Вчерашний день был долгим и сумбурным: военные, непонятки со студентами, самоубившийся об меня Глеб Крысин. Но несмотря на все события, утром я встал с нормальным настроением. Я наконец выспался! Перед сном я умудрился найти позу, в которой грудь не болела, и проспал больше восьми часов, не шевелясь.

Утром немного размялся – тело затекло от неподвижности. Залил бинты перекисью, и как только начали отходить, аккуратно снял. Раны не затягивались, как я того ожидал, но не гноились, и кожа вокруг не покраснела. Я потратил на обработку порезов пол бутылки перекиси и обработал края зеленкой. Не хочу стать таким, как Глеб.

Крысин показал мне, что даже скоростной игрок двадцать третьего уровня для меня опасен, если он вкладывается в скорость. Конечно, гопник был еще и бесплотным – обычного человека я бы задержал за одежду и прикончил ятаганами в первую минуту боя, но все вокруг растут в уровнях, и обычных людей с каждым днем все меньше. Люди качаются, выбирают пакостные, неудобные для телекинетика навыки. На того же чумного доктора телекинез не подействует: тот взял иммунитет. Возможно, даже за одежду не смогу его ухватить. Значит, нужно качать скорость раньше, чем начнут появляться тридцатки с иммунитетом.

Я быстро позавтракал и полетел на кресле к торговому центру. Когда я назначал Рогину встречу, не указывал точное время, но надеюсь, мертвец будет на месте.

Рогин сидел у дверей центрального входа, на стуле из кафешки. Я приземлился в десяти метрах от поводыря.

Мертвецов в радиусе телекинеза я не нашел. Не сомневаюсь, что Рогин пришел со свитой, но то, что он держит зомби подальше – хороший знак. Как минимум, не попытается напасть сразу. Если бы мертвецы спрятались за дверьми торгового центра, я бы слегка напрягся.

– Ну привет, – произнес я.

– Привет, ну, – хрипло отозвался Максим.

Поводырь сидел в распахнутом плаще. Рогин откинул капюшон, и лучи солнца ласкали синюю лысину. Зомби закинул ногу на ногу, и небрежно покачивал начищенным берцем. Мертвый Макс был одет в камуфляжную форму. Бывший военный? В отставке, так сказать?

– Ты не против, если я вытащу ятаганы из рюкзака и положу рядом с креслом?

– Да без проблем, – отмахнулся мертвец, – Главное, чтобы твои железки не летели в мою сторону.

Я вытащил ятаганы. Мне спокойнее, когда железки находятся под рукой, и не нужно в случае нападения дергаться и доставать их из рюкзака.

– Извини, но руки жать не будем. Да и вообще, я лучше на кресле посижу, за десять метров от тебя.

Я еще помнил, как реагировал на меня поводырь из больницы: он говорил, что человеческий запах будит голод. Кроме того, мне действительно не хотелось жать мертвячью пятерню.

– Да без проблем, – согласился Максим, – Я тоже не особо горю желанием жать ладонь человеку, который за день вырезал треть популяции разумной расы.

– Ящеры?

– Ферраиды, – кивнул Рогин, – Хотя шучу, мне на них пофиг. Мне вообще пофиг на всех, кроме себя. Вот тебе полезная информация: это не только моя позиция, это точка зрения всех поводырей. Никакого сочувствия, бесполезного гуманизма, только голод.

– Если в тебе нет гуманизма, зачем снабжаешь людей едой? Откармливаешь?

– Ты ведь понимаешь, что я бы не признался, даже будь это так? Вы, люди – еда, но я вижу: мертвецов становится все меньше. Я не хочу быть убитым. Мне даже пришлось отказаться от убийств и поедания нормального мяса, чтобы подтвердить свои намерения. Я был двадцатого, когда пересекался с твоими в прошлый раз, и с того момента не поднял ни уровня: жру курятину, как обсос.

– И чего ты хочешь? Дружить?

– Я жить хочу. Знаешь ли, людьми движут три основных инстинкта: сексуальный, инстинкт власти и самосохранения. После перерождения остается лишь один: самосохранения. Хотя, может и инстинкт власти есть, но он всецело удовлетворяется контролем стаи. Так вот, инстинкт самосохранения подсказывает мне стать для одного из поселений незаменимым, чтобы меня не убили, когда истребят всех мертвецов. А их рано или поздно истребят: самые тупые поводыри погибли в первые дни, другие погибают сейчас. Я жив, значит, выбрал правильный путь.

– И ты хочешь, чтобы я помог тебе в выживании?

– Конкретно ты ничем не можешь помочь. Сведи меня со своим руководством, я обрисую все, в чем я могу быть им полезен. От вашего поселение мне нужна только гарантия неприкосновенности и обещание, что я смогу прийти к вам в любое время, и вы меня примете.

Сообщу Святославу об этом предложении, но вряд ли татуированный его оценит.

– Думаешь, несколько мешков продуктов, которые ты сегодня принес, откроют тебе наши двери?

– Поверь, мой мозг не сгнил, я прекрасно понимаю, как работает обмен, и что доступ в поселение нельзя выменять на продукты. Точнее, можно, но для этого я должен принести реально много еды. Я могу предложить не только продукты: сведи меня со своим начальством, я все им объясню.

– Не рассматривал вариант уйти с Казани? Это точно сохранит тебе жизнь. Засядь где‑нибудь в лесу, построй себе сруб и живи.

Слишком подозрительно смотрится желание Рогина остаться в Казани.

– Обязательно, – кивнул Максим, – Но сперва сведи меня с руководством.

– Хорошо, – кивнул я, – Подходи к пяти часам к больнице возле нашего дома. Знаешь, где она?

– Одиннадцать лет в Казани живу, разумеется, знаю. А почему не сейчас?

– Я еще не знаю, будут ли переговоры. Наше начальство постоянно занято, и отрывать его от работы чревато, – врал я, – А вот за семь часов руководство наверняка примет решение, встречаться с тобой или нет.

– Заметано, – хлопнул по ногам Максим. Хлопнул аккуратно, чтобы не проткнуть ткань брюк короткими когтями.

– А теперь я задам тебе пару вопросов. Первый, самый важный: не ты ли мне мстишь?

Поводырь округлил белесые глаза:

– Ты вообще о чем? Я скромный зомби, почти не вылезаю из подвала, разве что за продуктами иногда выбираюсь.

Ну да. И про истребленных мною ферраидов Рогину нашептали подвальные крысы.

– И в туннелях возле Аметьево не твои мертвецы были?

Рогин вскинул остатки бровей:

– Метро? Я чувствовал, что под землей кто‑то есть, но на чужую территорию не лез. Мы друг друга не жалуем, знаешь ли. Когда не можешь оценить, сильнее или слабее поводырь, которого ты чуешь, безопаснее уйти: не лишишься свиты, если у противника будет больше "контроля". Или жизни, если свита у него окажется лучше.

– А некий Савелий Липилин тебе случайно не знаком?

– Люди почему‑то не стремятся общаться со мной. Видок не тот. Каждый второй – ксенофоб, представляешь?

Лицо Максима осталось безучастным. Очень жаль, что у мертвецов скудная мимика, и я не могу понять, скрывает ли он что‑нибудь. Давить нет причин, да и не вариант: дружественно настроенный зомби должен остаться дружественным как минимум до встречи со Святославом.

– Ничего удивительного, что против тебя кто‑то играет, – добавил поводырь, – Мир лишил нас жизни, и взамен мы лишаем жизни вас. Однако ситуация с местью выглядит нетипичной: против тебя действует кто‑то умный. Кому‑то ты оттоптал ноги своими большими лапами. Не думай, что я твой приятель, или хотя бы хороший знакомый, но мне для выживания сейчас выгодно сотрудничать с группой людей, поэтому я такой вежливый.

– Знаешь что‑нибудь о Юдине, человеке с маской чумного доктора?

Рогин почесал затылок, и ответил:

– Некромант. Управляет кадаврами, которых сам же и создаёт. На твоём месте я бы нашел машину с вместительным багажником, загрузил её цинками с патронами, взял пару ребят, заточенных на скорость и отправился на Вознесенское кладбище. И чем быстрее ты это сделаешь, тем больше шансов, что некромант не успеет построить там свои зиккураты.

Теперь я знаю, где обитает Юдин. Правда, причины туда соваться я не вижу. С высоты гляну, но если поеду туда с цинком патронов, порадую разве что Рогина пляской под его дудку.