* * *

– Что это значит? – Элин бросил хмурый взгляд на фантома, который вопреки своим словам оказался не столь беззащитным. По крайней мере, возможность обойти все мыслимые и немыслимые защиты, усыпив Эриду, которой по природе своей сон не требовался вовсе, у него была.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, Элин. И я буду очень благодарен, если ты не станешь приводить свою напарницу в чувства. Этот разговор не для её ушей.

– Если ты думаешь, что я проигнорировал твои слова об опасности формирования личности у симбионта, то – нет, я помню всё в точности. Но есть вещи, решиться на которые не способен даже я. – На скулах юноши заиграли желваки, а он сам прищурился, будто бы прикидывая в уме, как половчее развоплотить слишком многое о себе возомнившую иллюзию‑лжеца.

– Я действительно не способен пользоваться техниками. В этом я тебе не врал, уж поверь. – Откровенное нежелание ему верить отразилось в глазах перерождённого столь ярко, что фантом был вынужден прервать театральную паузу и тут же продолжить говорить. – Ты связан со "мной" куда крепче, чем можешь представить. И "я" предполагал, что ты вполне можешь отказаться от самого простого и нетребовательного способа в виде уничтожения личности своего симбионта. Но вот что я тебе скажу, Элин: это опасно. Действительно опасно, ведь дело здесь не только в возможности предательства…

Фантом обошёл стол по кругу, подойдя практически вплотную к уже давно вставшему со стула перерождённому. Теперь Элин мог разглядеть каждый мускул на лице мужчины, а и без того серьёзная обстановка, казалось, накалилась докрасна.

– Ты – подлинник, Элин. Но это не значит, что твой симбионт такой же. Вы принципиально отличаетесь друг от друга в сфере, которую смертные просто не в силах разглядеть. Простое нахождение рядом с фальшивой душой не способно тебе навредить, но вы делите одно тело, будто два объединённых сосуда. Так как отреагирует Мир, если ты попытаешься пронести в единственно‑возможную реальность сущность, которой там не должно быть? Вспомни, Элин: были ли моменты, когда ты как будто терял что‑то, а она наоборот – приобретала?

Перерождённому не требовалось особо задумываться для того, чтобы вспомнить момент после боя с сумасшедшим симбионтом на каменистом плато. Тогда Эрида приняла удар на себя, повредив душу, и перерождённый каким‑то образом смог её исцелить. Уникальный случай, подобных которому больше не происходило, но – да, он был.

– Лишь один раз…

– А больше для катастрофы и не нужно. – Фантом оборвал перерождённого на полуслове, и, тяжело вздохнув, убрал руки за спину, бросив на потолок усталый взгляд. – Ты взрастил в своём симбионте личность, а после пробил барьер, вас разделявший. С того момента ты неуклонно, скажем так, разделял свою подлинность с фальшивкой… и судя по тому, что смена реальностей вас не разделила, барьер был разрушен уже очень давно. Точка невозврата пройдена. Как “Я” и предсказал, возводя это подземелье.

– У меня только два вопроса. – Анимус не разделял показных эмоций своего визави, сохраняя близкое к абсолютному спокойствие. Он анализировал, игнорируя даже повальный недостаток данных. – Чем это чревато и какой выход “ты” приготовил.

– Это чревато тем, что мир в конечном итоге вас отвергнет. В момент, когда последняя линия будет схлопнута, что, конечно, будет ещё очень нескоро, и ты, и твоя напарница просто исчезнете. Вы разделите твою идентичность на две равные половины, и Мир не примет никого из вас. Что же до выхода… – Мужчина будто бы нехотя наклонился и хлопнул по столу, сформировав на его поверхности подробную схему, которая, между тем, не выглядела завершённой. – … то у меня есть как временное, так и глобальное решение. Первое ты видишь перед собой, а о втором наверняка догадался сам.

Элин пробежался глазами по схеме, подметив самые сложные элементы, но сходу разобраться в незнакомом комплексе техник не смог. Несмотря на кажущуюся простоту, – условную, конечно же, – этот вариант был достаточно запутанным для того, чтобы даже эксперт испытал определённые трудности.

– Что это?

– Схема артефакта, с помощью которого можно серьёзно замедлить процесс смешения подлинности душ. За счёт этого ты, вероятно, уцелеешь при уничтожении последней линии, а твой симбионт… – Фантом развёл руками. – … исчезнет. Но ты всё ещё можешь решить проблему кардинальным образом. Догадываешься, каким?

К счастью для фантома, намекал он не на избавление от Эриды.

– Главное, чтобы возможность вознесения не была лишь сладкой ложью, за счёт которой я буду послушно делать всё, что от меня требуется “тебе”. – Чем старше человек, тем меньше он верит чужим обещаниям. А Элин был стар – с какой стороны ни посмотри. Он прожил одну полноценную жизнь, большую часть второй томился в заточении у симбионтов, и эту, третью, пускать под откос не хотел совершенно. – Но пока мы сделаем вид, что я тебе поверил. Мне нужны пояснения к схеме. И лучше бы тебе не врать, Марагос…

Эрида вернулась в реальный мир рывком, безо всякой предварительной подготовки. Она сама этого желала, сама хотела “посмотреть в глаза” носителю, утаившему от неё столь важную информацию и, как это часто бывало, принявшего решение в одиночку.

Змейка испытывала чувство глубокой обиды, вызванной тем, что Элин вновь проигнорировал главный приоритет в её жизни – его, Элина, благополучие. На что бы ни походили их отношения и как бы ни выглядели со стороны, на самом деле Эрида была готова даже пожертвовать собой в случае нужды. Такова была её суть, суть симбионта, от и до верного своему носителю.

А посягательство на нечто настолько важное любым живым существом воспринималось крайне эмоционально.

– “Эли‑и‑ин…!”. – Вспышка обиды и гнева волной накатилась на сознание перерождённого, но тот и бровью не повёл. Вполне очевидным стал тот факт, что именно такой реакции он и ожидал, и Эрида это сразу поняла. Правда, гнев на милость сменять она не спешила. – “Ты обманул меня! Позволил усыпить! И принял решение, которое самым прямым образом ставит твою жизнь под угрозу! Думаешь, я вот так просто приму это?!”.

– “Это моё решение, Эрида. И раз уж законы симбионтов так для тебя важны, то ты не должна возражать. Верно же?”. – Спокойные слова и мысленная ухмылка Элина сначала заставили девушку вспыхнуть, но уже спустя секунду её настигло неприятное осознание правдивости его слов. Прежней, “изначальной” Эриде и в голову бы не пришло оспаривать решение носителя. Так было с самого начала, в те дни, когда змейка впервые увидела перерождённого, вошедшего во внутренний мир, ставший домом тогда только родившейся, но уже что‑то понимающей девочки. Вот только знаний, пропитывающих её душу, было недостаточно для того, чтобы осознать себя. Она была подобна действующему по строгим алгоритмам автомату, системы которого с течением времени начали сбоить.

Теперь Эрида знала, что стало тому причиной: Элин поделился с ней тем, что можно было назвать подлинностью, и змейка начала меняться, стремительно приближаясь к границе, после пересечения которой её уже нельзя было назвать простым симбионтом.

– “Поняла теперь?”. – Добрый и вкрадчивый голос перерождённого раздался в мыслях девушки, мигом ту успокоив. – “Даже если его слова – чистая правда… ты действительно думаешь, что я бы согласился просто от тебя избавиться?”.

Эрида так не думала. Временами что‑то внутри неё требовало стереть себя, избавив носителя от источника всех проблем, но одновременно с тем такое же что‑то яростно этому противилось. И девушка, несмотря на прожитые десятилетия, не могла точно сказать, что же это было – инстинкты симбионта или нечто иное.

– “Это было бы верным решением. Так ты точно выживешь, когда всё это закончится”.

– “Я уже устал терять, змейка. Устал – и теперь хочу не только приобретать сверх того, что имею, но и сохранять. Вот только сама концепция линий мироздания подразумевает постоянные лишения и отсутствие всякой стабильности. Стоит нам оступиться и проиграть, как всё то, чего мы добьёмся здесь, обратится в ничто. Всё – кроме нас с тобой… и других подлинников".