— Ну, сам напросился… — сквозь зубы процедил он.

— Что ты задумал? — насторожился Митя.

— Давай, Митяй, — Серёга принялся стаскивать с него рюкзак. — План, значит, такой… Сейчас этот говновоз подъедет поближе, и я отбегу, а ты ещё подпусти его к себе. Потом чеши куда-нибудь. Он за тобой погонится — на меня у него радиуса поворота не хватит. А я сбоку подлечу и влезу на него.

— А почему я должен быть приманкой? — возмутился Митя.

— А ты умеешь его автоматику вырубать? Ну и не мороси!

Спорить с Серёгой не имело смысла.

Они смотрели, как огромный грузовик, переваливаясь на ямах и буграх, увеличивается в размерах. Воют компрессоры, рокочет генератор, комья земли падают с колёс… Казалась, что машина угрожающе выдвинула челюсть, прожекторы на раме были как зубы. «Лю Чонг», не мигая, вперился в Серёгу и Митю круглыми соплами, будто исступлённым взглядом мёртвых глаз. На капоте грузовика за оградой рабочей площадки росла какая-то трава. Серёга хлопнул Митю по плечу и бросился в сторону. Митя остался один на один с непобедимым дизельным мамонтом. Внутри у Мити всё тряслось.

Он успел подумать о Серёге с ненавистью: как легко Серёга рискует и его, и своей жизнью!.. Серёга — сволочь!.. Это ведь он, долбанутый придурок, решил заполучить самосвал, это он привёл Митю сюда, в карьер… А теперь на Митю наваливается озверевший великанский чумоход!

Митя метнулся прочь от самосвала.

А Серёга в этот раз не ошибся. Мозги у самосвала были устроены просто: машина считала не расстояние до цели, а свой путь, и до Мити по прямой ей было ближе, чем до Серёги по дуге. Оглянувшись, Серёга увидел, что Митя бежит куда-то к борту карьера, а самосвал катится за ним, забыв о другом враге. И Серёга тотчас развернулся — нельзя было терять время.

Кроссовки вязли в рыхлом грунте, рюкзак бил по спине, а чёртов грузовик ехал не так уж и медленно — хрен догонишь. Серёга выкладывался на полную, задыхался. Он огибал земляные кучи и ямы, прыгал через рытвины с водой, а грузовик впереди раскачивался, точно корабль на волнах. Серёга перестал его бояться. На финальном рывке он бежал уже рядом с неимоверным колесом, с которого на него сыпались ошмётки грязи. Наконец, почти сгорая, Серёга бросил себя вперёд и ухватился за шершавую ступеньку лесенки.

Он взвился наверх, на огороженную леером площадку возле рулевой рубки. Эту площадку, прикрытую козырьком кузова, не омывало дождями, и здесь скопился всякий мусор, земляной прах, а на нём выросла чахлая трава. Серёга дёрнул дверь в рубку — заперто! Локтем Серёга вышиб из прогнивших уплотнителей пластиковое стекло, влез в щель рукой и отщёлкнул замок. Из рубки пахнуло застойной вонью, сразу и растительной, и синтетической.

Всё в рубке — панель управления, руль, кресла, окна и пол — было окутано какой-то невесомой зелёной паутиной, моховыми нитями. Экраны мониторов светились сквозь живую волокнистую пряжу. Серёга брезгливо содрал эту пакость руками и на приборной панели оголил секцию автоматики. Секцию надёжно защищала металлическая крышка. И ключа от неё у Серёги, конечно, не имелось. Серёга злобно врезал по крышке кулаком. За Митю он сейчас не боялся — о Мите он и не вспомнил. В этом котловане у него всё получалось через жопу: так неужели, блядь, он конченый лох?!

А Митя в это время понял, что угодил в западню.

Митя убегал от чумохода к стене котлована: он надеялся вскарабкаться по откосу, будто забраться на дерево, спасаясь от волков. И обманулся. Красновато-сизый, как мясо, откос был сложен из плотной хрящеватой глины, и по нему струилась вода из верхнего водоносного пласта. У подножия стены образовалось болото — жидкий глиняный творог. Вряд ли у Мити получилось бы преодолеть это месиво и подняться на скользкий обрыв… Тупик.

Митя не знал, что делать. Он стоял у края болота и с ужасом смотрел на прямоугольное рыло грузовика, словно искажённое презрительным оскалом. Грузовик подползал всё ближе и ближе. Митю гипнотизировали титанические колёса, вздутые рубцы их протекторов. Взрытое дно котлована… Частокол ельника на гребне дальнего обрыва… Безлюдье искалеченной радиоактивной земли… В ослепительной синеве неба вокруг солнца пылало жгучее кольцо… Сейчас безумная и тупая машина раздавит его, Митю, как лягушку…

В голове у Мити звенело. Где этот гад — Серёга?.. Почему не выручает?!..

Митя понял, что он должен сделать. Клиренс у «Лю Чонга» здоровенный — наверное, в метр. Надо лечь под самосвал, другого способа спастись нету!.. Митя мгновенно представил это: самосвал накатывается, заслоняет небо, и Митю плющит ощущение неимоверной тяжести над головой; сверху нависают промасленные глыбы грязи, облепившей механизмы; два чудовищных колёса грузно плывут слева и справа, будто солнечные затмения, а потом плывут ещё два колеса… Сумеет ли он, Митя, совершить такой трюк?..

Но Мите не пришлось испытывать свою выдержку. Морда «Лю Чонга» надвинулась на него — и вдруг замерла. «Лю Чонг» остановился. Митю окатило странное чувство, что чумоход опознал в нём существо, которое никак нельзя уничтожать… Хотя, скорее всего, машина лишь помедлила на мгновение, изучая болото — не опасно ли?.. Неважно! У Мити появился шанс не бросаться под колёса!.. Неподвижный грузовик не собьёт его смертоносным встречным ударом, и можно попробовать запрыгнуть на капот!..

Митя метнулся к самосвалу и сиганул на раму с прожекторами, на разгоне забросив на неё и правую ногу, вцепился в железяки и подтянулся. Всё, он на капоте! Сквозь вентиляционные прорези в корпусе на него дул обжигающий жар радиатора. «Лю Чонг» ещё стоял на месте, вхолостую рокоча дизелем. Хватаясь за горячие прорези, Митя принялся карабкаться по морде грузовика наверх. «Лю Чонг» стравил тучу бризолового дыма и попятился, со скрипом поворачивая колёса, а Митя уже держался за стойку ограждения.

Он перемахнул через леер и очутился на площадке под козырьком кузова. Дёрн, травка, безопасность… Дверь в рулевую рубку была распахнута. Серёга, скорчившись над панелью управления, ножом пытался отколупнуть крышку на секции автоматики. Увидев Митю, он распрямился в изумлении.

— Митяй!.. — с облегчением выдохнул он.

Не говоря ни слова, Митя врезал ему кулаком в глаз.

Мотолыга качнулась на рессорах и тормознула возле комбайна — почти борт к борту. На раннем солнце разбитый агрегат не казался таким страшным, как ночью. Да, здоровенный — в полтора раза длиннее мотолыги, шестиногий — коленями назад, но всё равно не дракон. Правые ноги подогнулись, а левые, распрямившись, упёрлись в землю, и комбайн лежал на боку, словно дохлая лошадь. Кабина перекосилась. Средний отсек был разворочен взрывом. Над травой зависла в воздухе огромная раскрытая лапа челюстного захвата, будто исполинский железный цветок — надломленный, поникший, истлевший до скелета. Мёртвая машина обросла плесенью; в щели и впадины ситаллических корпусов ветер уже нанёс пыль, и там росли мелкие жёлтые цветочки.

— Это форвардер, попросту — форвер, — сказал Егор Лексеич.

Бригада, стоя в мотолыге, разглядывала комбайн поверх края короба.

— На лесоповале форвер своей клешнёй поднимает брёвна и складывает к себе на трелёвочную раму. Вон она, вся покорёженная. Как наберёт полный комплект, утаскивает с лесоповала на верхний склад — так называется рабочая площадка. Там автопогрузчики пилят брёвна на чурбаки и грузят в колёсные вагоны. Их увозят на нижний склад, он всегда рядом с магистралью. Приходит буксировщик, цепляет состав, и привет — по магистрали вперёд на комбинат.

— В бочину-то ему миной залепили? — спросил Костик.

— Миной, — подтвердил Типалов. — Хороший был выстрел, правильный. Дебилы с новеньких часто по кабине целят, а тут стрелял мужик опытный. Сразу всадил в моторный отсек. Бить надо по моторному отсеку, поняли?

— А чё не по башне? — спросил Калдей.

— Тебе по башне дать — разве чё-то изменится? — сказал Матушкин.

В мотолыге засмеялись, а Калдей сунул кулаком Матушкину в плечо.