Уводит взгляд на свою руку. Там часы. Классические. Мужские. Без лишнего пафоса и электроники, ставшей уже чем-то обязательным и привычным. А тут… Необычные.

— Красивые.

— Офицерские. Отца. Наградные. Посмертно.

— Прости, — улыбка тут же сползает. Тушуюсь под его взглядом и сжимаюсь в моральном комке.

Всё в миг становится непонятным: как себя дальше вести, что говорить?

— Ничего. Я был ещё пацаном, — выводит он безэмоционально.

Пытаюсь рассмотреть за этим большее, но Женя пресекает вопросом:

— Во сколько ты должна быть дома?

— Уже.

— Тогда пошли. Самое паршивое, что делают дети — это намеренно расстраивают родителей.

— А ты?

— Пойду ли я с тобой или расстраиваю ли я мать? — издевается, а сам смотрит на меня с мягкой улыбкой. — Мира, она живёт в пригороде и даже не в курсе, что я приехал. Никто не в курсе. Был. И так должно было оставаться. Но всё пошло не по плану. И да, я пойду с тобой. Сегодня. Завтра. А что будет дальше…

— Будет…? — хмурюсь, но цепляюсь за обрывки слов, вселяющих в сердце надежду.

— Не говори никому обо мне, — просит, слегка треплет по щеке пальцами. — Есть вещи, которые лучше не афишировать. Да и расписок я подписал немало.

— Хорошо.

Ещё одно обещание. Моё. А он дал ли мне хоть одно за минувший вечер?

Вроде да, или это опять только кажется?

Помогает спуститься с детской лазелки. Крепко обхватывает мои холодные пальцы.

— Веди, — отдаёт бразды правления в мои руки.

— Темными переулками и пустыми дворами?

— Желательно, — усмехается и слегка пинает в бок локтем.

— Если поцелуешь на прощание, то я прощу тебе даже это, — заявляю резонно, а сама с трудом держу губы в напряжении.

Невозможно обижаться на что-то, когда всё нутро выступает за любое из его присутствий рядом. Каким бы оно ни было это присутствие: близким или удерживающим на расстоянии, коротким или долгим.

— Поцелую. Обязательно, — обещает настолько правдиво, что грех не поверить. И сразу начинает хотеться домой. Хотя вру. Абсолютно не хочется.

Возникает желание только дойти до подъезда. Как можно быстрее. А дальше… Просто наслаждаться моментом. Раствориться в эмоциях и бездумно целоваться. Долго. Мучительно сладко.

4. Принадлежу

Ты мои слезы

Ты мое сердце

Ты частичка тепла

Никуда мне не деться

© Дельфин

Мира

Поднимаюсь по ступеням к родной двери, а мой провожающий остается стоять ниже в пролете, чтобы присмотреть за мной на лестничной клетке.

Резко машу ему на прощание. Даже выдавливаю из себя подобие некой улыбки.

Поворачиваю ключ в замке. Стараюсь больше не оборачиваться и сразу прошмыгиваю за дверь. Тихо запираю. Упираюсь лбом в холодную стену.

Щеки горят огнём. Губы истерзаны долгими поцелуями. На ребрах и пояснице до сих пор ощущение его рук. Мужских пальцев, что крепко вжимали в себя и не хотели отпускать, в то время как Женька настаивал, что нам пора расставаться.

Логика не соседствует со здравым смыслом. У меня точно. Да и у него тоже.

Руки дрожат. С трудом заставляю себя двигаться и быстрее убраться от входа. Быть застуканной родителями в таком состоянии — равносильно признаться в употреблении каких-то психотропных веществ. Именно это они и решат, после первичного осмотра и просьбы «дыхнуть». Когда переменные не стыкуются, то вывод напрашивается сам собой. Неправильный вывод.

Папа и мама не раз намекали на то, что боятся будто меня может завести на кривую дорожку. Я слишком хорошо себя вела до своего совершеннолетия. На мне никак не отразился гормональный сбой и распиаренный переходный возраст, которого все ждали с замиранием сердца.

Я продолжала хорошо учиться и практически не обращала внимания на парней. Целовалась пару раз на школьных дискотеках, как ни без этого. Но, ни больше.

Ко мне в дверь не ломились поклонники с букетами цветов или дорогими подарками. Да даже с мелочевкой в виде открыток и конфет никто в очередь не выстраивался.

Мне не пели под окном и даже не кричали с просьбой «на выход». Про стихи и говорить глупо. Не было их. Не писали. Вовсе.

Я не давала поводов сильному полу ухаживать за собой. Мне это было неинтересно. Не нужно. Ведь, впереди столько планов к которым надо идти. Целей, которые необходимо ставить перед собой и добиваться. Упорным трудом. Учением. Знаниями.

После вручения золотой медали с аттестатом об окончании школы, родители даже немного расслабились. А когда я пришла трезвой на утро после выпускного — на меня повесили новый ярлык: адекватна, вменяема.

Мама-психолог — это то ещё испытание. Папа-директор химического предприятия, снабжающего удобрениями половину Европы — тоже так себе вариант вести себя плохо.

Репутация. Известная фамилия в маленьком городе. Знакомые. Знакомые знакомых. Знакомые знакомых знакомых… И так далее по бесконечному списку.

Удаляюсь в ванную, чтобы умыться холодной водой. Действую бесшумно в темноте. На ощупь.

Наскоро вытираюсь и словно мышка проскальзываю в свою детскую комнату.

Меньше пару месяцев и я отсюда съеду. Поступлю в Москву. Начну новую главу своей взрослой жизни… Начала…бы… Легко и красиво. Если бы ни он… Если бы не эта случайная встреча. Судьбоносная. Ни иначе.

Запираю дверь и оседаю на пол. Мне поступать через неделю. Формально просто завести документы в вуз и подписать заявление. Однако, хочется ли мне этого теперь? Или… Отправиться куда-то в другой город? Если он позовёт… С собой?

Глупости. Об этом даже не может быть речи. Женька ни для этого попросил молчать обо всём, что с ним связано. Ни для этого… Что? Да всё сразу…

Господи! Как же я смогла в это влипнуть?! Столько планов, столько несбывшихся мечт… И всё рушится после одного только взгляда. Нет желания ничего достигать. Отпустило. Затухло. А хочется только его одного рядом. Человека, которого совершенно не знаю. И знаю, что он способен заменить собой для меня целый мир.

Сижу у двери. На глазах нет слёз. Не корю себя за провинность.

В руке телефон. В контакты внесён новый номер.

Сижу и смотрю вперёд.

Мой дом — стандартная панельная пятиэтажка. Планировка комнат по стандартам союза. Минимализм в обстановке: шкаф, кровать, тумбочка, письменный стол и стул.

Напротив взгляда деревянные окна, которые за последние годы никто так и не сменит на модный пластик.

Отец человек старой закалки. Эдакий стахановец: партия сказала надо, он в ответ — громогласное есть!

На нём держится завод на протяжении двух десятков лет. Шесть тысяч рабочих мест. Отсутствие задержек заработных плат и прочих льгот, присущих работающим людям.

Он ежегодно выводит прибыль в плюс и получает новые заказы, потому что, как уверяет сам, не ворует. А так же не позволяет воровать никому из должностных лиц. За провинность не просто увольняет. Выгоняет с позором и характеристикой, с которой не примут ни в одно хорошее место.

Мама работает там же, штатным психологом при заводе. На заработную плату замужество никак не влияет. Даже наоборот. В итоге, конечно к разряду бедности нашу семью не припишешь, но и до среднего класса доходы значительно не дотягивают.

Всё заработанное тратится по необходимости и откладывается на моё будущее. Старые оконные рамы им не являются и в список срочных трат явно не вписываются.

Сижу и тупо пялюсь вперёд, а в окно резко что-то прилетает. Камушек. Один. Второй. Долбит звуком и приводит к осознанию, что дважды не является совпадением или случайностью.

Аккуратно встаю. Подхожу ближе. Открываю раму, стараясь не шуметь на весь дом. Внизу стоит он. А кто ещё? Хотя, по темной фигуре так и не скажешь. Прикладывает указательный палец к губам. Переодетый во всё чёрное. За плечами увесистый рюкзак. Смотрю и не понимаю чего ожидать. Собираюсь набрать на мобильном, но Женька сбивает с мысли и двигается к углу дома. К водосточной трубе, что находится в полуметре от оконного проема.