Наверх поднимается молодой писец по имени Паебпаса, сгибается в низком поклоне так, чтобы голова оказалась на уровне коричневого кожаного пояса, придерживающего белую набедренную повязку. Писцу пятнадцать лет. Худ настолько, что кажется, будто гнется не сам, а от дуновения ветра. Глядя на него, я точно знаю, сколько у человека ребер и других костей. Паебпаса — дальний родственник Аменемопета, главного катаны фараона Мернептаха. Мне так и не удалось выяснить, за что парнишку сослали в Джару. Паебпаса клянется, что это был его выбор, что хотел пожить на границе, «где все не так, как у нас». Для начала карьеры это, наверное, неплохо. Только вот есть большая вероятность остаться здесь до конца короткой жизни и этой самой карьеры. Стоит кому-нибудь из моих солдат в одиночку или малым отрядом удалиться от крепости на большое расстояние, как вскоре по кружению падальщиков мы определяем, где находятся их трупы.

— За сегодня проехали две колесницы, — докладывает писарь.

По дороге мимо крепости передвигаются или большими караванами с сильной охраной, или поодиночке на быстрых колесницах. Как ни странно, второй вариант менее рискованный. У здешних грабителей колесницы не в почете, потому что нечем кормить лошадей, подножного корма мало, а поставлять, как нам, некому. Кому надо, тот может проскочить границу, не поставив нас в известность, обойдя крепость слева или справа по пустыне, но имеет шанс не добраться до цели. На дороге хотя бы постоянно курсируют в обе стороны колесницы с солдатами и в случае опасности предупреждают путников и вызывают подмогу.

— Дапур из Газы, слуга Баала, правителя Сора, с письмом к нему от Хаи, управляющего его фермой возле Хут-Варета, — продолжает доклад Пеабпаса.

Хут-Варет — это город в дельте Нила, бывшая столица гиксосов. Когда египтяне свергли их власть, часть захватчиков осталась жить там, а часть перебралась за пределы Та-Кемета, но продолжила иметь собственность в самом городе и его окрестностях.

— Второй — Такарума из Гакати, слуга Дхоута, что живет у колодца Мернептаха, с письмом к его сыну, коменданту крепости Тару, — закончил доклад писец.

— Что рассказывают? — поинтересовался я.

Первая обязанность каждого, кто проходит мимо крепости — поделиться новостями из тех мест, откуда прибыл.

— Дапур рассказал, что Сидящий На Троне (так египтяне называют своего фараона) рассердился на своего старшего сына Сети и назначил вместо него правителем Верхнего Нила своего брата Аменмеса. Народ Дельты очень напуган, боятся гражданской войны, — сообщил Пеабпаса.

Назначить правителем Верхнего Египта — это типа объявить наследником. А ведь еще полгода назад Сети, победивший восставших нубийцев, был национальным героем. Может быть, именно это и послужило поводом для его смещения с поста. Или было еще что-то, о чём узнаем после смерти Мернептаха.

Есть у меня способность предполагать неприятности, которые могут, но не обязаны, произойти со мной. Такая вот врожденная склонность искать места, куда могу упасть, и наваливать там соломы на всякий случай. Все бы ничего, но некоторые предположения сбываются, и чаще те, на которые не хватило соломы. На этот раз солома была. Точнее, ее, в принципе, и не надо было. Сидение в крепости Джару мне чертовски надоело. Я был готов в любой момент собрать нажитое посильным трудом и перебраться в более веселое место. Удерживало только, если не считать второе мое достоинство — лень, отсутствие места, где бы я хотел поселиться. Дом в Мен-Нефере я продал перед отъездом, да и не впечатлил меня этот город, как и весь Египет. Не то, чтобы мне очень уж не нравились египтяне, но жить и дальше среди них мне не хотелось. С библейским возрастом становлюсь всё привередливее.

Нового коменданта крепости Джару звали Яхмес. Это был мужчина под сорок, с длинным туловищем и короткими толстыми ногами, отчего казалось, будто его обрезали снизу, угрюмый и немногословный. Он был, так сказать, «профессиональным» комендантом, до этого командовал крепостью в верховьях Нила, где служба намного опаснее и не такая прибыльная. Так что для него это повышение. Вместе с Яхмесом прибыл писец Хаемхат, длинноногий и с коротким туловищем, высокомерно-льстивый болтун — полная противоположность своего спутника, наверное, в пути им было не скучно. Писец прибыл не для того, чтобы заменить Паебпаса, а проинформировать меня о переводе в Мен-Нефер, правда, без указания, на какую именно должность.

— Тебя ждет высокая должность! — угодливо улыбаясь, пообещал Хаемхат. — Узнаешь о ней от самого чати Панехси!

Когда я прибыл в Джару сменить коменданта Неби, со мной не было писца, только пергамент с приказом. К тому же, вместе с Яхмесом и Хаемхатом прибыл отряд из тридцати солдат. Отряд этот можно было бы принять за обычную охрану важных путешественников, хотя меня сюда сопровождали только десять солдат, если бы он не состоял из нубийцев, которые в Та-Кемете по большей части используются для выполнения полицейских функций. Может, меня подкосила мания преследования, но я решил, что это не охрана, а конвой.

— Рад, что мои заслуги не забыты! — очень искренне сказал я и пригласил нового коменданта и писца отведать, что бог послал.

Заодно пригласил на пир всех командиров крепости. Якобы, чтобы попрощаться с ними со всеми. В этот день бог послал мне свежее мясо газели, подстреленной мной утром, соленых уток, которых общипывают и замачивают в солевом растворе, после чего складывают в большие кувшины и рассылают по гарнизонам, где их в таком виде и едят солдаты, соленая рыба, свежие арбузы и дыни и хлеб обычный и из лотоса. Последний делают из толченых зернышек из цветочного мешочка, похожих на мак. Как поведется во всем мире, в древности «лотосовый» хлеб был пищей бедняков, а сейчас считается деликатесом и присылается только коменданту. Запивали вином из Ханаана, подаренным мне купцами. Оно намного лучше того, что делают в Та-Кемете. Это было еще лучше, потому что добавил в него опиум. Прихватил его и гашиш из Лагаша для себя, на случай ранения. Теперь вот решил поделиться с приятными людьми. То ли они наркоманы со стажем, то ли я дал малую дозу, но вставило их не сразу. Мне пришлось выходить на кухню и подмешивать еще одну порцию опия в кувшин с вином, предназначенным для гостей. Второй кувшин свалил их всех. Я приказал солдатам перетащить обмякшие тела в гостевую комнату, самую тихую в крепости, в нее редко долетали звуки с первого этажа. Надеюсь, не загнутся от передоза, а если и умрут, смерть будет приятнее гибели в бою от хопеша или стрелы.

После чего приказал Хане, которая уже лежала в постели:

— Быстро и тихо собирай наши вещи. Только ценные, барахло оставь. Уедем ночью.

— Ты же сказал, что послезавтра уедем! — возмутилась она. — Я за день все соберу спокойно…

После рождения сына, названного по ее желанию Ханохом, моя жена научилась возражать мне.

— Услышал от гостей кое-что интересное и решил, что уедем прямо сейчас и в другую сторону, — перебив ее, твердо произнес я.

Хана поняла, заткнулась и засуетилась.

Я тем временем пошел в казарму, чтобы пообщаться с некоторыми солдатами. В крепость распределили служить двадцать одного акайваша, которые называли себя ахайё, одного из племен народов моря. Говорили они на языке, похожем на греческий, по крайней мере, некоторые слова, самые ходовые (хлеб, вода, идти…), я угадывал. Может быть, это ахейцы, которые придумают потомкам несбыточную мечту — демократию? Впрочем, в древнегреческом варианте демократия — это когда у каждого гражданина по три раба, так что цель вполне реалистичная и живучая. Как рассказали мне ахейцы, их предки жили оседло, если я правильно понял, на северном берегу Черного моря, постепенно, под давлением каких-то кочевников, смещаясь все дальше на юго-запад, пока не оказались на полуострове Пелопоннес и островах Эгейского и Ионического морей. Теперь их оттуда выдавливали какие-то пришедшие с севера дориэйсы (дорийцы?). Несмотря на похожесть языков и культур, найти общий язык ахейцы и дорийцы пока не смогли. В поход на Та-Кемет они подались от безысходности, надеясь найти пристанище для своих семей, которые у служивших у меня остались на каком-то большом острове на западе и недалеко от Африки (Мальта или Сицилия?). Служить в египетской армии согласились тоже от безысходности. Нетрудно было догадаться, что при первой возможности дезертируют, чтобы вернуться к своим семьям.