Последнюю картинку монстр передавал, почему-то присев на пол, как будто не мог больше стоять.

Я монстр смотрю из окна на улицу Вязов, по ней идёт девушка вокруг неё ореол магии и здоровья. Узнаю в девушке себя.

Монстра вытягивается на полу камеры и закрывает глаза

Почему у меня впечатление, что он умирает?

Набираюсь храбрости и трясу его:

— Эй, эй, нельзя умирать слышишь?

И вдруг вспоминаю, что в прошлый раз, монстр поглотил целый сгусток моей магии и выглядел довольно бодро.

Я попыталась влить магию, но у меня ничего не получилось, тогда я создала маленький шарик и тихонько бросила его в монстра.

Шарик тотчас же впитался. Монстр пошевелился.

Я сделала ещё, побоялась делать большие. В результате получилось где-то с десяток маленьких шаров, и монстр сел и открыл глаза.

— Ты, Этьен Моран? — вспоминая красивого молодого мужчину на портрете, который мы с Эжени нашли на мансарде, и с ужасом, понимая, что, если это так, то… бедная Эжени

Монстр кивнул и мне показалось, что довольно обречённо.

Я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать крик.

— Как же так? Что с тобой сделали? — но монстр не стал отвечать, видимо устал

Он как-то странно выпрямился, уши на его голове смешно зашевелились, он пристально посмотрел в сторону двери и… растворился в воздухе.

А через несколько секунд я услышала, как в замке повернулся ключ.

Не тюрьма, а проходной двор какой-то, — подумала я, со страхом глядя на открывающуюся дверь.

Дверь распахнулась и в дверном проёме во всей красе предстал бравый капитан Лекок.

Сперва он дал мне возможность разглядеть его, и, хотя в его руках был светильник, запаха масла или жира от него не исходило, из чего я сделала вывод, что светильник содержал в себе какие-то кристаллы, в темноте камеры хорошо видно было только лицо Лекока.

Красив, конечно, подлец, — подумала я, но не про нашу честь. У меня уже такой был, архитектор, хватит.

Из одежды на Лекоке я разглядела только расшитый золотом камзол, и то, только потому что он блестел, и белоснежную рубаху, распахнутую на груди.

Вставать не стала, это он ко мне пришёл, не я.

— С чем пожаловали, — спросила я Лекока, который от моей наглости потерял дар речи.

А я себе представила. Приходит весь такой красивый, «рыцарь на белом коне». «Дама в беде» ждёт спасителя и, увидев Лекока, по закону жанра, должна броситься ему на шею с криком:

— Вы пришли за мной.

Но вместо дамы здесь я, только что накормила монстра пирожками и вместо того, чтобы броситься на шею спасителю, недовольно спрашиваю, зачем он заявился.

Полный разрыв шаблона у мужика.

Но надо отдать должное сориентировался Лекок быстро. Два шага и вот он уже на коленях возле меня и шепчет страстно, при этом ухватив меня за бёдра:

— Мари, я вас спасу, я знаю, это навет, я не допущу

Вот что он не допустит я так и не поняла, потому что, во-первых, от Лекока разило алкоголем, а во-вторых, он начал распускать руки и попытался меня поцеловать.

Я, конечно же, начала отбиваться. Шансов было мало. Я одна, мы в камере, он здоровый сильный мужчина, потрепыхаюсь немного, но он меня всё равно здесь прямо и разложит.

Стало так обидно, и я взяла и укусила Лекока за его, надо сказать весьма выдающийся нос. Укусила сильно. Лекок взвыл и отшатнулся, схватившись за пострадавшую часть тела.

— Шлюха, как ты смеешь? — взревел капитан и со всего маху ударил меня по лицу, я едва успела отклониться, но по касательной он меня задел.

Было больно и унизительно. Меня никто никогда не бил, тем более по лицу. Брызнули слёзы.

Но самым плохим было то, что со стула я слетела, и Лекок, подхватив меня с пола и сбросив остатки еды со стола, начал меня пристраивать на столе, сам, при этом пристраиваясь сзади.

Я попыталась призвать магию, но она вся расходилась по камере, не концентрируясь во что-то более ударное.

Я очень надеялась, что монстр Этьен вернётся. И вдруг я почувствовала, что меня отпустили, а сзади грузно упало чьё-то тело.

Подняв заплаканное лицо. Да, слёзы всё-таки полились, страшно же. Я никогда раньше не подвергалась риску насилия. Так вот, подняв заплаканное лицо я увидела, как пожилой жандарм, опускает руки с каким-то оружием, с толстой рукоятью.

Я в ужасе спрашиваю:

— Вы убили его?

— Нет, конечно, голова у него крепкая, тем более что он маг, полежит да оклемается, — тихо в короткую бородку и большие усы, которые делали его похожим на Дон Кихота* ответил охранник, оглядел меня и спросил, — ты-то как, девочка, ничего он тебе не сделал?

(*Дон Кихот — центральный образ романа Мигеля де Сервантеса, почти все писавшие о Дон Кихоте сходились на утверждении, что он является общечеловеческим образом, выражающим вечные свойства человеческого духа, его причисляли к «вечным спутникам» человечества)

— Н-нет, — чувствуя, что плакать захотелось ещё сильнее, отвечаю я, — испугалась только очень.

— Вот же достали аристократы эти, продажных женщин им мало, так они ещё и девиц портят, — продолжил возмущаться жандарм

Увидел, что я сижу, сжавшись в комочек, сказал:

— Да ты не бойся, у меня дочка чуть моложе чем ты, тоже всё время боюсь, что обидят. А этого я сейчас оттащу в кабинет, утром очнётся, скажу пришли вы, господин хороший, пьяные, да и упали, а что на голове шишка, то я знать не знаю.

Я рассмеялась, так живо представила себе Лекока, который с утра потирает голову и удивляется откуда это у него огромная шишка.

Охранник уволок Лекока, ещё пару раз приложив того головой об угол. А мне потом отдал ключ и сказал:

— Ты, девонька, сама закройся изнутри и ключ оставь, а утром я до прихода начальства тебя разбужу и переделаем.

А монстр так и не появился. Может у меня галлюцинация была или сон?

***

Утром меня отвели к начальнику жандармерии. Лекока там уже не было.

В его кабинете сидела пара Дижо вместе со своим сыном и заплаканной невесткой.

— Интересно, неужели сейчас всё как-то по-хорошему разрешится, — подумала я

Начальник показал мне на стул:

— Присаживайтесь, мадемуазель

Взял в руки какую-то бумагу, лежавшую перед ним, повертел, снова положил на стол и сказал:

— Мадам Дижо решила забрать своё заявление, утверждая, что ничего такого не слышала, и написала она его просто из ревности.

Потом обратился к жене Максимилиана, младшей мадам Дижо, спросил:

— Я всё верно понял?

Та кивнула.

Начальник жандармерии продолжил:

— Значит вы, мадам Дижо, написали донос, просто потому что вы взревновали мадемуазель к вашему супругу?

Я едва не взвыла: — Начальник же болезненно относится и к доносам, и к тем, кто их пишет, а у этой дурочки, жены Макса, двое маленьких детей. Я увидела, что и Максимилиан это знает, и выражение на его лице сменилось на обречённое.

— Блин, я не хочу, чтобы из-за глупости матери, которая подумала, что я какая-то захватчица, дети пострадали, — подумала я и даже не успев сообразить, что будет, сказала.

— Господин главный жандарм — а можно мы сами по-родственному разберёмся?

— А вы родственники? — спросил начальник жандармерии

— По крови нет, но мадам и господин Дижо старшие мне как родители, а Макса я люблю как брата, — заявила я даже не моргнув.

Начальник сидел и смотрел на нас, а лицо его постепенно краснело, и я понимала, что никому не понравится, когда из тебя делают дурака, а уже тем более, если ты целый начальник жандармерии.

И я уже ожидала «взрыв», но дверь распахнулась и в кабинет вошёл дедок, служащий по контролю магии, в руках у него был уже известный мне аппарат.

Все замерли. Мадам Дижо старшая замерла, так как знала, что мне нельзя на замеры.

Я замерла, потому что, начала срочно пытаться влить магию в имеющиеся артефакты из теона. Это было гораздо сложнее, потому что в данный момент теон находился на мне, но между мной и артефактами была ткань.