— В скольких сражениях ты участвовал? — спрашиваю Пентаура, чтобы скоротать время в ожидании атаки.

После продолжительной паузы возница отвечает:

— Во многих.

Считать он умеет по пальцам, то есть, до десяти, причем на второй пятерке часто сбивается. Много — это больше десяти.

— Никогда не жалел, что стал военным? — задаю я провокационный вопрос.

— А крестьянином быть еще хуже, — тоном закоренелого философа отвечает Пентаур.

С ним не поспоришь. Крестьян сейчас убивают почти так же часто, как военных, и при этом у них минимальные шансы разбогатеть, в отличие от воинов, которых один поход может обеспечить на всю оставшуюся жизнь. Да и возницы гибнут реже, чем пехотинцы, и в плен попадают только в порядке исключения, если уж совсем не повезет, как случилось с Пентауром, при условии, что его случай можно считать невезением, а не наоборот. Я бы ни за что не стал крестьянином. На худой конец рыбаком.

Рев труб и бой барабанов оторвал меня от размышлений над судьбами крестьян. Решив, что каждый достоин своей судьбы, иначе бы получил еще хуже, я приготовился узнать свою и своей армии.

Египетские колесницы с воем, криками, свистом понеслись на нас. Мои воины без команды начали наклонять пики навстречу врагу. На этот раз незачем приседать, потому что не мешают стрелкам, стоявшим выше по склону. Те уже натягивают луки и закладывают камни в ремни. Я тоже достал стрелу, положил на тетиву. Когда стреляю из лука или машу мечом, время ускоряется. Мне всегда хочется, чтобы бой закончился быстрее, словно при замедлении его обязательно проиграем.

Вот одна из передних колесниц влетела в яму-ловушку. Из нее, как катапультой, выбросило возницу и сенни. Оба пролетели метров по десять, отчаянно размахивая руками, как крыльями. Летать так и не научились. Видимо, времени не хватило. Мои воины одобрили их полет радостными криками. Другие катапультирования, последовавшие почти сразу, уже не вызвали такого восторга у зрителей. Может, потому, что в фалангу полетели стрелы, выпущенные сенни наугад, в толпу. Первые вреда не нанесли, а вот следующие начали находить свою цель.

В ответ полетели наши стрелы и камни. Били в первую очередь по лошадям. Если убить или ранить хотя бы одну, колесница выпадает из боя. Сенни еще постреляет для приличия, но продержится недолго, потому что неподвижная мишень слишком соблазнительна. И на этот раз метрах в семидесяти от фаланги быстро вырос завал из неподвижных колесниц, убитых и раненых лошадей и людей. Практически не нанеся нам урона, уцелевшие колесницы покатили в обратную сторону. Экипажи гордо держали головы. Типа шуганули дикарей, показали, какие крутые пацаны. То, что потеряли две трети экипажей, в счет не идет. Для крутых пацанов главное процесс, а не результат. Вслед за ними отступили и легкие пехотинцы. Остались только стрелки прикрывать отход.

— Подойти к завалу! — скомандовал я.

Я пока опасаюсь перемещать фалангу на большие расстояния. В ней много плохо обученных новичков, может распасться в самое неподходящее время. Но этот маневр отработан. Да и дистанция плёвая.

Пикинеры неторопливо, стараясь держать линию, переместились к завалу. На этот раз строй держали ровнее. Еще два-три сражения — и можно будет атаковать первыми. Лучникам и пращникам пришлось спуститься со склона. Метать через головы пикинеров по площадям смысла нет, поэтому отходят на фланги, откуда и беспокоят своих коллег из вражеской армии. Вскоре и те уходят на фланги, чтобы не мешать своим копейщикам. В первой шеренге идут оснащенные большими щитами, такими же, какие были у шумеров. В сражениях с людьми пустыни и с нами под Алалахом такие не применяли, щиты у первой шеренги были среднего размера, как и у остальных копейщиков. Видимо, решили вспомнить старое. Вдруг сработает?

Какое-то время, действительно, работало. Мои пикинеры не сразу наловчились находить просветы между большими щитами. Щитоносцы даже малехо подвинули их. Вскоре первую вражескую шеренгу выкосили, точнее, выкололи, а в следующих щиты были среднего размера — и дело пошло веселее. Мои пикинеры не только вернули потерянное пространство, но и кое-где залезли на завал вопреки моему приказу.

Египтяне таки попытались напасть с тыла, причем с двух сторон. Точнее, колесницы поленились объезжать далеко, поэтому их встретили на флангах. Там стояли резервные отряды из проверенных пикинеров и стрелки, которые быстро доколошматили оставшиеся колесницы. Насколько я смог заметить, уцелело от силы десятка три. Они ускакали по краям долины к своему лагерю, подняв красно-коричневую пыль. Одна из них была золотой и с белыми лошадьми. Если на ней сам Рамсес, то жаль, что уцелел. В моей коллекции побед не хватает скальпа фараона.

— Скачите к Эйрасу и Пандоросу, пусть атакуют, — приказал я двум верховым посыльным — тринадцатилетним юношам из знатных расенских семей, впервые участвовавшим в сражении.

Не думаю, что у египтян остались в резерве крупные отряды, способные напасть на нас с тыла или флангов. Вся их армия перед нами, рубится с моими пикинерами и стремительно редеет. В начале сражения египетские копейщики были построены в двенадцать шеренг, а теперь сократилась до девяти, а кое-где и до семи. Теперь наша очередь ударить с флангов и тыла. Я видел, как на правом фланге отряд Пандороса легко потеснил вражеских стрелков и легких пехотинцев и надавил на правый фланг копейщиков. На левом события развивались медленнее. Отряд Эйраса увлекся погоней за лучниками и пращниками, позабыв о главной задаче. Я уже собрался направить к нему посыльного и напомнить, какая есть его задача, но Эйрас и сам вспомнил и развернул свой отряд. Как ни странно, получилось даже лучше. Его пикинеры надавили на врага с тыла — и египетские копейщики резко сместились к центру, сломав там строй, а потом все вместе побежали, бросая щиты и копья.

— Фаланга, вперед! — скомандовал я.

Движение началось до моего приказа. Поддавливаемые задними шеренгами, передние, лишившись сопротивления, пошли за удирающими врагами. Теперь они будут шагать, пока не упрутся в обоз, который лучше любого вражеского войска сломает их строй, превратит в толпу грабителей.

Поняв, что сражение можно считать выигранным, я приказал Пентауру:

— Объезжай фалангу по правому флангу и гони за удирающими!

Многотысячная египетская армия превратилась в стало перепуганных баранов, которое ломилось, не думая и не оглядываясь. Струсивший должен спиной чувствовать дыхание смерти, слушать сзади крики убиваемых соратников. Иначе остановится, осмелеет, организуется в боевую единицу и окажет сопротивление. К тому же, гонясь за убегающими, можно практически безнаказанно уничтожать их. Чем больше перебьем сейчас, тем меньше возни будет во время следующего сражения. Я не сомневался, что это не последнее. До столицы Нижней земли идти и идти, а есть еще и Верхняя, которая не подчинилась гиксосам и сумела со временем отвоевать все потерянное и даже прихватить много чужого.

Наши колесничие на обоих флангах без приказа бросились преследовать врага. Мне пришлось догонять их. Сперва ехали медленно, стараясь не угодить в собственные ямы-ловушки. Миновав условную линию, которая теперь была обозначена сломанными, египетскими колесницами, начали набирать скорость. Я приказал Пентауру сместиться в центр, где толпа удирающих была плотнее. У многих спина была ничем не защищена. Я колол их новым копьем длиной метра три. Древко было тонкое и твердое, из кизила. Дерево это настолько прочное, что из него даже кинжалы делают. На древке трехгранный наконечник длиной тридцать сантиметров, изготовленный из нержавеющего железа. Он легко прокалывает человека, если не попадает в крупную кость. Сколько перебил врагов — не помню. Вначале считал, но на третьем десятке сбился и бросил. Бил на выбор, пока не устала рука.

Уцелевшие египетские колесничие попытались остановить удирающих возле обоза. Дезертиры просто огибали их по дуге, не желая погибать. Поняв, что сейчас погоня доберется и до них самих, элитные египетские воины драпанули с такой быстротой, на какую были способны их легкие колесницы.