Свежий воздух и вправду немного помог прогнать воображаемый запах табака. Облегченно и глубоко вздохнувший игрок присел на скамеечку рядом со входом и, привалившись к земляной стене сруба, отдыхал, сквозь полуприкрытые веки лениво наблюдая за кипевшей во дворе суетой. Его неторопливый, расслабленный взгляд прогулялся по открытым душевым кабинкам, по другим кабинкам, в которых справляли черные и не очень черные дела, по двум фейрийкам, что бережно под руки вели от тех самых кабинок раненого пехотинца, по все еще спустя много часов здоровенной поленнице дров, по нескольким кострам, на которых готовили еду и варили отвары и мази, по небольшой коновязи на два десятка мест (нынче пустой), по штабелю ящиков, в которых хранились запасы перевязочных средств, продовольствия и медикаментов, по группе чересчур бойких для находящихся на излечении спецназовцев в бинтах и на костылях, что флиртовали с двумя млеющими от их внимания молодками-Белками из добровольцев...
Короткий отдых разом закончился! Мгновенно подскочивший Элиссар безжалостно шуганул нарушителей режима: Белкам приказал заняться делом, а не болтать с потенциальными кавалерами, спецназовцев отправил внутрь лазарета на свои лежаки, отдыхать и лечиться!
*
Тут следует пояснить, почему во дворе лазарета царила такая идиллия, причем царила она не только сейчас, но и в самый разгар сражения. Дело в том, что от поля битвы и от врагов сруб-лазарет надежно прикрывала своим массивным телом земляная пирамида-платформа для стрелков, и все стрелы, все боевые заклинания с той стороны приходились в нее и защищавшие ее магические щиты. Правда случалось, что редкие, пущенные навесом стрелы перелетали пирамиду и... натыкались на прикрывавший двор щит против стрел. Щит обеспечивали и время от времени подновляли маги из расположенной справа от пирамиды башни. За время сражения ни одно боевое заклинание, ни одна стрела не нарушили работу лазарета.
*
Вскоре и самому Элиссару пришлось отправиться по стопам тех, кого он недавно разогнал — в положенный срок прибыл маг, чтобы подновить лечебный полог, ну и заодно рассказать оторванным от жизни обитателям лазарета о самых последних новостях. Маг не стал ничего говорить во дворе, но по тому как его распирало Элиссар без труда догадался, о чем тот хочет сообщить. Облегченно вздохнул и... не стал портить ему праздник, дал насладиться моментом, подарить радость остальным обитателям лазарета.
Через пару минут как игроки спустились по ведущей в полузаглубленный сруб лестнице, изнутри раздался мощный рев сотен глоток! В мужские голоса органично вплетался звонкий девичий визг и контральто женщин постарше! ПОБЕДА!!! И этим сказано все...!
*
Элиссар многое увидел в этот день, многое сделал, узнал, осмыслил и переосмыслил, получил ответы на многие вопросы и задал много новых, ответы на которые ему только предстояло получить. Но одно не подлежало никакому сомнению — после всего того, что он увидел и понял, тот, кого здесь знали как Элиссара из расы эльфов, больше не собирался и не мог относиться к этому миру как к игрушке, а к его обитателям как к красивым, говорящим картинкам...
Интерлюдия.
Федеральный округ Колумбия (CE), заброшенное здание почтовой службы, на самом деле — тайное отделение ФБР для незаконной и неодобренной Конгрессом деятельности.
16-й кабинет для интервью, второй этаж.
Шон Муррей — специальный агент ФБР (стаж работы в Бюро 28 лет).
Шону было по-настоящему противно, гадко наблюдать за тем, что творилось на яростно скрипевшей панцирной кровати,''любоваться'' на мерно вздымавшийся и опускавшийся черный зад черножопого ублюдка Омара, на безвольное женское тело под ним, слушать его стоны, гогот, причмокивания и другие мерзкие звуки, что сопровождали самое настоящее изнасилование. Да, как ни крути, но настоящее изнасилование, преступление, пускай это преступление и шло на благо стране!
Старый, заслуженный, хоть и не поднявшийся высоко агент еще застал те времена, когда в Бюро повсеместно начали отказываться от прежде весьма распространенной практики допросов с пристрастием — он, как и многие тогда, ругался на чистоплюйство начальства и презирал вставших во главе Бюро моралистов, что желали делать дело и при этом не запачкаться в дерьме. Но все же как и все кто ворчал он приспособился к новым веяниям, перестал втирать мазь в постоянно сбиваемые костяшки кулаков, с трудом и не сразу, но научился находить другие методы работы с подозреваемыми и стукачами, в какой-то степени, глубоко внутри себя был даже благодарен ''белым перчаткам'' за возможность куда лучше чем прежде соблюдать букву и дух закона, за спокойную совесть и сон (хотя частенько их и проклинал за многократно усложнившуюся работу). Моралисты продержались в Бюро до конца правления развратника-Билла — при Ковбое, задолго до 11-ого сентября, начался постепенный отход от установившихся гуманных правил обращения с задержанными, а уж после сентябрьской трагедии и самые настоящие пытки вполне официально вошли в обиход!
Шон не был моралистом как многие из тех, кто пришел в Бюро в чистоплюйские времена, но его (и не только его!) тогда сильно покоробил столь резкий скачек от того, что НЕЛЬЗЯ ни в коем случае до того, что МОЖНО и НУЖНО! Когда он только пришел из полиции в Бюро, там процветал привычный бывшему полицейскому мордобой, легкая акупунктура в виде прижигания сигаретами, иногда аккуратный массаж по почкам и печени — разумеется все негласно, исподтишка, с оглядкой на возможные жалобы и адвокатов. Потом наступили морально-чистоплюйские времена. А затем... времена узаконенных пыток! Адвокатам и разным активистам по защите гражданских прав и свобод дали крепкого пинка, а задержанных и даже подозреваемых начали не просто поколачивать втихаря или серьезно бить, но по-настоящему пытать... при полном одобрении начальства, Краснорожего Президента-пьяницы, Конгресса и всей страны! Возмущенный такими переменами Шон начал крепко закладывать за воротник и даже всерьез подумывал уйти со службы, но не смог оставить Бюро, которому отдал столько лет, тем более в столь тяжелые для страны времена.
Потом он часто жалел о своем решении — нужно было уходить пока было можно, ведь теперь, после всего через что ему пришлось пройти, уйти со службы стало гораздо тяжелей. В конце правления Техасца изуверскую пытку водой сменили куда более жуткие вещи, а что творили с негражданами США вообще страшно было описать. Например, в особых случаях упорствующих на допросе женщин рекомендовано было насиловать, потом бить, потом снова насиловать, потом снова бить и так до достижения нужного результата. Нет, агентов не заставляли избирать такую стратегию допроса, но очень активно рекомендовали, сурово спрашивая за отсутствующий результат (и не дай бог результат отсутствует по причине того, что ты не применил рекомендованную стратегию!). Сперва такую методику применяли лишь к не имеющим гражданства женщинам, которым не посчастливилось оказаться в руках у Бюро, затем уже при Лопоухом нигере список расширился, еще и еще, пока в результате не осталось ну совершенно никаких границ! Насиловали как иностранцев, так и граждан страны! Насиловали мужчин! Насиловали детей на глазах у родителей и родителей на глазах у детей! Не только насиловали, но и пытали током, садили на наркотики и все-все-все, что только мог придумать самый извращенный разум! Шон сильно страдал от того, что видел, делал, покрывал, но теперь он уже не мог просто так уйти, только вперед ногами или на пенсию — совершенно изменившееся Бюро как-то незаметно, но очень плотно взяло за горло своих слишком много видевших и знавших сотрудников из внутреннего круга и очень настороженно относилось к их желанию уйти во внешний мир. На взгляд старого агента, Бюро стало все больше и больше походить на Агентство или ЦРУ (по сути одно и то же) — превращаться в таких же отморозков, для которых не писан никакой закон и не существует никаких правил — превращаться в хладнокровных убийц, палачей, наркоторговцов, что, как подозревали многие в Бюро, продают наркотики не только за пределами страны, но и внутри нее (богатые американские наркоманы могли выложить куда больше, чем несчастные торчки из других стран с более низким уровнем жизни).
