А Серёга на миг почувствовал, что влюблён не в Маринку, а в Митю. Это надо же — так ошарашить бывалого бригадира!.. Серёга с гордостью глянул на Маринку: нехилый у меня братец, а? Маринка быстро поджала губы.
И Серёга понял, что вопрос об их с Митей участии в поездке на Ямантау решён окончательно и бесповоротно. Типалову нужен Бродяга. Мите нужен объект «Гарнизон». А ему, Серёге, нужна Маринка.
Егор Лексеич обвёл Серёгу, Митю и Маринку тяжёлым взглядом.
— Тогда объясню вам, голуби, — сказал он. — «Вожаков» скупают, чтобы делать пиродендрат, взрывчатку. Война же идёт. А вояки — мужики серьёзные. Если я им туфту вместо «вожака» продам, у меня больше никогда ничего не купят, и пиздец моему делу. Бывало, бригадиров с такого вообще кончали. Так что я должен доверять Бродяге. Ручаешься за этих братьев, Муха?
— Да ни фига не ручаюсь! — дерзко отпёрлась Маринка.
— Вот что за девка ты поперечная? — страдальчески спросил Егор Лексеич.
Переговоры завершились почти в темноте: день угас, потолочные лампы в кабинете не горели и косой свет попадал только сквозь окно от прожектора на бывшей парковке. Бригада располагалась ночевать на полу в ресторане. Серёга хотел выцепить Маринку, но она исчезла — наверное, отлучилась в кусты. Серёга караулил её у входа. Маринка подошла к нему через парковку.
— Чё, как ты? — спросил Серёга, млея и мало что соображая.
— Нормально ты сегодня сработал, — снисходительно одобрила Маринка.
— Дак могу ведь, когда чё! — косноязычно отозвался Серёга.
Маринка усмехнулась — ей всё было понятно про Башенина. А в глубине души её грело тихое торжество: Серый влюбился в неё по-настоящему, такое дело ради неё сделал — Харлей никогда бы ни на что похожее не сподобился! Значит, она самая лучшая на свете!
— Не знала, что у тебя брат-близнец есть.
— Ты про меня вообще много чего не знаешь! — Серёга наконец выскочил на тему, в которой чувствовал себя свободнее.
— Ну-ну, — туманно ответила Маринка.
— Короче, я ведь не ради Митяя заявился, — Серёга заслонял Маринке вход в здание. — А ради тебя.
— Молодец, — снова похвалила его Маринка.
Хоть Башенин и болван, ей, блин, всё равно это было приятно.
Серёга обнял её и начал целовать в губы. Почувствовал, как она ответила. Не теряя шанса, положил ладонь ей на грудь. Маринка немного подождала, а потом мягко оттолкнула Серёгу.
— Что-то ты на скоростях, Башенин, — заметила она.
Серёга больше не загораживал ей путь.
Он проводил Маринку взглядом, по-дурацки улыбаясь.
Он уже не сомневался, что у него всё получится.
Митяй обнаружился за станцией на площадке, с которой днём Серёга сбросил самосвал, чтобы протаранить харвера. Митяй сидел на обломанном бетонном краю, спустив ноги в обрыв. Серёга, сопя, пристроился рядом. В душе у него всё цвело и переливалось.
Серёге надо было поделиться.
— А ты крутой, Митяй! — щедро заявил он и закурил.
Митя задумчиво покачивал ногами. Стрекотали кузнечики. Вдали над горизонтом внезапно заструилась вертикально вверх цепочка быстрых синих огоньков. Митя не удивился. Оказывается, он знал, что означают бегучие огни: где-то там, возле большого города, устремился к орбите рейсовый шаттл.
— Марина — очень красивая девушка, — ответил Митя Серёге.
Серёга стрельнул окурком в темноту, хлопнул Митю по спине и поднялся.
Митя остался один. Вокруг было тепло, как в комнате. Ветерок шевелил на склоне мерцающую во тьме траву. С высоты горы Митя видел объятую мраком великую равнину, что расстилалась отсюда и до неведомых пределов, до невозможности вообразить. И всю равнину заполнял собой селератный лес — странный, ещё небывалый мир со своими законами, со своей непреклонной волей и беззвучной, многоголосой речью. Он, Митя, изучал этот лес. Говорил с ним на его языке. И не было в его жизни ничего важнее, чем это волшебное понимание. А в чёрном озере внизу отражалась луна. Митя поднял голову. Через небосвод размашисто клубилась светлая туманность Млечного Пути. И небо вдруг оглушительно-тихо взорвалось звёздами Мите прямо в глаза.
20
Банное озеро (IV)
Они спустились с горы по неестественно ровному травяному склону — по бывшей лыжной трассе — и двинулись к мотолыге напрямик через посёлок.
— Шеф, а если там риперы нас поджидают? — спросил Фудин.
— Риперы — не животные, — ответил за бригадира Холодовский. — Засад они не устраивают. И ничего не помнят ни о себе, ни о тех, на кого нападали. Нет цели на радарах — значит, нет её вообще, и они уходят.
По заросшим дворам и переулкам в утренней свежести плыл бризоловый запах смолы. Сквозь зелень весело сверкало чистое солнце. Щебетали птицы.
— Нога-то не болит, Костенька? — тихо приставала к сыну Алёна. — Ты же вчера на гвоздь наступил…
— Да не болит, мам! — отмахивался Костик.
Порой приходилось перелезать через какую-нибудь уцелевшую ограду, и возле Маринки сразу появлялся плотоядно улыбающийся Серёга.
— Подсадить? — предлагал он, предвкушая, как полапает Маринку.
— Башенин, отвянь! — отбивалась Маринка.
Костик, ревнуя, злорадно усмехался.
— Эх, здесь на мотолыге надо переть — напрямик бы заборы прошибали! — вздыхал Матушкин. — Стиль езды — всё до пизды!
Талка смеялась. В отличие от Маринки, она ничуть не возражала, когда Матушкин поддерживал её под круглый зад, чтобы она вскарабкалась.
А на дороге — точнее, на улице посёлка — возле брошенной мотолыги уже находилась другая бригада. Видимо, она возвращалась из Белорецка. Главной машиной у этой бригады был грейдер; широким отвалом, установленным перед первым мостом, он сдвинул с пути обугленные обломки сгоревшего харвестера. За собой на прицепе грейдер тянул колёсный вагончик-бытовку с интерфератором на крыше. Незнакомые люди, спокойно переговариваясь, что-то вытаскивали из мотолыги и загружали в бытовку.
— Эй, мужики! — издалека закричал Егор Лексеич. — Кончай грабёж!
Егор Лексеич шагал к мотолыге широко и уверенно. За ним, перевесив автомат на грудь, шёл Холодовский. Люди возле мотолыги застыли.
Боестолкновения между бригадами случались, хотя и редко. А сейчас силы явно были неравны: всем вооружением бригады Типалова был только один пустой автомат. Поэтому Егор Лексеич предпочёл миролюбивый тон.
— Что за на хуй? — спросил он. — Что за беспредел?
С мотолыги спрыгнул мужик с короткой рыжей бородой.
— Ты кто? — бесцеремонно спросил он.
— Типалов, — сообщил Егор Лексеич. — Про меня все знают. А ты кто?
— Широков Данил, позывной — Кардан.
— Ясно за тебя, — кивнул Егор Лексеич. — Ты с Юрюзани.
Егор Лексеич протянул ладонь, растопырив пальцы, будто его распирало силой и энергией, и бригадир Широков, поколебавшись, пожал ему руку. Драка отменялась: контакт был установлен.
— Ну и что вы тут творите? — полюбопытствовал Егор Лексеич.
— На мотолыге не написано, что хозяева где-то рядом шастают, — сказал Широков. — Торчит ничейная. Законная добыча, Типал.
— Я ему говорила, — раздалось за спиной Широкова.
Егор Алексеич глянул за плечо рыжебородого бригадира — на капоте мотолыги сбоку у фары сидела Вильма.
— Жива? — удивился Егор Лексеич.
— Я всю ночь тут была.
— А чего на мои звонки не отвечала?
— Телефон потеряла.
— Мало ли что какая-то баба приблудная говорит? — сердито оправдался Широков. — С хуя ли мне верить? Может, вас всех чумоходы нашинковали?
— Как видишь, мы целые, — усмехнулся Егор Лексеич. — А бомбёжку давай прекращай, Кардан. И верни всё, что взяли.
Рыжебородый закряхтел.
— Отойдём в сторонку и перетрём, — предложил он.
Они отошли подальше, чтобы люди из их бригад ничего не услышали. Рыжебородый достал сигареты и сунул пачку Егору Лексеичу: угощайся.
— Лексеич, я оружие у тебя не брал, — сказал он. — Понимаю — казённая вещь, надо отчитываться. Но водка и консервы — мои. Нам ведь до Юрюзани ещё пиздовать, а на Магнитке без талонов нас не отоварят. Голодать нам, что ли? Да и мужики не примут. Сам ведь с понятия, какой закон на просеках: что без бригадира — то ничьё. У тебя мотолыга без бригадира была. Я честно взял.