаёт многочисленные вопросы, хлопаю глазами и молчу на большинство из них. На что-то отвечаю невпопад. Записывает. Высчитывает недели по озвученной дате последних месячных.

— Надо бы уже встать на учёт, — укоряет беззлобно. — Давай-ка, раздевайся, посмотримся и я выпишу нужные рекомендации.

Перевожу тревожный взгляд на притихшего парня, расположившегося в кресле у кушетки.

— Раздевайся, — комментирует Глеб беспрецедентным тоном. — Я не стеснительный.

Не берусь выяснять отношения под непонимающим взглядом пожилого врача. Снимаю толстовку, рядом кладу штаны. Залезаю на заправленную кушетку и очень надеюсь, что УЗИ будет поверхностным.

Мужчина в белом халате действует аккуратно: наносит специальный теплый гель мне на живот, водит датчиком, глядя в экран.

Замираю, пялясь на пульсирующую картинку. На пятнышко, в котором что-то рассматривается.

— А вот и мы, — комментирует врач. — Сердце, голова, ручки, ножки.

Делает какие-то замеры, растягивая стрелки на экране. Смотрю на всё это сквозь пелену слез. Едва не смеюсь. И не верю.

— Крепкий пацан растёт, — ответно улыбается доктор. — Параметры соответствуют. Прикрепление по задней стенке. Объемного живота еще какое-то время не будет, зато потом резко выкатит.

— Какой срок? — задаёт вопрос парень. Боковым замечаю, что достает телефон. Делает снимок? Сверяется с календарем?

— Пятнадцать недель, — парирует врач.

— А на человеческом? — донимает сопровождающий. — Когда наступила беременность?

— Сомневаетесь в отцовстве? — уязвляет наделённый властью, поднимая вверх поседевшую бровь. — Тесты ДНК можно провести до рождения ребенка. Но я бы не советовал вам подвергать этих двоих дополнительным рискам. Девушка довольно впечатлительная. У неё давление скачет, наравне с сердечным ритмом. Такую необходимо беречь, а не излишне нервировать.

— И всё же? — не уступает в напоре младший представитель мужского пола.

— Вторая половина июля, — отскакивает от зубов врача.

— Спасибо, — задумчиво выводит Глеб и пялиться в монитор. — Пацан?

— Если я ошибся, можете прийти обменять, — усмехается седовласый мужчина. — У меня трое сыновей о дочери могу лишь мечтать.

Одеваюсь. Получаю на руки результаты обследования. Рецептурный лист, исписанный размашистым почерком врача.

— Давай, я куплю всё необходимое, — забирает Женькин друг после оплаты приёма. — Родители знают?

Мотаю головой, вновь играя в молчанку.

— Он не успеет, — заключает глубокомысленно. — Даже если будет знать. Тебе придется самой…

— Я в курсе, — перебиваю его же холодом. — Спасибо. Надо продержаться ещё шесть недель…

— Рожают в сорок, — хмыкает он глухо.

— А после двадцати не отправляют на аборт.

Молчит и считывает очередным тяжёлым, рентгеновским.

Доводит до машины, усаживает, а сам заруливает в аптеку, и возвращается с целым пакетом.

— Инструкции прочитаешь. По возможности приедешь и сдашь все анализы.

Достаёт кошелек, суёт в мои руки пару максимальных купюр.

— На первый раз этого хватит.

Выкладывает поверх визитку. Чеканит серьёзным:

— Напишешь. Отчитаешься.

— А если…, — начинаю наперекор, сама не зная, чем хотелось продолжить.

— Заложу, — парирует он хлёстко. — Вернётся — получишь по заднице.

Смеюсь. Не в силах сдержаться. Парень рядом, на миг, тоже становится более человечным. Тянет вверх уголки губ и вновь заводит прямо.

— Передай, что я его жду.

— Передам, — заключает нейтральным. — Если Господь управит.

В первый раз за долгое время самозабвенно про себя крещусь и молюсь. Даже не замечаю того, как автомобиль начал движение.

Дай Бог, чтобы всё быстрее закончилось. И чтобы он вернулся. И чтобы я…

Дую на глаза. Только стекло потеет. Не помогает. Тихо реву, отвернувшись к окну.

Всё будет. Обязательно будет. Просто. Не сразу.

Он обещал вернуться. Значит всё сделает.

Конец ноября

Мира

Двадцать недель. С трудом осознаю, как вообще добралась до подобного срока. Вторые выходные не езжу домой. После пар и обеда, спешу в библиотеку. Провожу здесь время до позднего вечера. Читаю нужные книги, использую свободный компьютер. Заранее исписала все рефераты и курсовую, пока другие даже не задумываются над выбором темы.

А мне некогда. Спешу жить наперёд. Хотя, какой жить? Учиться.

Тренирую мозги, которые с каждой неделей всё больше подводят. Голова становится решетом. Информация влетает и мгновенно куда-то девается. Концентрация… Практически недостижима.

Телефон и календарь становятся недооценёнными помощниками. Веду в нём все последние записи. Зачеркиваю неделю за неделей. Делаю пометки, когда сдать анализы.

Я так и не встала на учёт, но чётко выполняю врачебные рекомендации. Пью витамины, ночами и утром обмазываю былую талию и грудь кремом от растяжек.

Глеб с психу накупил тогда целый пакет. Шифруюсь, как могу. Снимаю этикетки, прячу запасы в пустом чемодане. Я всё сдала, как он и просил. Отчиталась, отправила результаты.

Две галочки на сообщении так и висят о прочитанном. На него нет ни реакции, ни звонка, ни ответа. Не говоря уже о том, предал ли он информацию Женьке?

Не знаю. Скорее нет, чем да. И вряд ли кто-то решит меня уведомить в случае стыковки и разговора.

Третий час сижу за компьютером, обложенная со всех сторон книгами. Печатаю. Периодически хожу к термоспоту за чаем. Народ поблизости хлещет кофе. Я бы тоже не прочь, да от него становится только хуже: в висках тукает, голову давит. Приходится глотать подкрашенный кипяток и уверять себя в том, что он, как и собрат, хотя бы немного снимает усталость.

Третий час на неудобном стуле. И это после пар, где отсижено всё что способно отсиживаться. Бросаю очередной реферат. Иду в туалет, на обратном топаю к автомату.

Из еды на этаже только сладкое. Чай, кофе в библиотеке бесплатны. Народа немного. Термоспот не пустеет. Или студенты просто не поняли, что здесь учиться проще и легче, чем в комнатах? В моей начали топить не в себя. В толстовке особо не отсидишься, а широкой футболкой живот теперь особо не спрячешь. Выпирает. Не так сильно, как могло бы, но при остальной худобе… Выпирает.

В итоге и сижу здесь до позднего вечера. Исполняю роль неисправимой зубрилки. И прячусь. От всех, включая родителей. На эту неделю придется поехать домой. Иначе…

Иначе ничто не помешает им приехать самим, а в общаге тепло. Даже жарко и душно. Ни к чему «выносить сор из избы» и огорошивать их подобным образом. Лучше позже. Немного. И дома.

Возвращаюсь в исходную точку. Жую шоколад и пытаюсь припомнить на чём закончила. Мысли путаются, хлеще, чем формулы. Напрягаюсь. Выжимаю из себя минимум.

Как я сдавала экзамены почти на сто баллов? Не помню.

Резко отшатываюсь назад, едва не проливая на себя содержимое чашки. Ойкаю. Широко распахиваю глаза.

— Что-то не так? — укоризненно призывает к тишине одна из смотрительниц, что обычно присутствуют в паре.

— Чай горячий, — оправдываюсь проморгавшись, а сама пытаюсь понять, что это было. — Едва не обожглась, — лепечу, убирая кружку подальше от казённой клавиатуры.

Женщина, в классическом костюме и с неизменным пучком седых волос на макушке, советует мне быть аккуратнее. Отворачивается, принимаясь за свои дела, но периодически возвращает ко мне свой взгляд и присматривается.