Пока мы расправлялись с этим отрядом, позади нас на сторожевом ходе скопилось с полсотни ахейцев, прибывших на моих парусниках и не только. Десятерых я послал дальше по сторожевому ходу, а с остальными дошел до крутой каменной лестницы, идущей вдоль стены в город. Кстати, таких лестниц на всю кривоватую северо-восточную стену было всего две. Обе шириной всего с полметра и без ограждения с внешней стороны. Пришлось держать щит перед собой, даже немного правее, чтобы не цеплялся за стену, и шагать по высоким ступеням осторожно. Складывалось впечатление, что лестницы сделали такими, чтобы отбить желание лишний раз пользоваться ими. Враги уж точно воспользуются всего раз, а вот защитникам такой глупый подход может аукнуться. Точнее, уже аукнулось. Я построил свой отряд клином на кривой улице шириной метра три с половиной, встал во главе и повел к центру города, навстречу бегущим на нас врагам, которых в спешке перекидывали от главных ворот в противоположную часть города. Наконец-то до них дошло, что наш отряд, высадившийся перед рвом, будет не столько штурмовать, сколько не давать горожанам убежать и унести ценное имущество.

Навстречу нам бежало не меньше сотни врагов. Оружие и доспехи у многих были из сероватого нержавеющего железа. Милавандцы не сочли нужным построиться, с громкими криками налетели на наш клин. Такую манеру ведения боя я называю эмоциональной. Прешь нахрапом в надежде, что противник дрогнет и побежит. Иногда это срабатывает, особенно если во вражеской армии много новобранцев или просто трусов. Вот только нахрап требует чрезмерного расхода эмоций, которых у мужчин и так мало. Если сдержать первый натиск, то на второй частенько уже не хватает их. Я предпочитаю воевать рационально. Побоку эмоции. Как можно спокойнее встреваешь в рубку и действуешь механически, на инстинктах. Налетевший на мой щит придурок чуть не сбил меня с ног. Благо сзади меня подпирали, устоял, после чего снес ему голову. Зачем она ему? Все равно думать не умеет. Дальше рубил коротко и быстро и колол резко и точно, расчищая путь перед собой. Мелькали бородатые лица с распахнутым от крика ртом или плотно сжатыми губами, руки с оружием и без, мечи и топоры из нержавейки и бронзы, щиты кожаные и деревянные с самыми разными узорами… Лязг оружия и ор стояли такие, что я слышал только звонкий гул, из которого изредка выпадали отдельные звуки, как ни странно, по большей части тихие, типа сопения то ли врага, то ли моего воина, сражавшегося справа и чуть сзади меня. И брызги теплой липкой крови, попадавшее мне в лицо. Я ударил в очередной раз — и передо мной стало пусто. И правее тоже не было врагов. Остались человек пять слева, которых мы и посекли быстро, напав на них сзади. Все ахейцы, стоявшие по краям, были с головы до ног в крови, будто их полили ею из шланга. Скорее всего, и я выглядел в лучших традициях фильма ужасов, потому что ахейцы смотрели на меня и как бы видели другим, в новом образе.

— Вперед, друзья! Осталось немного! — позвал я и повел их в сторону центра города, перешагивая через трупы в лужах крови.

Дальше сопротивления практически не было. Только возле главных ворот десятка три защитников города, видимо, самые опытные воины, оставленные защищать их, встали полукругом спинами к стене и дали последний бой. Я предлагал им сдаться, пообещав отпустить без оружия, но никто не повелся. Мои бойцы дергали их, не вступая в рубку, пока на стене не появились посланные мной и не закидали их сверху камнями, приготовленными для нас. Как только вражеский строй рассыпался, ахейцы быстро перебили уцелевших, в том числе и раненых. Враг, который не сдается, должен умереть. Иначе обязательно встретишься с ним в бою, результат которого может оказаться не в твою пользу.

По улице едет арба, заполненная мертвецами. Между деревянными стойками кузова свисает до брусчатки рука с бледной, обескровленной кожей, покрытой черными волосками. Кончики пальцев цепляются за выступы, сгибаются, из-за чего кажется, что на самом низу, под грудой мертвых тел, лежит живой человек. Пару медлительных волов подгоняет босой старик. Походка у него косолапая, «пьяная», причем раскачивается так сильно, что кажется, будто при следующем шаге обязательно упадет. Мутные карие глаза старика смотрят свозь нас. Может быть, в арбе кто-нибудь из его родственников, причем не один. Трупы сжигают в карьере далеко за городом и ветер северный, от нас, но все равно время от времени прилетает вонь горелого мяса и волос.

Мы с Эйрасом стоим возле главных ворот. Рабы расчистили тоннель в середине, чтобы могли проезжать арбы. Теперь добирают то, что осталось по краям. Работают неторопливо. Стимулов у них никаких, даже стража не подгоняет, только присматривает, чтобы не разбежались, а то самим придется доделывать. Мы перебили почти всех свободных мужчин Милаванды. Уцелели только старики, мальчики и трусы, спрятавшиеся в тайниках. Первых вскоре отпустим на все четыре стороны, потому что содержать их нерационально, а остальных распределили, как часть общей добычи. Хапанули мы так много, что даже все самое ценное не увезти. А стоит ли увозить? Я прикинул, что город расположен очень удачно. С трех сторон море, а с четвертой плодородные долины и горные террасы с большим количеством ручьев и речушек. Проход сюда только один, через горный перевал, на котором стоит небольшая сторожевая крепость. В городе много хороших домов, есть канализация и водопровод, и его надо лишь немного укрепить, чтобы еще кто-нибудь не захватил так же легко и быстро. Этими соображениями я и поделился с Эйрасом.

— Может, останемся здесь? — предложил я. — Займем лучшие дома, а остальные раздадим тем, кто согласится нам подчиняться. Земли за городом поделим, и местные крестьяне будут работать на нас.

— Да вот мы тоже подумали, что место хорошее, — сказал он.

Ахейцы из моих экипажей уже привыкли жить в больших городах с высоким по нынешним меркам уровнем комфорта. Возвращаться к убогой жизни в деревнях им явно не хотелось.

— Пошли людей, чтобы созвали ко мне всех командиров отрядов, — распорядился я.

Моя резиденция в доме бывшего царька Милаванды, погибшего, возможно, от моей руки на улицах города. Это комплекс из трех двухэтажный зданий с большим двором и садом, занимающий целый квартал в центре города. Два дома, в которых на первых этажах подсобные помещения, а на вторых живут слуги и охрана, выходят на улицы глухими стенами. Третий стоит почти в центре, отделяя двор от сада. Дувал из камня-ракушечника высотой почти до плоских крыш. Деревянные ворота большие и с петлями их нержавеющего железа. Милаванда — один из главных портов, через которые идет экспорт железа, добываемого где-то по ту сторону гор, может быть, на обратных их склонах. Мы нашли несколько складов, заполненных крицами и готовыми изделиями. Как ни странно, кузниц в городе мало. Значит, ковали и отливали где-то за его пределами.

Принимаю командиров в большом зале. Предыдущие хозяева ели сидя, но за такими низкими столами, что удобнее было бы лежать. Семь столов, расставленных кругом по залу, возвышаются над полом, выложенным плиткой трех цветов, всего сантиметров на сорок. Они овальной формы, расписаны батальными сценами, в которых побеждают длиннобородые воины, не похожие на аборигенов, и покрыты лаком, местами поцарапанным. Вокруг столов стоят низенькие трехногие деревянные табуреточки с положенными сверху, кожаными подушками, набитыми овечьей шерстью.

Обслуживают нас те же рабы, что и предыдущего хозяина, семья которого — три жены и шестнадцать детей — поделены между воинами, как и девять наложниц. Любвеобильный был мужик. И вино любил хорошее, не настоянное на травах. Слуги наливают нам его из бронзовых кувшинов в бронзовые чаши, судя по барельефам, финикийские.

Воздав хвалу богам за помощь в захвате города — я уже веду себя, как истинный дикарь-язычник — и выпив, ставлю в известность командиров, сидящих за столами:

— Добыча поделена, так что завтра можете плыть по домам. Если опять соберусь в поход, я кину клич отсюда. Мы тут посоветовались с друзьями, — показываю на Эйраса и его помощников, — и решили остаться здесь жить. Кто из вас или ваших воинов захочет, тоже может присоединиться к нам. Домов тут много, надеюсь, хватит на всех.