— Стой! — крикнул я.

Мой приказ утонул в грохоте барабанов и реве труб. Если кто-то и услышал, то проигнорировал. Вид удирающих врагов породил инстинктивное желание догнать и добить. Первыми, издавая победные крики, побежали лучники, не обремененные тяжелыми доспехами и щитами, и поскакали наши колесницы, ехавшие на флангах. Вслед за ними, сломав строй и положив пики на плечо, ломанулись трусцой пикинеры. Где-то там, за холмом, на соседней долине должен быть обоз. Кто добежит первым, тот захватит лучшее или больше остальных.

Город-государство Пурусханда в давние времена был главным в хеттском мире. Потом верх взяла Неса, за ней — Куссар, а после объединения столицей стала Хаттуса. Находится Пурусханда юго-восточнее соленого озера Татта и является теперь столицей соляной торговли и добычи и переработки железа, правда, обычного, очень хорошо ржавеющего. Население составляет около четырех тысяч жителей, что много по меркам нынешней эпохи, а для хеттов, которые предпочитают жить в загородных усадьбах, и вовсе многолюдный. Больше жителей только в Хатуссе. Наверняка в город сбежались жители соседних деревень, хотя многие предпочли спрятаться в горах. Мои воины постоянно ловят их и пригоняют на осадные работы, которые продолжаются уже четвертую неделю. Укреплена Пурусханда лучше, чем Сахаппа. Восьмиметровые крепостные стены сложены внизу из больших обтесанных камней, а с высоты метра два — из сырцовых кирпичей. Четырнадцать прямоугольных башен высотой метров двенадцать. Увидев их, я подумал, что пурусхандцы как бы извиняются за безбашенную во всех смыслах слова Сахаппу. Четверо ворот с двумя фронтальными башнями каждая, причем двое на северной стороне, а на западной, с которой подошли мы, нет вовсе. Такое впечатление, что пурусхандцы не хотят ничего знать о том, что западнее их города, даже о соленом озере Татта, которое в прямом и переносном смысле кормит многих из них. Судя по высоким горкам камней на башнях и сторожевом ходе, к защите подготовились основательно. Скорее всего, здесь находится и часть хеттской армии, сбежавшей с поля боя. Думаю, в Пурусханде сейчас тысячи две профессиональных военных и примерно столько же мужчин, способных защищаться с оружием в руках.

Моя армия больше, и чуть ли не каждый день увеличивается. По всей ойкумене разнеслась весть, что народы моря разбили непобедимую хеттскую армию. Событий такого масштаба здесь не было несколько веков, с тех пор, как хетты захватили и разграбили дотоле непобедимый Вавилон, а потом побили под Кадешем дотоле непобедимую египетскую армию. Оказывается, на поединке я убил самого Суппилулиума, табарну (правителя) всей Хеттской империи. Правители хеттских городов-государств носили титул хассу. Как считают хетты, Суппилулиум теперь стал богом. Тело сожгут, а недогоревшие кости закопают в каком-нибудь городе под Каменным домом, который отныне будет храмом бога Суппилулиума. У покойного нет взрослого сына, но есть куча совершеннолетних родственников-мужчин, готовых сменить его. Кто станет следующим табарну, решит панкус. Вот только соберется не скоро, потому что уцелевшие разбежались по своим городам, чтобы защитить их. Оставшись без «головы», империя начала стремительно распадаться. Вассальные города сразу объявили о независимости. Как результат, со всех сторон к нам начали прибывать желающие принять участие в потрошении тяжелораненного зверя, которого раньше боялись. Особенно много было ахейцев и дорийцев. Подозреваю, что кое-кто пришел не столько за добычей, сколько плюнуть на труп заклятого врага.

Первыми к нам присоединились отряды из городов-государств Табал, Миддува и Гузана, сбежавшие с поля боя. Отбежали недалеко, и на следующее утро прислали парламентеров с предложением своих услуг. Мол, раз уж приперлись в такую даль, то не возвращаться же домой с пустыми руками?! Я принял их, решив, что полторы тысячи воинов, пусть и нестойких, не помешают. Вспомнив опыт монголов, предупредил, что на штурм города пойдут первыми, а за трусость накажу жестоко: отвечать будут вместе со всем своим городом-государством.

Недели через две мне доложили о прибытии отряда из трехсот гублских воинов под командованием Шумадды, старшего сына правителя города. Юноша подрос, сравнялся со мной, и обзавелся более роскошной бородой, заплетенной в тонкие косички. На Шумадде была бригандина, изготовленная Леархом или одним из его сыновей. О том, как она попала в Губл, вопреки моему запрету вывозить такие доспехи за пределы Милаванды, можно, наверное, написать приключенческий рассказ. Выяснять не стал, иначе пришлось бы наказывать близкого человека, скорее всего, тестя Потифара.

— Я отплыл к тебе, когда узнал об осаде Сахаппы, до того, как ты разбил хеттов. Эту радостную новость мы услышали уже в Табале, — заверил меня юноша.

Склонен ему верить, потому что до Губла новость долетела дней через десять, и еще больше времени надо было, чтобы добраться оттуда до Пурусханды. Тем более, что этот искатель приключений был мне симпатичен. Так сказать, родственная душа.

— Как отец отнесся к твоему отъезду? — поинтересовался я.

— Не возражал, — ответил Шумадда. — Он считает, что я смогу научиться у тебя побеждать, и это мне пригодится, когда займу его место.

Зная хитрость и расчетливость финикийцев, предполагаю, что отец надеется, что дружба его сына со мной поможет уменьшить дань и позволит Гублу бесцеремоннее обращаться с соседними городами и не только с ними. Логика проста: наследник Шумадда — один из командиров непобедимой армии народов моря, а значит, Губл под защитой этой армии, то есть, такой же непобедимый. Вряд ли найдется хоть кто-нибудь, кто захочет проверить это утверждение.

Вновь прибывшие отряды я располагаю в первой линии осады города Пурусханда. Вокруг него с трех сторон вырыт ров и насыпав вал, за которым и несут службу новички. С четвертой, южной, стороны обмелевшая река, широкое высохшее ложе которой служит одновременно и рвом, и валом. С этой стороны одни ворота с двумя башнями и три угловые башни. Куртина между воротами и западной башней самая длинная. Это и еще то, что под куртиной в двух местах камень-ракушечник, а не скала, и повлияло на выбор места, где начали вырубать камеры. Делают их сразу в двух местах, что позволит обрушить половину куртины. Если, конечно, мои расчеты верны, а у меня большие сомнения, потому что труды Вобана и других венных инженеров читал, но по меркам восемнадцатого века специалистом по фортификации не стал. Даже два небольших пролома помогут нам ворваться в город. Занимаются осадными работами пленники, в основном крестьяне из близлежащих деревень. Мне кажется, что у крестьян всех времен и народов одинаковые лица. Наверное, из-за привычки включать дурака при общении со знатным человеком. Впрочем, многим и включать не надо. Они сутки напролет в две смены усердно долбят камень, высыпая обломки в пересохшее русло реки. Работы подходят к концу. На это потребовался почти месяц.

Другого способа захватить Пурусханду у меня пока нет. Хетты учли опыт Сахаппы, перестали относиться к нам пренебрежительно. Днем и ночью, без перерывов, на стенах дежурят воины с собаками. Относятся к службе ответственно. Мои воины постоянно напрягают их, имитируя нападение. По тревоге за несколько минут подтягивается подкрепление, которое, как догадываюсь, размещается в домах у крепостных стен. И нам не дают расслабиться. Несколько раз делали вылазки, причем первые две можно считать успешными. В первый раз два отряда выбежали из двух ворот на северной стороне и перебили почти сотню моих воинов. Во второй раз резко сократили количество крестьян, вырубавших камеры под куртиной. Теперь и мои воины несут службу так же ответственно.

Я со свитой подхожу по дальнему берегу реки к месту напротив камер. Завидев меня, из пересохшего ложа, где стоит его палатка, поднимается к нам мой «Вобан» по имени Халкеус. Руки у него в коричневой пыли, будто только что разгребал ее, а одежда сравнительно чистая. Подойдя ко мне почти вплотную, начинает, размахивая грязными руками, оживленно рассказывать, как успешно продвигаются работы. За исключением племени кочевников, которое приходило к крепости Джару, у всех остальных народов, с которыми я имел дело в Средиземноморье, принято общаться на предельно короткой дистанции. И это при том, что говорят далеко не шепотом и слух почти у всех отличнейший. Меня эти вторжения в личную зону все еще раздражают.