Не знаю, какого по счету врага убивал я в тот момент, потому что к тому времени действовал на автомате, больше думая о том, чтобы не сильно запачкаться кровью, когда послушались громкие крики:

— Враги! Тревога!

Кричали на древнегреческом, судя по акценту, дориец. Его сразу убили, но операцию он нам сорвал. По всему лагерю осаждавших послышались голоса, звон оружия. Зажгли несколько факелов и пошли в нашу сторону. Как я научил, мои воины стали орать то же самое и отступать к берегу моря, а потом вдоль него молча и тихо к лодкам, на которых мы приплыли. Тут днем не отличишь врага от своего, а уж ночью и подавно, так что наше отступление прошло без потерь. Погрузившись в лодки, мы поплыли к нашим парусникам, стоявшим на якорях за островом Ладе. Арцавцы, видимо, были уверены, что мы надолго застряли в Финикии, не успеем помочь осаждавшим, поэтому не высылали дозорные суда, не отслеживали дальние подходы к Милаванде, только у самого полуострова в дневное время патрулировали две галеры. Наш приход они проворонили. Поняв это, я и не стал вечером объявляться у города, предпочел начать с ночной наземной операции. Не знаю точную цифру, потому что, кроме меня, никто из участвовавших в операции считать не умел, но на несколько сотен мы сократили вражескую армию. Плюс моральный ущерб. Большие, особенно небоевые, потери подрывают дух, считаются знаком богов, с которыми лучше не спорить.

Четыре парусника строем линия идут к Милаванде с запада. Дистанция между ними в два кабельтова, чтобы захватить пошире и в то же время не дать проскочить вражеским галерам. Их с полсотни. Правда, к бою готовы пока не все, примерно половина. Видимо, уверены, что и этих хватит, чтобы расправиться с нами. Они тоже попытались выстроиться в линию, но не получилось, не хватило навыка совместных действий и единого командования. В центре восемь тридцатидвухвесельных военных галеры с красно-желтыми парусами Арцавы. Командует ими имеющий опыт морских сражений. По крайней мере, держат строй и движутся навстречу нам, разбившись на пары, чтобы одновременно атаковать каждый парусник с двух бортов. Остальные галеры, разномастные, без четко выраженной государственной принадлежности и единого командира, будут им помогать.

— «Дельфины» на разные борта! — командую я своим матросам, с оторопью глядящим на приближающиеся галеры.

Какое-либо занятие и спокойная уверенность командира должны отвлечь моих матросов от мрачных мыслей. Струсишь — проиграешь. Врагов слишком много. Только атаковать все сразу они не могут, так что можно считать, что нападают на каждый парусник всего две галеры, но несколько раз.

На других парусниках следят за нами и дублируют наши действия. Я уверен в судне, которым командует Эйрас, но на остальных новые, малоопытные командиры. Сегодня они или погибнут, или станут опытными. Такой вот естественный отбор в капитаны.

Две арцавские галеры одновременно подходят к нам с двух бортов. Обе нагружены солдатами до отказа. Лучники еще издали начали обстреливать нас. Весла с ближнего борта убирают вовремя и дружно, а с дальнего опускают в воду, гася инерцию хода и отводя нос, нацеленный сперва под острым углом к нам. На подошедшую слева галеру падает «дельфин» с фок-мачты. Падение удачное, судя по громкому треску. Второй галере достается на несколько секунд позже. На ней кто-то умудрился попасть под «дельфина» и смазать удар. Мне плохо видно, потому что галера впритык к нашему борту, но, как догадываюсь по суете экипажа, пролом, пусть и небольшой, есть.

— Грот-мачта, повторить! — командую я.

Во второй раз никто на галере не решился подставиться под падающую, гранитную глыбу и пожертвовать собой ради спасения ее. Громкий треск, фонтан воды высотой почти по наш планширь, истеричные крики… Обе галеры успели зацепиться баграми за наш фальшборт, но это не мешает им погружаться. Члены экипажа, сталкивая друг друга в воду, перебираются на пока выступающие над водой части. Те, кто посообразительней и умеют плавать, освобождаются от доспехов и оружия и плывут к берегу. Все это происходит под обстрелом моих лучников, бьющих почти в упор, без промахов, наповал.

Парусник продолжает медленное движение вперед, оставив за собой недобитых врагов на недопотопленных галерах. К нему мостятся сразу три галеры, причем те две, которым понравился наш левый борт, мешают друг другу. Побеждает та, у которой зрачки глаз, нарисованных на скулах, красного цвета.

Я сразу вспомнил рыбу-красноглазку, которую ел в ресторане в новозеландском порту Веллингтон. Ее запекли на гриле и подали с салатом. Розовое мясо было сочным, нежным, немного напоминающим атлантическую селедку, но плотнее и жирнее, а вкус неповторимый, не перепутаешь ни с какой другой рыбой. И цена была неповторимая, несмотря на то, что ресторан не из самых шикарных.

Красноглазая галера получила в награду смерть. То ли она была построена бракоделом, то ли «дельфин» упал в нужное место, но сразу развалилась на две части. Кормовая, большая, частично оставалась на плаву, пока не нее не взобралось слишком много людей, которые притопили ее и себя, а потом многие оставили в покое, кто получив стрелу, кто схватившись за плавающие весла и доски, после чего она опять всплыла. Носовая сразу пошла ко дну, но иногда над водой появлялась часть форштевня, напоминая поплавок во время поклевки. Та, что подошла к правому борту, была сделана хорошим корабелом. «Дельфин» проделал в ее днище две дыры, однако оставалась на плаву долго, хотя держала на себе почти весь экипаж. Мы потом отбуксируем ее к берегу и восстановим.

У проигравшей галеры как-то сразу пропало желание занять место «красноглазой». Сопровождаемая нашими стрелами, она развернулась и полетела к берегу, навстречу плывущим оттуда галерам.

Почти весь флот осаждавших двигался от берега. Пока они не добрались до нас, я посмотрел, как идут дела у остальных парусников. Два справились не хуже меня, а вот у третьего, что был крайним слева, дальше всех от города, что-то пошло не так. Судя по неподвижно свисающему канату с гротмачтовой грузовой стрелы, ее «дельфин» то ли застрял намертво, то ли оборвался, и некому прицепить новый, потому что экипаж отбивался от наседавших врагов.

— Весла на воду! — командую я.

Мы быстро поворачиваем носом к паруснику, попавшему в беду, за несколько гребков приближаемся к нему и поджимаемся левым бортом к галере, которая стоит возле него, опускаем на нее «ворон». На галере было всего шесть человек, и все сразу перебрались на парусник, пересекли его поперек и вместе с соратниками, передумавшими добивать моих воинов, попрыгали на другую, которая стояла у левого борта. Часть перебралась на третью и четвертую, ошвартованные к ней лагом. Все три сразу начали отходить от парусника. Мои лучники проводили их стрелами.

На паруснике в живых осталось восемнадцать человек из почти сотни. Как я предполагал, гротмачтовый «дельфин» заклинило в корпусе галеры. Попытки выдернуть его результата не принесли. По моей инструкции в таком случае надо было перерезать канат и снарядить новый с запасным «дельфином». Вместо этого капитан повел всех воинов в атаку на эту галеру. В том числе и тех, кто работал с фокмачтовым «дельфином». Они успели потопить одну галеру, и капитан решил, что вместо нее никто не подойдет к борту. Подошли, причем сразу три, и успели взобраться на парусник до того, как большая часть экипажа вернулась на него. Трудно переучить сухопутного командира, привыкшего выигрывать бой врукопашную, в морского капитана. Он погиб в бою и избавил меня от необходимости снимать его с должности. Я приказал отдать два якоря и перевел весь экипаж этого парусника на «Альбатрос». Думал, что люди пригодятся для долгого сражения со всем вражеским флотом.

Я переоценил осаждавших. Всего пять галер напали на нас. После того, как мы легко и быстро потопили две, остальные три передумали и погребли на север, прочь из бухты, в образовавшийся широкий просвет между «Альбатросом» и парусником под командованием Эйраса, который в этот момент топил очередную галеру. Вслед за этими тремя дали деру еще десятка два. Остальные уцелевшие выбросились на берег возле лагеря осаждавших. Никто не хотел тонуть.