До нужной улицы быстрым шагом всего пять минут. Выхожу из подъезда. Дую на глаза. Не спешу.

Некуда.

Упираю взгляд в серый асфальт и иду, не видя никого на своём пути. Очень надеюсь на то, что и ответно меня не замечают тоже. Серое на сером. Безликое пятно среди прочей шелухи и грязи.

Двор колодец. Сижу больше часа. Пялюсь в землю или в экран телефона.

Поздно замечаю припарковавшийся автомобиль. Поднимаюсь с лавки в углу и вновь, тут же на неё оседаю. Нужный мне парень идёт к дверям не один, а под руку с красивой девушкой. Я даже окликнуть его не могу. Не знаю имени. Провожаю их взглядом в подъезд. Высокий парень в костюме неимоверно обходителен со своей спутницей. За таким и не заподозришь тех взглядов, что он бросал на меня. И вроде образованный, умный, галантный. Такое ощущение, что только я вывожу всю компанию из себя и действую на них, точно красная тряпка.

Боже… Не хочу даже думать.

Устало выжидаю ещё какое-то время и вновь занимаю позицию у двери. Как звонить в домофон, если ответит она? Кого спросить, если вместо него, откроет дверь девушка?

Такое ощущение, что это куда важнее моих вопросов и моего… положения.

Краткий звуковой сигнал. Отстраняюсь и позволяю выйти жильцам.

На часах половина седьмого. Третья квартира. Должен же понимать, что я приду…

Звоню. Вся ощетиниваюсь. Смотрю вперёд не моргая. Кулаки плотно сжаты в карманах. Губы — продольная линия.

Два шага назад, чтоб не снёс, если тоже имеет привычку открывать на распашку.

Выходит. Переодетый в спортивное, но ещё не сбросивший образ серьёзности. Нависает надо мной, скупо осматривает. Бросает в квартиру перед тем, как прикрыть за спиной дверь:

— Анют, это ко мне. Пару минут.

Достаю из левого кармана кулак и распрямляю ладонь под его молчаливым взглядом.

— Вот это залёт, — усмехается, окидывая меня издевательски ироничным. — Убирай с глаз подальше. Не хочу, чтобы моя невеста решила, будто я готов перенять эстафетную палочку, под девизом: кто последний тот и папа.

— Ф-ф-ф…, — начинаю бессвязно мычать в попытке обличить в слова мысли.

— Глеб, — проговаривает без сарказма. — Нас не представили. Так чего ты от меня хочешь?

— Адрес… Номер, — хриплю, уже не способная к конструктивному диалогу. Прячу руку. Качает головой и исчезает в квартире. А я стою и пялюсь на дверь. Не понимаю: выйдет ещё или не выйдет.

Щелчок. Протянутая вперёд банковская карта.

— Четыре нуля, — подмигивает и засовывает пластик между моих пальцев. — Здесь на всё хватит. Если смогу — передам информацию. Большего не обещаю.

— Ты предлагаешь…, — усмехаюсь, опять глотая горькие слёзы. — Избавиться…?

— Упаси Боже, — парирует звучным смешком. — Он меня сам четвертует по приезду, если это реально его ребенок.

В очередной раз ловлю себя на желании влепить пощечину представителю сильного пола. А он продолжает спокойно перебирать варианты:

— От родителей пока на съём сможешь свалить. Вернётся — сам решит, как дальше.

— Ага, — киваю невнятно и разворачиваюсь в сторону лестницы. Вернётся. Решит. А пока выхода нет. Всё как в прострации.

— Какой срок? — обрывает он моё немое забвение.

— Тот самый, — роняю тихо и начинаю спуск, в очередной раз заливая щеки слезами.

Он что-то ещё говорит. Не слышу. И не хочу слышать. Иду на автопилоте.

Куда? Куда-то.

Руки вновь в кулаках. В карманах. Только теперь рядом с ними ещё больше ненужного пластика.

Мира

Момент отъезда в Москву…

После всех тех злополучных событий, время — как субстанция, просто перестало для меня существовать.

Где-то далеко, на задворках памяти, остались неприятные разговоры с двумя парнями, положительные тесты, моё молчание и осознание новых реалий, забытые друзья, обеспокоенная Татка.

Утро сменялось днём. Вечер ночью. Я мысленно зачеркивала даты в своём невидимом календаре. Не замечала ни минут, ни часов. Всё это стало совершенно неважным.

Я утонула в бессмысленности происходящего. Мне стало всё безразлично.

Отъезд. Как кратковременное спасение, передышка от родительского контроля и наставлений.

Отъезд. Как очередной временной рубеж. Время сдерживания себя и новых запретов. Хотя… Как можно себе что-то запрещать в том состоянии, когда ничего и не хочется? Ни есть. Ни пить. Ни спать… Ни жить, если быть с собой полностью честной…

Только шоколада. Иногда. И то, совсем понемногу.

— Мирослава, — назидательно тыкает мама. — Чемодан до сих пор не собран! Выезжаем через два дня. Надо что-то свежее докупить из одежды?

— Пару толстовок, — киваю бездумно. — Аудитории большие, наверняка там всегда холодно. Белый верх и черный низ носят только по требованию. Повседневной формы нет. Я узнавала.

— Мира — классика, всегда остаётся классикой, — поучает, навязывая своё мнение.

— Да, мам, но здоровье дороже, верно? — провоцирую спокойствием тона. Утверждаю то, что желаю закрепить в её мыслях. — В моде оверсайз. Это тепло, простота и удобство.

— Бесформенное тряпьё, — хмыкает она недовольно. — На тебе подобное висит, как на вешалке. Высокая, худая. Кожа, да кости.

— Сейчас все такие, — пытаюсь вести себя безучастно, а сама то и дело незаметно купирую недомогание, что проявляет себя, когда кто-то «делает нервы».

Ушные перепонки ощутимо начинают вибрировать, ком в горле подкатывает к самым гландам, перед глазами начинает темнеть… Мигом припоминаю весь комплекс отработанных на мне практик и пытаюсь мысленно использовать хотя бы одну. Ту, что мама оттачивала дольше всего, разбираясь в азах и проблемах детской психологии. Ту, что помогает и мертвого вытянуть за волосы из самого глубокого раздрая: техника принятия и осознания. Муть ещё та, но загружает мозг так, что от тошноты и головокружений помогает знатно.

Мама соглашается по итогу. Снисходительно одобряет мой выбор и пустой чемодан пополняется новыми бесформенными вещами, которым отныне я отдаю предпочтение.

И, кажется, она даже не против того, что я не забиваю его подобием безвкусицы и «разврата» в виде мини-юбок, и прочих деталей гардероба, привлекающих внимание сильного пола, порочащих нашу фамилию.

Я выполняю то, что она хочет. При этом мама даже и не догадывается об истинных причинах моего поведения. Надо было поступать на психологический, а не выбирать в угоду папе уклон на химию. С таким опытом конспирации, у меня бы и там что-то, да получилось.

День. Ночь. Только в свете фонарей позволяю себе сбросить броню. Сижу в браузере с вкладки инкогнито, читаю. Пытаюсь прислушиваться к себе. Не понимаю нормально ли всё идёт. То накручиваю себя, то наоборот отпускаю.

Кладу руку на живот. Неминуемо думаю о Женьке. Плачу. Много плачу. Беззвучно. И всё никак не могу нареветься.

Время идёт. Скоро как месяц со дня официальной задержки. До меня наконец начинает доходить, что жизнь уже не станет, как прежде.

Одной постигать это всё нереально сложно. А молча… Не имея возможности с кем-то поговорить, обсудить… Те же статьи в интернете, сравнения о размере ребенка, наличия сердцебиения…

Пластиковая карта, как и тест, остаётся припрятанной среди моих детских книжек. Я не имею права пользоваться тем, что на ней лежит. Фамилия, имя на пластике не соответствуют тому, кто чем-либо мне обязан…

Универ. Сейчас я еду слегка заранее. Встречу в святая святых своё первое «первое сентября», а далее буду приезжать на учебу в понедельник, к первой паре, и вечером в пятницу вновь отправляться домой.