Серёга словно встряхнул его — Митя смотрел на брата новыми глазами. В Серёгиной грубости тоже была правда. Вопрос: чья правда плодотворнее?

Серёга завозился, извиваясь всем телом, заёрзал.

— Развёл тут сопли! — прошипел он. — Съёбываться надо отсюда, вот и всё!

В каких-то странных и уродливых телодвижениях, страдальчески щерясь, пальцами связанных за спиной рук он вслепую нащупал на полу среди мусора осколок стекла, поднял его и подъехал на заднице к Мите.

— Зажми берцами! — велел он.

Митя сообразил, что задумал Серёга, рывком переволок связанные ноги и бережно перехватил осколок, стиснув его между подошв своих армейских ботинок. Серёга получил вертикально поставленное стеклянное лезвие.

— Поранишься… — предупредил Митя.

Серёга, пыхтя, ворочал плечами — пилил хомут на своих запястьях.

Митя боялся, что в их комнату внезапно войдёт конвоир, но тот, похоже, был занят обедом. До Мити доносились спокойные голоса «спортсменов».

Пластиковый хомут на запястьях Серёги распался с лёгким щелчком.

— Бля, аж плечи ломит… — разминаясь, блаженно прошептал Серёга.

Потом он сунулся Мите за спину и принялся резать стеклом хомут у Мити на руках. Теперь он работал гораздо быстрее. Митя тоже расцепил руки.

— На ногах сам давай! — торопливо бросил Серёга.

В этот момент «спортсмены» взволнованно загомонили. Что-то их там растревожило… А затем за стенами озлобленно затрещали автоматы, грохнул выстрел из базуки, за ним — второй выстрел. Эхо прокатилось по коридору. Ни Серёга, ни Митя не отвлеклись от своего дела: сначала — на свободу.

Наконец Серёга рассёк путы на ногах.

«Спортсмены» продолжали стрелять, но по ним самим никто не бил.

А за окном вдруг слабенько прозвучало:

— Серёга!.. Серёга!..

Это был крик Маринки. Призыв о помощи.

Серёга будто взорвался. Он вскочил на ноги и, расшвыривая поломанную мебель, метнулся к окну. Один миг — и он исчез, точно его выдернуло наружу.

Митя ожесточённо пилил стеклом пластиковую ленту на лодыжках.

В комнату ворвался конвоир с автоматом. Митя еле успел спрятать руки за спину, изображая, что связан. Конвоир мельком быстро глянул на Митю, не уловив обмана, и сразу увидел, что второй пленник сбежал. Конвоир кинулся к разбитому окну. Вот он — беглец! Совсем недалеко!..

На краю пустыря перед зданием завода застыл огромный заплесневелый вездеход, поднявший на консолях ржавый зубастый барабан скальной фрезы. Под барабаном лежала черноволосая девчонка. Беглец — тот наглый парень, что пытался заманить бригаду Алабая в ловушку, — сгибаясь, лез к девчонке.

Конвоир поднял автомат, чтобы одной очередью скосить обоих.

На затылок конвоира обрушилась какая-то огромная дубина, и мир в его глазах разлетелся на куски. Конвоир повалился на пол.

Митя отбросил ножку стула и принялся отдирать оконную раму.

Серёга через пустырь волок спотыкающуюся Маринку к зданию завода. Слева и справа рокотали горные машины: они шли на штурм крепости Алабая. Взрывы взметали фонтаны щебёнки, стелилась пыль, плыл бризоловый чад. Здание завода было уже совсем близко… Кое-где его тёмные окна порой вдруг озарялись вспышками выстрелов: крепость отражала натиск противника. А на первом этаже из оконного проёма высунулся Митяй. Серёга, ругаясь, подсадил Маринку, и Митя схватил её за руки, чтобы втащить наверх.

На мгновение он встретился с Маринкой взглядом — и сразу понял, что больше никогда в жизни не посмотрит ей в глаза.

Егор Лексеич ждал нужного момента; харвестер укрывался за кустами в стороне от базы Алабая, а над полем боя висел коптер. Егор Лексеич следил за схваткой по монитору. Изображение было чётким даже в мелких деталях. На пустыре перед заводом уже горели три комбайна, подбитые «спортсменами» из базук, и пространство заволакивало пеленой дыма. Егор Лексеич упивался картиной боя, ощущая себя могущественным полководцем.

А Серёга всей картины не видел, да ему и не требовалось. Мельком глянув в окно, он понял главное: через окно им теперь не уйти. Путь преградил гусеничный агрегат с двумя короткими и толстыми бивнями — скошенными поршневыми зубилами. Ржавый, грязный, обросший бурым лишайником, он напоминал окаменевшего мамонта, который вдруг ожил и двинулся вперёд. С его рыла сыпался песок, бренчала оторванная дверка моторного отсека.

— Сваливаем по коридору! — бросил Серёга Маринке и Мите.

Он без колебаний цапнул автомат конвоира. Сам конвоир, получивший по башке ножкой стула, сидел на полу и ощупывал затылок.

Митя не хотел бежать. Сил не было. Да и вообще — зачем? Он выручил Серёгу — и этого хватит. Что с ним, с Митей, случится дальше — неважно.

— Давай я останусь, Серёга, — предложил Митя. — Я вымотался…

— Пиздюлями погоню! — пригрозил ему Серёга. — Кто Маришку потащит?

— Не нужна мне его помощь! — выдохнула Маринка с тихой ненавистью.

— Конец базару! — оборвал Серёга.

Митя понял, что подчиниться Серёге будет проще, чем сопротивляться.

Серёга первым сунулся в коридор и сразу шарахнулся обратно — там, в коридоре, суетились «спортсмены». Запоздало прогремела автоматная очередь, и пули защёлкали по стенам. Серёга замер, соображая, что делать.

Вся комната дрогнула — это снаружи дизельный мамонт ударил зубилами в кирпичную кладку здания. Под потолком закачался плафон, свисавший на проводе. Конвоир испуганно пополз подальше от окна.

Серёга метнулся к конвоиру, цапнул за шкирку, рывком поставил на ноги и толкнул к проёму двери. Пленник будет заложником, живым щитом.

— Шевели копытами! — прорычал Серёга.

— Только не стреляй! — ответил алабаевец.

— Маринка, за мной! — приказал Серёга. — Митяй — замыкающий!

Еле удерживая одной рукой увесистый автомат, Серёга уткнул ствол в поясницу пленника. Бывший конвоир всё понял.

Комнату сотряс второй мощный удар. Стена возле окна треснула, от неё, шурша, начала пластами отслаиваться штукатурка, заклубилась густая пыль.

Серёга выпихнул пленника в полутёмный коридор.

— Не стреляй!.. — заорал он «спортсменам» — Мы просто уйдём!..

За спиной Серёги в коридор скользнула Маринка, за ней — Митя.

Третий удар сокрушил стену: утробно захрустев, отделился здоровенный бесформенный блок и, ломаясь внутри себя, разъехался грудой кирпичных осколков. В кривой дыре шевелились могучие стальные жвала чумохода. Эта зверюга как раз и была предназначена для того, чтобы разбивать каменные пласты и прокладывать тоннели. Чумоход упрямо прорывался внутрь здания. Он обваливал куски стены себе на бесчувственное рыло и грубо протискивался в дыру. Ребристые траки гусениц свирепо скребли по нижнему краю пролома, поднимая многотонную тушу машины с грунта на высоту этажа.

А в коридоре Серёга заслонялся заложником, чтобы Маринка и Митя добрались до лестницы — другого пути не было. Маринка припадала на левую ногу, джинсы на бедре у неё почернели, но Митя боялся предложить помощь. «Спортсмены» наступали, выставив автоматы; Серёга пятился с заложником.

— Оставь Бродягу! — крикнул кто-то из «спортсменов» Серёге.

— Отсоси! — ответил Серёга.

— Лёнька, не надо!.. — истошно завопил заложник.

«Спортсмены» вжарили из автоматов.

Заложник заплясал у Серёги в руке, наливаясь неподъёмной тяжестью.

Еле удерживая мертвеца на весу, Серёга пятился и пятился, защищая и себя, и Маринку с Митей. Он уже думал, что вот сейчас выронит убитого — и надо успеть хотя бы очередь дать, пока «спортсмены» будут прошивать его пулями: две секунды могут спасти Маринку и брата… Но коридор между ним и «спортсменами» словно изогнулся пополам. Одна стена лопнула каскадом кирпичей, и в коридор грузно выдвинулось механическое рыло чумохода с бивнями. Чумоход пролез через комнату и пёрся дальше сквозь стены.

Серёга разжал кулак, выпуская мертвеца, повернулся и побежал. Митя и Маринка уже почти поднялись на второй этаж.