Зажмуриваю глаза.

Секунда, две, три…

На мое плечо резко что-то падает.

Вздрогнув от неожиданности, открываю глаза. Голова герцога удачно приземлилась на прежнее место в районе моей ключицы.

— Г-глен? — зову робко.

Нет ответа.

Вместо него вес чужого тела на мне становиться существеннее.

Вздыхаю, не зная, то ли смеяться, то ли плакать.

Вот же ж…Странная смесь чувств из разочарования и облегчения возникает внутри. Мне не хватает храбрости признать, какое из них сильнее.

— Эй, — шепчу я.

И снова тишина.

— Спящая красавица, как ты умудрился уснуть стоя, а?

Нет, так никуда не годится. Силенок у меня не хватит сдвинуть с места такого рослого мужчину. Толкаю аккуратно Глена руками, и он неохотно поднимает свою голову с моего плеча.

— М-м-м? — сонно щурится герцог.

— Пойдем, — тяну его словно ребенка за ту руку, что в перчатке за собой. — Спать.

Спотыкающийся муж послушно следует за мной по лестнице на второй этаж и едва удерживается на ногах пока я открываю дверь гостевой спальни. Давлю улыбку на губах.

— Ева.

— М? — бросаю за спину, снимая с постели покрывало.

— Ты…злишься?

Я хихикаю.

Честно? Нет. На удивление, ни капельки. Даже напротив, мне смешно и радостно. До тех пор, пока Глен не останавливает меня, накрывая своими сильными пальцами мою ладошку. Спину обдает волна жара, исходящая от голого торса мужа. Я округляю глаза. Когда только он успел раздеться? Сглатываю вдруг обильно выделившуюся слюну и делаю парочку дыхательных техник для успокоения.

— Злишься? — повторяет свой вопрос герцог, опускаясь на разложенную для него постель, и сжимая крепче мою руку в своей.

«…ты могла меня бросить» — возникают в голове недавно услышанная фраза.

— …нет.

Я разглядываю свои давно уже ставшие привычными пальцы в мужском захвате.

— Хорошо. Мне не нравится, когда ты злишься на меня.

— А что тебе нравится?

Раз уж под воздействием спиртного муж честен как на исповеди, то почему бы этим не воспользоваться? Вопрос покидает мои уста раньше, чем я его осмысливаю.

Только осознала свои истинные чувства и сразу же они подстегивают меня совершать такие глупые поступки. Лучше мне не знать, лучше мне не сближаться, но…кажется, подобное выше моих сил.

— Нравится, когда ты смеешься и улыбаешься…Как у тебя морщится нос, когда ты серьезно о чем-то размышляешь…И за руки мне нравится с тобой держаться.

От чего-то мне вдруг хочется плакать. Не я одна подмечала всякие мелочи, Глен тоже довольно внимательно следил за мной, запоминал незначительные вещи о своей временной жене. Почему-то это открытие удивительно бередит все мое естесство.

— Такое кощунство касаться этими пальцами твоей кожи…и все равно я….Прости меня.

Муж разжимает ладонь, и я забираю свою конечность обратно. Тепло от чужого прикосновения быстро рассеивается в воздухе.

— Почему ты просишь прощения?

— Ты и понятия не имеешь, какими чудовищными вещами я запятнал свои руки. Смотришь на меня этими своими чудесными доверчивыми глазами…Я помню каждую секунду того дня, Ева.

— Расскажи, — молю я, хотя прекрасно знаю, что если услышу то, что он поведает мне, пути назад уже не будет.

Я уже не смогу просто проигнорировать, пропустить мимо ушей оговорки Генри и терзания герцога. Не смогу смотреть на эти дурацкие перчатки как на обычный предмет гардероба.

И все же я прошу его поделиться со мной тем, что так тяготит и бередит его душу. Расскажи, выговорись, пусть тебе станет лучше, Глен…Тогда и мне не будет так за тебя больно. Ведь на самом деле, назад мне дороги уже нет. К той прежней версии меня, беззаботной и не таящей в сердце этих бессмысленных чувств к собственному супругу, никак уже не вернутся.

Я осторожно присаживаюсь на кровать рядом с мужем. Он кладет наши сцепленные руки на свое колено, рассматривает их, опустив голову вниз. Упавшая челка не дает рассмотреть выражение его лица.

— Это произошло десять лет назад. Двадцать третьего июня, накануне моего пятнадцатого дня рождения.

Я вздрагиваю. Сегодня. Это сегодня! Поэтому Глен в таком состоянии?!

— Мои родители никогда не были на самом деле близки. Знаешь, ведь не каждая дворянская семья создается по любви…Наш с тобой брак тоже… — Глен качает опущенной вниз головой. — Моя мать родила меня в молодом еще возрасте, совсем юной она была, и меня поручили воспитывать многочисленным слугам и нянькам. Наверное, из-за этого между нами никогда не было особой связи, какая бывает между родителем и ребенком. Генри, который был слабым и родился раньше срока, был ее любимчиком…Отец возлагал на меня как на наследника большие надежды. Желал воспитать идеального приемника и не терпел ошибок, которые я не мог не совершать.

В тот день мы с ним направлялись на встречу с жителями одной из отдаленных деревень. Их жалоб приходило все больше и больше, и отец, будучи герцогом, не мог игнорировать проблемы своего народа. Он старался быть хорошим и мудрым правителем, а отцом — настолько, насколько хватало времени. Я чувствовал, что он мне больше учитель и наставник, нежели родной человек. Но в нашей семье подобное было нормальным.

Мы отправились в путь утром после завтрака. Генри болел, мать всю ночь сидела у его изголовья, сбивая жар, их за столом не было…Путь был не близким и отец приказал приготовить экипаж. Встреча с жителями той деревеньки затянулась, их очень беспокоил вопрос о близости границы с соседним королевством, участившиеся кражи и незнакомцы, которых стали замечать в окрестном лесу. Хотя…вспоминая после, я осознал, что они специально старались задержать нас до определенного часа.

Возвращаться пришлось, когда стало вечереть. Все было спокойно. Никто не замечал никаких странностей. Сопровождающие рыцари вели себя согласно своим обязанностям. На узкой горной дороге, что вела к поселению, сваленное дерево преградило путь. Часть стражи пришлось послать разобраться с этой проблемой. Мы с отцом остались в карете ждать. Тогда и случился страшный грохот. Словно разверзлись небеса. Его взгляд тогда…Я даже не понял, как мой уже слабеющий в силу возраста отец оказался так быстро рядом и повалил меня на пол, закрывая собственным телом… — Глен зарывается пальцами в волосы.

Его голос на последних фразах сильно дрожал. Он шумно выдыхает, стараясь взять себя в руки.

Я сглатываю, но молчу, терпеливо ожидая продолжения. Лучше просто слушать. Просто слушать. Как бы мне не хотелось сказать, что хватит — не думай, не вспоминай, забудь…я продолжаю ждать и быть рядом. Это прошлое уже произошло, и не остается ничего иного как просто принять его и примириться.

— Наша карета рухнула в ущелье. Из-за взрыва начался камнепад. Все те, кто тогда сопровождал герцога и его наследника погибли. Отец закрыл меня своим телом. Он оказался сильно ранен. Просторный когда-то экипаж сжался так слово кто-то наступил на него ногой. Мы оказались заперты, самостоятельно было выбраться невозможно, сложно сделать новый вдох…Когда после падения я пришел в себя, прошло немного времени после падения в пропасть. Наступила ночь. Тишина вокруг, ничего не видно. Никто нас не искал. Все, что я мог чувствовать — это то, как холодеет тело моего папы. Долгие часы. Только лишь одно это ощущение на кончиках моих пальцев, которые касались его ладони. Я не мог кричать, не мог позвать на помощь…прекрасно понимая, что те, кто повинен в том, что случилось — тот грохот, взрыв…явно были замешаны люди, не питавшие к нам добрых намерений, могут быть поблизости, выжидая и наблюдая.

Кусаю губы, стараясь сдерживать свои эмоции. Как должно быть было страшно! Пятнадцать лет…Генри сейчас семнадцать, и он ведет себя словно дите, а Глену было тогда даже меньше! Вспоминаю то, что произошло с нами по пути с пляжа обратно в поместье. Это было ужасно. Ужасно страшно. Ты на полном серьезе думаешь, что сейчас умрешь. Такое трудно передать словами. Тьма и холод, отсутствие всякой надежды на спасение.