Иола стояла на коленях с окровавленным кинжалом в руках. Ноги дрожали. На полу рядом с ней лежало бездыханное тело, под которым растекалась лужа крови, постепенно увеличиваясь в размере.

– Прости, прости, – захлебываясь слезами, шептала Иола, – прости меня, отец. Прости!

С лезвия на каменный пол звучно падали капли крови, собираясь в лужицу. Она отбросила кинжал в сторону и вытерла окровавленные ладони о белое платье, которое сразу же окрасилось в алый.

Иола вынуждена была это сделать. По-другому поступить было невозможно.

Она просидела рядом с убитым до самого рассвета. Стеклянный, отрешенный от всего мира взгляд ее был устремлен куда-то в сторону. Она едва слышно дышала. Слезы больше не текли из глаз, потому что их не осталось. Она их всех выплакала. Но только боль в груди почему-то осталась. Боль утраты и чувство вины не давали ей облегчённо выдохнуть.

Дверь распахнулась. В комнату вошел Мэтью, ее брат, со стражниками. Его обезумевший взгляд пал на мертвого отца, одежда которого пропиталась кровью, а на животе были видны ножевые ранения.

– Что ты наделала?! – вскрикнул он и бросился к телу. – О боже! Зовите лекаря. Срочно лекаря!

– Он мертв, – тихо оповестила Иола, продолжая сверлить равнодушным взглядом одну и ту же точку в полу. – И в этом виноват ты.

Стражники бросились звать лекаря. А Мэтью нахмурился, в глазах сверкнула искра ненависти.

– Не я выпотрошил его кинжалом! – возразил он, угрожающее повысив голос. – Его убила ты! Отца убила ты!

Легкая улыбка заиграла на бледных губах Иолы.

– Но если бы не ты, этого бы не произошло. – Она наконец посмотрела на него пустыми глазами. – Ты и сам знаешь, в чем твоя вина. Ты знаешь, что ты натворил.

За шесть утомительных месяце Иола успела хорошо устроиться здесь, несмотря на то, что это место служило ей темницей. Она особенно остро ощущала себя заключенной тогда, когда хотела выйти наружу, прогуляться на свежем воздухе, но надзирательницы ей этого не позволяли. Что ж, и к этому она постаралась привыкнуть.

Хотя это было понятно! Все в монастыре ее избегали, боялись. Стоило разлететься слушку о ее прошлых делах и причинах, по которым Иолу изгнали из дворца и заключили в монастырь, все воспитанницы стали остерегаться ее.

Иола сидела на кровати и размышляла. Ее тонкие пальцы задумчиво касались серебряного кольца на шее. Эта чертовщина, придуманная Верховным магом, полная ерунда! Как же эти шесть месяцев неудобно было жить с туго сжимавшим шею кольцом. Как будто она животное какое-то, на которое надели ошейник!

Верховный маг, однако, был прав. Это магическое кольцо блокировало способности Иолы. Когда она предпринимала попытки воспользоваться магией, кольцо начинало вибрировать и предательски мерцать, предупреждая надзирательниц о непослушании заключённой. Проклятье! Но ничего, она еще покажет этому старику…

Дверь открылась. Иола не сдвинулась с места. Она и так знала, кто и с какой целью явился. На пороге стояла младшая надзирательница Мая и смотрела на стоящую в углу кровать, на которой лежала Иола. При виде бездельницы надзирательница неудовлетворительно скривила рот.

–Ты доделала работу? – спросила Мая, взглядом указав на стопку платьев, на которых нужно было зашить дырки.

–Я занята.

Ответ Иолы скорее всего рассердил надзирательницу. Но та никак не проявила своего раздражения. Показывать эмоции или чувства – это признак слабости. Нужно обрести величайшее спокойствие, как говорила старшая сестра. Этому сестры монастыря Хаян учились всю жизнь. Покою и умиротворению. Что бы ни случилось, пожар или конец света, – сохранять спокойствие. Но Иола замечала, что младшая надзирательница пока не особо с этим справлялась.

– Чем же ты занята? – глубоко вдохнув и выдохнув, спросила сестра.

– Думаю! – воскликнула Иола, продолжая глядеть в потолок. – Нелегкое дело, знаешь ли.

– Конечно, – понимающе отозвалась монашка. – О чем же думаешь?

Иола присела. Лицо оживилось, а глаза загорелись.

– Мне вот интересно, – Иола хитро улыбнулась, – ты здесь уже пять лет…

– Шесть, – поправила Мая.

– Тем более! – Иола подалась немного вперед. – Как ты живешь без мужика? Так и зачахнуть можно! Или у тебя уже все зачахло давным-давно?

Мая снова не изменилась в лице.

– Быть может, ты сюда и сбежала от отчаяния, потому что мужика никак найти не могла? – Иола рассмеялась. – Ну конечно! Они, должно быть, все бегали от тебя!

Даже когда Иола разразилась очередным громким смехом, Мая сохраняла спокойствие.

– Ужин через час, не опаздывай, как в прошлый раз. – Мая повернулась и напоследок бросила: – Иначе останешься без ужина.

Как только Мая удалилась и дверь за ней захлопнулась, Иола прекратила смеяться. Лицо ее вмиг посерьёзнело.

– Ненавижу! – прошипела она сквозь зубы и снова легла на кровать.

Монашка говорила правду. Лучше не опаздывать. А то вчера она всего на минутку задержалась, – поправляла причёску, – так ее не допустили к общему столу! И она осталась голодной.

Ну, быть может, Иола все это заслужила? Учитывая, что она сделала в прошлом… Наверное, это ее кара.

Иола снова коснулась кольца на шее. Жутко тесно с ним! Так еще и металл всё время холодит кожу. И дышать свободно не получается.

Иола делила комнату еще с одной девушкой, которая сейчас работала на огороде. Комната была небольшой, почти пустой, без окон и с высокими потолками. На стороне Иолы стояла кровать, над которой висела маленькая полочка с личными вещами, и небольшой стол, где она, собственно, и выполняла ежедневную рутинную работу. Зашивала рванную одежду. Хоть в этом ей повезло. Работенку ей подобрали нетрудную. Это хотя бы не чистка клозета, не возня на огороде и – что еще хуже – не ухаживания за больными и лежачими на верхнем этаже.

Иола предполагала, что ей не зря подобрали именно эту работу. Она сидела в своей комнате и не выходила за ее пределы. Этого и добивались надзирательницы. Хотели отгородить ее от общества других девушек и женщин, потому что боялись, что Иоле вдруг приспичит устроить переполох, уговорить кого-нибудь на побег… Все может быть. А вдруг Иоле в голову придет кого-то покалечить или убить? Ну-ну. Такого допустить нельзя. Ни в коем случае. Поэтому, на благо всего монастыря и его обитателей, лучше держать ее далеко ото всех, взаперти, в своей комнате. Так думали надзирательницы.

Через час Иоле позволили выйти из комнаты и присоединиться к общему столу, располагавшемуся во дворе под открытым небом. Солнце было высоко, такое теплое и маленькое. Иола села напротив своей соседки по комнате, имя которой снова забыла. Та не раз представлялась, но Иола никак не могла запомнить ее имени. Может, потому что ей было это совсем не интересно.

– Меня от каши уже выворачивает наизнанку! – пожаловалась девушка, сидевшая рядом с Иолой.

– Алина, – сестра старалась говорить спокойно, – если не нравится, ты можешь в любой момент покинуть стол, вернуться в свою комнату и остаться голодной до самого ужина.

Алина ничего не ответила. Молча склонила голову над деревянной миской с кашей, от одного лишь серого цвета которой обычного человека стошнило бы. А уж о вкусе и говорить не приходилось!

– А на ужин, полагаю, тоже будет каша? – Иола обратилась к сестре, стоящей рядом с ней и следившей за порядком во время трапезы.

– Ты имеешь что-нибудь против? – сестра приподняла одну бровь.

– Вы сами-то пробовали эту дрянь? – Иола брезгливо отодвинула от себя миску. – На вкус и цвет, как какая-то грязевая жижа. Хотя бы для приличия посолили бы, все же не собак кормите.

И тут началось. Вдруг девушки с безумными глазами стали выкрикивать с мест, соглашаясь с Иолой.