— Мирка, с таким подходом к жизни дети у тебя никогда не появятся! — заходится своим чистым смехом Татка. — Ты ни пить не умеешь, ни целоваться! Разве, что форточку на ночь не закрываешь, что может надуть!

— Раму не закрываю, — улыбаюсь, а щеки резко вспыхивают ярым огнём. — Форточка у меня скрипит на ветру, — усмехаюсь, стараясь списать всё на стыд или стеснение. Старые деревянные рамы — как антикварное украшение этих комнат. Больше половины квартир уже визуально обновились до евроремонта, а у моих родителей этого нет даже в планах. Папа-химик в курсе их чего получается пластик. Дерево — есть дерево. Оно натурально.

Татка понимающе кивает, а перед моими глазами так и мелькают кадры, как Женька легко проникает в комнату через окно.

Даже если я не выйду сегодня из дома, это не станет для него помехой.

— Когда едешь в Москву? — задумчиво уточняет подруга, осматривая мою комнату, что не меняла свой облик лет десять.

— В понедельник.

— С папой?

Мотаю головой.

— С персональным психологом.

— Эх, Мирка, — вздыхает Скворцова. — И где ж там хорошему парню найтись, когда тебя даже в универ и то под конвоем!

— Она же хочет как лучше, — поджимаю губы и неминуемо вспоминаю о Женьке. «Я поеду с тобой» — шепчет он в мыслях. Так искренне, что я ему верю. Поедет. Конечно. И мама тому не помеха.

— Может мне с ней поговорить, а? Не, ну мы-то с тобой уже девочки совершеннолетние, — продолжает подруга с задором. — Материться нам можно вполне законно, да и говорить о сексе тоже.

— Та-а-а-ат, — едва не давлюсь, представляя подобную сцену. — Ты серьёзно? Она же разложит тебя по полочкам! Ты не только признаешься в том, что все твои проблемы родом из детства, так ещё и начнёшь ходить к ней на консультации для того, чтобы проговорить, принять и отпустить безвозвратно!

— И чем мне тебе помочь? — вздыхает в очередной раз и явно понимает, что идея разговора с моей мамой заблаговременно потерпела фиаско.

— Ничем. Спасибо за заботу. Я поступлю и стану свободнее.

— Ну, я пошла? — кривится, а сама смотрит с какой-то хитрой улыбкой. — Меня там Пашка у подъезда ждёт. Этого щенка ещё успею прибрать к рукам, пока другие на этот счёт не одумались.

— Иди, — мягко гоню, понимая чужие намерения. Я бы тоже с удовольствием… одного такого прибрала к рукам. Однако, сделать это куда сложнее. — Хорошо погулять.

Она подскакивает с кровати. Довольная. Повеселевшая. Юбка так и расходится в разные стороны. Обнимает. Чмокает меня в щеку.

— Не скучай, Мирослава. Мать не зря назвала тебя таким сложным именем! Разобьётся и на твоей улице грузовик с нужными реагентами!

— Иди, — смеюсь и подталкиваю её к выходу. — Мне ещё билеты повторять, а тут ты глумишься со своими шуточками.

— В понедельник учу тебя пить шампанское!

— Позже, — отмахиваюсь смеясь. — Результаты вступительных через месяц.

— Хорошо, — фыркает звучно. — Через месяц будем на радостях пить шампанское и искать тебе хорошего парня!

Взмахивает на прощание ладонью, а я в ответ лишь киваю и тянусь к телефону.

Набираю.

Сразу после того, как спальня вновь погружается в тишину и спокойствие.

— Я соскучилась, — выдыхаю в трубку вместо десятков фраз ведущих вокруг, да около.

— Через сколько? — уточняет у меня заговорщик.

— Жень, у меня родители дома. Надо готовиться. В понедельник возможно придется сдавать.

Голос становится тихим и удручающим. И нет просвета в этой тьме безысходности…

— То есть спать ты ляжешь пораньше?

Улыбается. Слышу.

— Теоретически, — шепчу, издеваясь над нижней губой. Прикусываю. То с одной стороны, то другую. Она исходит иголками. Словно в предвкушении встречи.

— Ложись раньше, Ветерок, — манит он ласково. — Приду поцеловать тебя на ночь.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Улыбаюсь и прощаюсь. А сама уже слишком далека от учёбы.

Так и подгоняю мыслями вечер.

Мира

Отношения — такая странная штука, что вызывает помимо радости ещё и новые сложности в жизни. Нельзя знать наперёд чем закончится для тебя то или иное знакомство. И быть уверенным, с первого взгляда, что это то самое, когда до конечной будешь идти рука за руку…

Хотя, насчёт последнего я бы рьяно поспорила. Женька прав, сердце — оно как локатор. Если не загажено многочисленным методом проб и ошибок, то чётко и безошибочно выбирает своё.

Вопрос лишь в том, что сердце не замечает преград и того, что нам с ним не совсем по пути. По крайней мере сейчас: придётся держаться на расстоянии и томиться в долгой разлуке.

Понятия не имею, как пережить этот факт…, но отдаю себе отчёт, уверенный и непоколебимый: что буду ждать.

Куда я денусь, а?

Изведу себя слезами, испишу тетрадки обрывками воспоминаний, но выдержу. Как-нибудь. Другие и не такое терпят… Год — это же…

Всхлипываю звучно. Дёргаю воздух носом. В очередной раз подтираю глаза, представляя момент, когда нам придётся прощаться.

Выдыхаю внутреннее напряжение. Уверяю себя мысленно, вдалбливая в подсознание каждую фразу: «Я буду ждать. И буду молиться. Где бы его не носило.»

— Я надеялся, что ты спишь, — произносит Женька от окна, на котором расположился, перед тем как вторгнуться в мой скромный периметр.

Вытираю остатки слёз со щёк и шепчу ему с тихой улыбкой:

— Я готовилась тебя провожать. Мама учила проговаривать и принимать все проблемы. Вот, решила выплакать всё и сразу, чтобы в нужный момент остались лишь поцелуи и крепкие объятия. Не хочу, чтобы ты запомнил меня с опухшим носом и красными глазами.

— Глупая, — парирует он беззлобно. — И давно ты так ревёшь?

— Часа два. Может больше, — передергиваю плечами давно потерявшись во времени. — С тех пор, как ушла спать, а за окном крепко стемнело. Решила подойти к вопросу со всей ответственностью. Пока есть время.

Он медленно подходит. Действует настолько тихо, словно над ним не подвластны любые законы.

Наклоняется надо мной. Прикасается к губам, собирая языком соль, что осталась на коже.

— Мирочка, я не прощу себе твоих слёз. Не надо больше таких репетиций.

В груди начинает клокотать от подобного тона. Цепляюсь пальцами за ворот его футболки, быстро собираю на себя гармошкой и стягиваю через голову.

— Успокой меня тем, что ты ещё здесь.

Выдыхает смешок, а я целую, везде куда дотягиваются губы.

Позволяю начать себя раздевать, а сама наслаждаюсь горячими прикосновениями и смещением ладоней по всему телу.

Сложно говорить, когда эмоции перекрывают дыхание, а ощущение опасности, от соседства за стенкой, и вовсе накаляет все нервы. Общение переходит на жесты, касания и поглаживания. Ведь, даже взгляды порой друг от друга теряются.

«Я тебя люблю» — этот важный посыл считывается в кратком дыхании. Он обещает собственный рай и открывает нараспашку все двери.

Одежда — её наличии или отсутствии на нас, — уже ничто не меняет. Мы чувствуем друг друга подушечками пальцев. Ощупываем и бесстыдно ласкаем, доводя до взаимного исступления.

Поцелуи перекрывают звуки. Они топят их в горле. Хоронят. Взамен этому надрывается сердце. И только одному Женьке известно, как моё умеет громко солировать.

В голове возникает какая-то важная мысль, прыгает от одной ассоциации к другой. Вызывает желание что-то спросить… А спустя секунды исчезает сама собой, опустошая весь кеш, подтягивающий тягостные мысли.

И остаётся одно желание: успеть долюбить. Нет. Залюбить. Его. И самой налюбиться.

Его проникновения уже не доставляют прежнего дискомфорта. Они воспринимаются, как единственно нужное. Только в эти моменты, будто бы зависая на одной волне, не видя ничего вокруг, на нас не влияют никакие обстоятельства и проблемы. Мы принадлежим друг другу. И хочется, чтобы мир схлопнулся двухмерной проекцией. Не осталось ничего вокруг. Только мы. Время. И эта тесная комната.