— Да не парься ты. — Щука тотчас широко заулыбалась Алёне, делая вид, что ничего особенного она не сотворила. — Жив-здоров углан у тебя…

Алёна, тоже улыбаясь, посмотрела Щуке в глаза:

— И Бродягу ты выпустила, да? А ведь он Егору убил.

— Слышь, сестра, — откровенно забеспокоилась Щука. — Я ведь их не…

Алёна подняла автомат, расставив локти, и всадила в Щуку очередь. Щука затряслась, точно её били в живот мелкими тычками.

— И-и… иб-бать… — изумлённо прошептала она и словно по частям упала.

Бригада стояла вокруг мёртвой Щуки, распростёртой в траве, безмолвно и потрясённо. В небе чуть светилась неполная луна. В лесу гугукнул филин.

— Кто-то чем-то недоволен? — осведомилась Алёна.

Один из алабаевцев ответил очень аккуратно:

— Никто за эту уголовницу не вписывался.

Алёна повесила тяжёлый автомат на плечо.

— Вот и я так думаю, — невозмутимо согласилась она. — И предателей с халявщиками не потерплю. Короче, ребятушки, все в машинку. Ехать пора.

Мотолыга невдалеке вхолостую тарахтела движком. Как её бросили, когда началась драка харверов, так она и торчала возле плоского здания в один этаж. Из чёрных окон бетонной коробки высовывались кусты, проваленная крыша топорщилась концами балок. В десантном отсеке мотолыги, наверное, дрых Калдей: даже стрельба его не разбудила.

— Я не поеду, тётя Лёна, — угрюмо заявила Маринка. — Я ухожу с бригады.

Алёна, картинно задрав брови, посмотрела на Костика.

— Что скажешь, сына? — заботливо спросила она.

Костик всю дорогу цеплялся к Маринке — ему и решать её судьбу.

— Хуй тебе, — сказал Костик Маринке. — Поедешь как милая.

Серёга, сидевший на бетонном блоке, с угрозой поднялся на ноги.

— Глухой, что ли? — пробурчал он. — Маринка уходит! И я с ней тоже!

Алёна наблюдала за Костиком с ласковой материнской улыбкой — как за младенцем, который делает первые неуклюжие шаги.

— Чё ты там тявкнул, педрила? — Костик презрительно сморщился на Серёгу. — Я теперь тут хозяин! Как захочу — так и сделаю!

— Отсоси! — ненавистью окатил его Серёга.

— Сосать она у меня будет! — Костик уткнул палец в Маринку. — Сёдня вечером, понял? А тебе даже посмотреть не повезёт!

Серёга злобно почернел. Костик торопливо попятился и цапнул автомат, висевший у Алёны на плече. Алёна расслабила плечо; глядя на Серёгу с каким-то вызывающим и бесстыжим кокетством, она стряхнула ремень автомата, словно бретельку лифчика. Ободрённый Костик наставил автомат на Серёгу.

— Мне ещё вчера дядя Егор дал добро тебя пристрелить! — сообщил он, глумливо торжествуя. — А ты, блядь, юркий, как понос!

Серёга пластом рухнул за бетонный блок, на котором только что сидел, и автоматная очередь Костика пронеслась над ним сверху — рядом с Маринкой.

— Беги! — отчаянно закричала Маринка, спрыгивая с блока.

Костик не сразу сообразил: чё это — Башенин увернулся, что ли?..

Алёна, Фудин, Матушкин и два алабаевца стояли неподвижно.

Едва ли не на четвереньках, как вспугнутый зверь, Серёга опрометью ринулся из бурьяна к ближайшей бетонной развалине. Костик снова вскинул автомат и прижался щекой к прикладу, пытаясь поймать Серёгу в подковку автоматной мушки. А между Костиком и Серёгой внезапно выросла Маринка. Она широко раскинула руки и бесстрашно загородила Серёгу собой.

— Уйди!.. — взвыл Костик.

Маринка раскачивалась, как деревце, не давая прицелиться.

Серёга скрылся за обглоданным бетонным углом.

Костик опустил автомат и стремительно глянул направо и налево. Куда Серёге бежать? Можно к лесу — спасаться, можно к мотолыге — вооружиться. Сам Костик дунул бы к лесу. Значит, и Серёга побежит туда же… Но не хило и подстраховаться… Второй автомат был у Матушкина.

— Витюра, блядь! — гаркнул Костик. — Чеши левее с той халабуды! Перехватишь Серого у машины!..

Костик метнулся вслед за Серёгой и по пути ударил Маринку в лицо:

— С-сука!

Сумерки затопили пустырь синевой, лишь чуть белели бетонные руины. Матушкин послушно потрусил к левой стороне развалин — ближе к мотолыге.

Он обогнул угол — и едва не налетел на Серёгу: растрёпанного, почти обезумевшего, разинувшего рот. Серёга бежал к мотолыге. Ему нужно было оружие, чтобы выручить Маринку. Он споткнулся, увидев Матушкина на своём пути, и чуть не упал. Рожа у Серёги была как взрыв.

Матушкин должен был пристрелить Серёгу — так было приказано, однако он, ничего не объясняя, молча протянул Серёге свой автомат.

А Костик, запыхавшийся и разгорячённый, повертелся справа за углом развалин — Серёга словно провалился под землю — и бросился к другому углу, дальнему: вдруг Серёга там?.. И за дальним углом в грудь ему, останавливая, больно упёрся автоматный ствол. Автомат держал в руках Серёга.

— Ой, ёптыть… — выронил ошеломлённый Костик.

Серёга чуть оттолкнул его и тотчас врезал короткой трёхтактной дробью.

Костик с размаху шлёпнулся на задницу в траву. Он не почувствовал, что его прошило насквозь, но глупо пошлёпал ладонью по груди, чтобы погасить затлевшую футболку. Он уже понял, что убит, но как-то всё не умирал.

— Мамка тебя уроет за меня… — свистяще сказал он.

Серёга свалил его второй трёхтактной очередью.

Костик опрокинулся, и в его открытых глазах отразилась луна. А Серёга испытал такое облегчение, словно родился заново — и в мире, который куда лучше этого. Матушкин вынырнул из-за Серёги и подобрал автомат Костика.

Алёна, Фудин и два алабаевца ждали там, где и остались, — возле тела расстрелянной Щуки. Они не рискнули ходить в темноте среди развалин, в которых ловят беглеца. Оружия у них никакого не было. Маринка сидела на бетонном блоке и сплёвывала кровь из разбитых Костиком губ.

Они слышали две короткие очереди. Понятно: это Костик и Матушкин догнали Серёгу… Маринка словно стиснула свою душу в кулак, чтобы не думать сейчас ни о чём. В развалинах появились две тёмные фигуры. И Фудин с Алёной, и алабаевцы оживились: Костик и Матушкин идут… Маринка не оглядывалась. Но от развалин к бригаде шли Матушкин и Серёга. И они уже держали бригаду под прицелом автоматных стволов.

— Я ухожу и Маринку забираю, — подходя, глухо произнёс Серёга.

Маринка взвилась на месте, разворачиваясь.

— И я с ними, — добавил Матушкин.

Ничего ещё не закончилось, и Серёга понял это, когда до него донёсся волчий вой Алёны. В её голосе слились тоска, материнское горе и свирепая ярость. Приглушённый расстоянием, вой всё равно оставался таким жутким, что лес вокруг Серёги затих, будто прихлопнутый заморозком. Серёга слышал только треск хвороста, шелест папоротника и собственный сдавленный хрип. И ещё, конечно, слышал Маринку — как она задыхается, стараясь не стонать.

— Погоня будет… — тяжело пропыхтел Матушкин.

— Не зуди, — пропыхтел в ответ Серёга.

Они тащили Маринку вдвоём, перекинув её руки себе на плечи. Маринка прыгала между ними, подволакивая простреленную ногу. Серёга понимал, что Маринке больно, и чем дальше — тем больнее. Не добраться им ни до каких Татлов. И даже до Межгорья не добраться, хотя что им делать в заброшенном городе? Маринке нужен врач, нужны лекарства. Иначе заражение — и конец.

Они усадили Маринку в траву под сосной, чтобы перевести дух. Маринка откинулась спиной на ствол и закрыла глаза. Матушкин тихонько подтолкнул Серёгу в сторону и сунулся губами ему в ухо:

— Серый, а куда мы идём?

Конечно, он должен был об этом спросить, и он ни в чём не был виноват, но Серёга взбесился, срывая зло на Витюре:

— А чё, жопу подпалило? Дак проваливай на хуй!

В темноте морщинистое и щетинистое лицо Матушкина зашевелилось, как паук. Но Матушкин был какой-то смиренный и покорный, словно тащили его самого, а не Маринку. Он принял слова Серёги как нечто заслуженное.

— Чё ты… — виновато отступил он. — Я же просто предложить хотел…

Серёга и сам догадался, о чём хочет сказать Витюра. Прятаться в лесу так же бессмысленно, как и пытаться дойти до Татлов: в лесу Маринка умрёт. Да и разыскать их могут, ведь Алёна обязательно отправит погоню. Спасение было только одно — в миссии «Гринписа». Там, где укрывались друзья Митяя.