— Да вы-то откуда это знаете, а? — жалобно спросил Монферран.

— Я знаю все! — величественно изрек хозяин. — И будет вам мешать мне! Итак, император видит перед собою незнакомца и на груди его замечает к некоторому своему недоумению орден Почетного легиона. Кстати, он и сейчас на нем. Огюст, для чего такой вызов? Зачем вы его носите?

Молодой человек довольно резко повернулся к своему предполагаемому тестю и не менее резко проговорил:

— Этого ордена никто еще не упразднил. И, думаю, никто не упразднит. Я имею право его носить и будут носить, и это — мое дело!

— О, Огюст! — в один голос с великим восторгом прошептали обе дамы.

— Но зачем тебя понесло к русскому императору, да еще с орденом Почетного легиона? — спросил Модюи, поморщившись, ибо слова товарища показались ему слишком пылкими и возвышенными, а этого он уже не понимал.

— Я вам все расскажу, слушайте же! — возмущенно возопил мсье Шарло, кажется не обиженный словами Монферрана и недовольный лишь тем, что ему не давали говорить. — Словом, русский император оценил смелость нашего друга и улыбнулся ему. Тогда незнакомец поклонился и сказал его величеству, что он — простой француз, парижский архитектор, что ему известно об интересе его величества к искусству и что он недавно подготовил несколько проектов, которые, возможно, могут вызвать интерес великого императора, а потому он (тут наш герой наконец себя называет) смеет преподнести в дар его величеству альбом своих проектов. Ну и преподносит сей альбом с низким поклоном. Император принимает подарок, весьма приветливо говорит с дерзким гостем (согласитесь, что такой поступок — все же дерзость!) и обещает в ближайшие дни сообщить свое мнение о даровании парижского Аполлодора[26].

— И вам уже известно, что он затем сообщил дерзкому гостю? — спросил Монферран, улыбнувшись млеющей от восторга Люси.

— Как?! — хозяин даже схватился рукою за сердце. — Вы уже получили ответ?

— Император Александр тебе ответил?! — вскричал, вскакивая со своего места, Модюи.

— Ответил сегодня утром, — не меняя тона, очень негромко, но с тайным торжеством сказал Огюст. — Вот, извольте, раз уж речь об этом зашла.

И вытащив из нагрудного кармана, над которым вызывающе покачивался его орден, узкий белый конверт с изображенным в уголке двуглавым орлом, молодой человек положил его перед Шарло, однако Антуан, в волнении позабыв всякие приличия, схватил его первым и, вытащив из конверта лист тонкой ароматной бумаги, вслух прочитал дрожащим от напряжения голосом:

«Мы, император Александр I, ознакомившись с проектами господина де Монферрана и найдя их в высшей степени интересными, весьма талантливыми и не лишенными новизны и смелости, высказываем свое одобрение автору и благодарим за его подарок, полагая, что в дальнейшем возможно использовать кое-что из этих проектов, либо сохранить их у себя как образец для других возможных архитектурных планов. Если господин де Монферран имеет намерение в будущем приехать для работы в Россию, то нам представляется талант его для России весьма полезным.

Наше императорское величество Александр I»

— Боже, как любезно написано! — вскричала мадам Шарло, захлопав в ладоши, а ее муж, читавший послание через плечо Антуана, проговорил, розовея от удовольствия:

— Это великолепно, мой мальчик, великолепно! Это открывает перед вами прекрасные перспективы.

— Да, ты теперь можешь получить официальное приглашение в Россию, — помедлив, сказал Модюи. — Тебе надо только вовремя напомнить о себе Александру. Ты сам додумался до этого?[27]

Монферран заколебался было, но потом, улыбнувшись, пожал плечами:

— Я еще не так искушен и уже не так дерзок, Тони. Мне посоветовали, разумеется. Ну, а от кого исходил совет, ты, подумав, и сам догадаешься.

— Персье? — спросил Антуан.

— Я не называл имен, — покачал головой Огюст. — Да и к чему имена? Мне посоветовал человек, который верит, что я талантлив.

— А мне ты не покажешь того, что в том альбоме? — голос Антуана сделался горяч и жаден. — У тебя ведь есть хотя бы эскизы?

Монферран встал со стула, подошел к высокому зеркалу в глубине гостиной и взял с подзеркальника кожаную потертую папку.

— Вот. Посмотри. Тут все, кажется. Я почти на ходу это все придумывал, за три-четыре дня, так что это даже и не эскизы, а так, наброски, игра воображения. По ним сделал уже готовые проекты. У меня же сразу мысли такой не было — сделать подарок русскому императору. Только вот эта арка, эта вот, видишь? Она была задумана раньше. Странно, но мысль о ней пришла во время войны. Уж очень здорово дралась русская армия, и я понял, что храбрецы эти достойны триумфальной арки, как, впрочем, и наши.

— А что за надпись на ней? — спросила мадам Шарло, тотчас подбежав к Модюи и нагнувшись над его локтем. — Это по-гречески, да, мсье Огюст?

— Это по-русски, — рассмеялся молодой человек. — У них греческий алфавит. Мне перевели эту фразу. Здесь написано: «Храброму русскому воинству».

— О, очень мило! — и дама с восторгом посмотрела на молодого архитектора. — Вы очень умны и дальновидны!

— Даже слишком! — буркнул Модюи, не отрываясь от рисунков, на которые смотрел с изумлением и едва ли не с гневом.

Огюст заметил этот взгляд и наивно приписал его оскорбленному чувству патриотизма Антуана. У него неприятно дрогнуло сердце, он готов был уже ответить на возможное замечание друга, однако его вслед за мамашей атаковала Люси Шарло:

— Да, Огюст, милый, вы что же, в самом деле решили ехать в Россию?!

— Что вы, разумеется, нет! — совершенно искренно ответил молодой человек. — Просто мне хотелось бы, чтобы русский император действительно воспользовался хоть каким-нибудь моим предложением, тогда и здесь у меня появилось бы сразу громкое имя. Во Франции-то строить в ближайшее время будут мало. Не до дворцов… Ну и одобрение Александра, это его письмо, не мало стоит, или вернее, будет стоить в будущем. Нет, я не хочу в Россию, мадемуазель, хотя тот, кто дал мне благой совет, утверждает, что это было бы для меня лучше всего.

— Ну так это определенно Шарль Персье! — воскликнул Модюи и наконец поднял глаза на своего друга. — Но послушай, Огюст, скажи честно: ты действительно все это придумал за несколько дней?

— Дня за три-четыре, я же говорю тебе.

— И это целиком твои идеи? Тебе никто не помогал? — Антуан уже не в силах был скрывать дрожь в голосе.

И Огюст вдруг понял, что это означает и что означал взгляд, принятый им за благородное негодование патриота-француза.

— Тони! — он, улыбаясь, подошел к своему другу и взял его под руку. — Да что ты так удивляешься, Тони? У меня давно уже большая практика, стало быть, я умею быстро ставить задачу и находить нужное решение, почти как в математике. Только там цифры, а здесь формы, линии, композиции.

— Нет, это все равно невозможно! — прошептал Антуан, невольно взял и стиснул до боли руку Огюста. — Невозможно так быстро и так хорошо! Восемь проектов, и все так интересны, так… — и он выдавил слово, которое жгло ему язык — так превосходны!

— А мне не все они одинаково нравятся, — пожал плечами Монферран.

— Боже мой, памятник генералу Моро![28] — вскричала мадам Шарло. — Ах! Ну, конечно, ведь император Александр глубоко его почитает.

— Его глубоко почитаю и я, — просто сказал Огюст. — Что бы ни говорили о нем, по-моему, он настоящий герой Франции, и если в конце жизни он совершил ошибку, то, черт возьми, их совершают все, но не все перед тем совершают столько подвигов, а потом рискуют жизнью во имя Родины и добрым именем во имя совести.

— Ура генералу Моро! — вскричал Пьер Шарло и кинулся наполнять бокалы.

Застолье продолжалось и стало еще более оживленным. К пирующим присоединилась вернувшаяся с прогулки Луиза, младшая дочь Пьера Шарло, лукавая болтушка, такая же глупенькая, как Люси, но, пожалуй, более непосредственная и оттого более привлекательная. После ее появления смех за столом уже не умолкал.