Замолкаю, подобно всем. Даже сын на руках у мамы перестаёт что-то обсуждать на своём и берёт некую паузу. Краткую, да только именно в неё попадает дверной звонок. Пугает своей глубиной в тишине. Раздается а тишине квартиры со всей оглушительностью.
Папа с молчаливым вопрос встаёт из-за стола и исчезает в проходе.
— Роман Николаевич, — слышу знакомый голос буквально через секунды. Хмурюсь. Встаю. Забираю с рук мамы сына. Она исчезает за папой, а я выжидаю ещё какое-то время.
— Анна Павловна, — более льстиво звучит мужской тон. Шуршание бумаги. Цветы? — Кажется, наше знакомство с вашей дочерью началось как-то неправильно, — льстиво оправдывается он, продолжая нетривиально: — Моя сотрудница наговорила такой ерунды… С вашего позволения, я бы хотел извиниться вашей семьёй и объяснить, что не имел злого умысла.
Выхожу, в прихожую, прижимая к себе притихшего сына.
— Крепкий пацан. Очень похож, — сбито комментирует Михаил, наблюдая за тем, как ребенок, словно защищая собой, обнимает меня за шею. — Не приметил кольца и пометки в анкете про семейное положение.
С мимолетной улыбкой протягивает вперёд меньший букет, чем тот, с которым красуется мама. И осматривает меня с ребенком, ещё более щепетильно чем в офисе.
— Сотрудница отстранена с занимаемой должности. Везде камеры, — кивает на цветы, — Прошу извинить меня дважды, если это вдруг станет поводом для ревности.
— Мира не замужем, — мягко поправляет мама, в то время как папа воздерживается от комментариев и пристально осматривает гостя.
После озвученного дополнения, улыбка на его губах становится шире и играет заметно ярче.
— Роман Николаевич, — произносит он учтиво, — будьте добры, во избежание дальнейших недопониманий, уделите мне, пожалуйста, пару минут вашего драгоценного времени.
— Проходите в зал, Михаил Константинович, — позволительно кивает папа. — Мира, присоединись тоже. Передай маме сына.
Послушно киваю и берусь исполнять.
Папа уходит первым. Мама изначально забирает из моих рук цветы и уносит два букета в сторону кухни, а гость ловко использует эту паузу
— Не бери в голову чужие слова, — проговаривает мне тихо и игриво подмигивает. — Мои сотрудники — моё лицо. Пришлось даже почистить штат, чтобы избавить себя от повторной неловкости.
Поджимаю губы и молчу, отвыкшая от такой многословности. Мама с хитрецой в глазах забирает внука и показывает гостю маршрут.
— Он не женат, дочь, — шепчет поравнявшись со мной. — Взрослый, серьезный, ты присмотрись получше.
Настигаю чужую спину. Покорно сажусь на диван рядом с отцом, в то время, как гость занимает место в кресле напротив.
Готовлюсь провалиться сквозь землю под чужим внимательным взглядом, а всё равно неизбежно сижу и слушаю вершение своей судьбы в мужском разговоре. И, конечно, по наставлению мамы, присматриваюсь получше.
2. Пластмассовая жизнь
И дело вовсе не в примете:
Только мертвый не боится смерти.
Вдоль дорог расставлены посты,
Возьми меня с собой…
Мира
Озерцов. Эта фамилия, спустя неделю после первого визита, стала в нашем доме одной из самых обсуждаемых.
А визиты, Михаил Константинович, стал совершать по новому адресу достаточно часто. И каждый раз, для того, чтобы переступить порог родительской квартиры, у него находился новый предлог.
Я уже стала задаваться вопросом: когда он начнёт повторяться? Но, толи с фантазией у Озерцова было достаточно гладко, толи с памятью, ведь при мне, за несколько месяцев, он не повторился ни разу.
Несколько месяцев… Да… На пороге опять стояла весна. Завтра календарь укажет очередную красную дату: для кого-то праздник цветов и весны, для кого-то самый, что ни на есть день милый, женский, приятный, для меня — день веры и стойкости — день рождения сына.
Восьмое марта, отныне и навсегда, стало для меня больше, чем просто формальность. Это право, которое я смогла отстоять, выстрадать и заслужить, — называть себя мамой.
«Шарики, гирлянды, подарки…» — стою на выходе у главного корпуса, где с утра и до позднего вечера провожу общепринятые выходные. Бормочу себе под нос долгий список, отмечаю мысленно всё, что сделала или купила.
Пять дней в неделю я провожу с ребёнком, занимаюсь домом, пытаюсь учиться. А выходные — социализируюсь, как уверяет мама. Прохожу стажировку на фирме Озерцова и пытаюсь доказать окружению, что спустя полгода, при возможности пристроить сына в детский сад, смогу занять должность младшего научного сотрудника.
Мне в это верится с трудом, но папа с Михаилом уверены в обратном.
Второй вообще только и строит планы по масштабному расширению, наращиванию производства и открытию новых филиалов. Обсуждает с отцом какие-то поставки или аренду пустующих складов.
Именно по этим вопросам так часто посещает родительский дом, хотя, логичнее было бы просить аудиенции по адресу завода, что возглавляет папа, но Озерцов мыслит иначе.
— Упаковать жёлтую машину, надуть шары…, — монотонно бубню губами, не замечая, что озвучиваю это вслух.
Сегодня всё идёт не по плану. Рабочий день сокращённый, народ торопится домой, порядком толкается у лестницы, а папа наоборот где-то задерживается. Возможно в пробке? Моё рабочее место на окраине города.
— Главное не забудь про мясо и торт, — поддакивает мне, проходящий руководитель, имитируя голос проснувшейся совести. — Мужик растёт. Так что, торт и мясо обязательно.
— Что…? — спохватываюсь давно потеряв свою мысль. Пялюсь на него во все глаза и не понимаю, что именно он от меня сейчас хочет.
— Садись, говорю, подвезу, — смеётся Озерцов, указывая на свою дорогую машину. — Отзвонись отцу, чтоб не торопился. У него ж коллектив сплошь из женщин состоит, небось перед праздником всё один никак не разрулит!
— Это не очень удобно. Вам не по пути…, — тушуюсь под его прямым взглядом. Михаил изначально перешёл на «ты», но я к подобному обращению всё никак не привыкну.
Мимо проходят сотрудники выходного дня, такие же стажеры, неминуемо обращают внимание на это громогласное панибратство.
— Очень даже по пути, — широко улыбается он, ни от кого не шифруясь, а наоборот красноречиво играя на публику: — Как раз обсужу с Анной Павловной одну важную тему. Хороший психолог в этом городе на вес золота. Ты же не против?
Мотаю головой, в невозможности сказать большее. Послушно достаю телефон, звоню отцу, получаю отмашку. Двигаюсь к чужой машине и ощущаю спиной многочисленные говорящие взгляды.
Хороший психолог… Знал бы он насколько настоятельно мама советует мне к нему присмотреться! Проводит ежедневные лекции на тему: свободный и неприступный, а смотрит на тебя, как на желаемую добычу. Намекает на то, что неплохо бы его обаять…
И никому будто и невдомёк, что мне эти навязанные симпатии нафиг не нужные! Я даже представить себя с ним не могу… Да и вообще, с кем бы то ни было. А тот кого люблю… Даже думать, и то больно.
Моё излишнее молчание все принимают за скромность. Вот и Озерцов всегда ведёт себя соответственно. Смотрит, вроде бы плотоядно, а вроде и забывается, что я давно не являюсь той самой невинностью, которой кажусь. Пытается меня расшевелить невзначай, рассмешить, но кроме тихого отклика из этого ничего не выходит. В то время как с Женькой…
Кажется, на все эти глупые попытки сватовства я научилась даже вздыхать молча. Как-то про себя. Неоднозначно. Бесчувственно.
Говорят, насильно мил не будешь. Мои родители явно забыли про то, что все поговорки базируются на избитых истинах. Если с первого взгляда не торкнуло, то толку-то…?
— Анна Павловна, — расстилается Михаил перед мамой в широкой улыбке. — Могу я с вами обсудить одну важную тему?
Она отвечает со всем добродушием, а я стараюсь незаметно прошмыгнуть в ванную. Вымыть руки, забрать в свою комнату сына. Вдохнуть частичку своего зыбкого мира. Выдохнуть скопившееся напряжение.