Маринка гибко выскользнула у Мити из рук и опустилась в папоротник, и Митя опустился вслед за ней. Он волновался, будто готовился получить награду на празднике. Да, награда заслуженная и праздник никто не отменит, но Митя всё равно волновался. Он стряхнул с себя рубашку и отбросил её в сторону.

— Ого! Откуда шрам? — спросила Маринка, трогая пальцами его грудь.

Митя посмотрел на белое бугристое пятно.

— Не помню.

Маринка легла на спину в разлив орляка, её глазища сияли тьмой. Митя принялся расстёгивать тугой ремень на Маринкиных джинсах. Кусты поодаль опять беспокойно зашевелились и зашуршали. Наверное, там было спрятано какое-то гнездо. Митя поневоле оглянулся через плечо.

— Да нету там Серёги, дурак, — тихо засмеялась Маринка. — Серёга далеко, он уже не вернётся сегодня. Он к Алабаю ушёл.

— К Алабаю? — механически переспросил Митя. — Зачем?..

— Выдаст себя за тебя, за Бродягу, и выманит «спортсменов» на засаду. Дядь Гора так придумал…

Митя ещё возился с Маринкиным ремнём, но руки его замедлились.

— Сергей выдаст себя за меня?..

— Заебал ты со своим Серёгой! — рассердилась Маринка.

Пальцы у Мити потеряли пряжку ремня.

— У Алабая — Щука! — сказал Митя. — Она умеет определять Бродяг!

На Инзере у моста пленная Щука схватила его, Митю, за руку — запястье укололи электрические иголочки — и сразу угадала, что Митя — Бродяга.

— Сергея раскроют!

— Да и хрен с ним! — злобно заявила Маринка.

Сейчас ей было пофиг на все бригады, на Бродяг и «вожаков», а Серёга и здесь не давал ей сделать то, чего она собиралась сделать!

— Алабай его застрелит!..

Холодея, Митя осознал всю самоубийственность Серёгиного поступка. Да и не только Серёгиного. Можно ссориться с братом, драться, можно увести у него девушку — но нельзя обрекать его на смерть! Это было предельно ясно.

— Я должен пойти к Алабаю и выручить Сергея!

В душе у Маринки полыхнули дикая обида и бешенство.

— Ты чё, охуел? — прошипела Маринка. — Вот так меня кинешь, да?!

— Прости, — сухо уронил Митя.

Ему почему-то даже легче стало, что не надо трахаться с Маринкой. Не надо настраивать себя на убеждённость, что с Маринкой — это правильно.

Митя повернулся и потянулся за рубашкой.

Маринка как-то страдальчески всхлипнула за его спиной. Так девчонка всхлипывает перед тем, как заплакать, но Маринка не заплакала бы — не тот характер… Митя поглядел на неё.

Маринка сидела с белым лицом и огромными глазами. Губы её тряслись.

— У тебя татуха на спине… — сдавленно выдохнула она.

Маринка впервые увидела голую спину Мити. А на правой лопатке у него чернела эмблема — фигурный щит с поперечной полосой. Логотип мотоциклов «Харли-Дэвидсон». Такая же татуировка на той же лопатке была у Харлея.

И Маринка внезапно поняла, кого Митька стал ей напоминать… Вовсе не Серёгу. И не дядь Гору… Митька напоминал Харлея! И сейчас он уходил так же, как Харлей, — равнодушно, внезапно, и никак его не удержать… В Митьке словно бы включился Харлей… Или нет, это Харлей превратился в Митьку, а она только теперь прозрела!.. Но ведь Харлей мёртвый! Он гниёт в болоте!.. Серый не наврал бы о таком… Серый его убил!.. А Харлей ожил!.. Нет, не сам ожил — радиоактивный лес оживил его, точно клумбаря!..

А Митя ничего не мог сообразить. Он подался к Маринке, но та истерично и суетливо метнулась подальше от него и прохрипела:

— Не лезь ко мне!.. Ты кто?!

— Я? — изумился Митя.

Маринка обшаривала его безумным взглядом.

— Ты — Харлей! — беззвучно произнесла она. — Я тебя узнала!..

Она вскочила, попятилась, спотыкаясь, и нырнула в ближайшие заросли. Митя услышал, как она пробивается сквозь ветви, а потом убегает.

Митя растерянно ворочал в уме несвязные факты: Сергей… Алабай… Щука… Марина… Егор Алексеич… Харлей… Как же всё перепуталось!.. Митя с трудом поднялся на ноги и напялил рубашку, словно попытался облачиться в здравый смысл. Ночной лес. Папоротники. Месяц за кронами сосен. Там, под месяцем, — гора Ямантау. А там, куда убежала Маринка, — станция Пихта…

Кусты, где всё время что-то шуршало, облегчённо распались, и наружу, отмахиваясь, выпростался Костик. Мите показалось, что он видит призрак. Только Костика тут не хватало! Бред! Это его, Митин, разум слетел с катушек!

Но Костик был не бредом, а настоящим Костиком. Он увязался за Митей с Маринкой ещё на станции: крался позади, шмыгал опрометью от дерева к дереву, замирал за корягами, подсматривал. У него имелся вполне конкретный план. С Серёгой он рассчитается завтра, когда бригада засядет в капонире, — дядя Егор ему сам намекнул, а Митяя можно вальнуть хоть сей момент. Никто не узнает, нету никого тут… И Маринка достанется ему, Костику. Всё очень ловко! Потому что он, Костик, умнее этих уёбков — братьев Башениных.

Костик шёл прямо на Митю, сжимая нож.

Митя нелепо улыбнулся Костику — будто своим глупым страхам.

Костик ударил Митю ножом в живот. Митя покачнулся от толчка, однако ничего не почувствовал. Костик ткнул его ножом второй раз, затем — третий. Лишь тогда Митю охватила странная слабость, она тихо заполняла его внутри щекочущей и холодной водой. Боли по-прежнему не было, но высокие деревья поплыли вокруг Мити хороводом. Митя закрыл глаза и упал в папоротник.

Смерть освобождала, это точно. Незачем теперь было сдерживаться. В тайных механизмах сознания рушились неведомые запреты; открывались, как пробоины, прямые пути. Воспоминания наплывали сами, без принуждения. Митя лежал в дремучих папоротниках где-то в лесу возле станции Пихта, а ему казалось, что он идёт по длинному тоннелю объекта «Гарнизон».

На нём — балахон химзащиты, и на его спутнице тоже. В руках у них — кофры со сканерами и сменными кассетами. Сквозь прозрачный щиток шлема Митя видит напряжённое лицо Ленки. Под ногами чмокает мокрая грязь. Лучи наплечных фонарей радужно разбиваются впереди о пластиковые мембраны, установленные, чтобы споры не проникали в обитаемую часть комплекса. На бетонных стенах — плесень и лишайники. Трубы под потолком обросли бурой волосатой дрянью. Стальные двери на их пути грубо взрезаны автогеном.

— Люди считают, что самое большое живое существо на Земле — синий кит, — говорит Митя. — А это не так. При вегетативном размножении некоторые деревья разрастаются клонами на тысячи стволов, то есть бывает целый лес из одного дерева. Но грибницы ещё больше. Они могут распространяться на десятки квадратных километров и жить многие сотни лет. И под селератным облучением эта способность грибницы увеличивается на порядок или на два.

— Бр-р! — искренне отвечает Ленка. — Никогда не любила биологию. Хаос неуправляемый. Вот в айти — всё строго, логично, структурно и красиво.

Друг за другом они продавливают плёнку очередной мембраны.

То справа, то слева проваливаются во тьму зияющие проходы в какие-то неизвестные помещения. В чересполосице темноты и света чудится движение бестелесных теней — призраков тех, кто строил и населял этот секретный подземный город. В прямоугольных бетонных объёмах пустых казематов лучи фонарей выхватывают висящие в воздухе бледные сети грибницы.

— Уже ваш супергриб? — спрашивает Ленка.

— Мы не знаем. В подземельях сформировалась некая растительная метасистема — мицелярис. Супергриб, как ты называешь. Возможно, это цельный организм. Возможно, колония. Или симбионт. Или тысячекратный клон. Без сканирования нейлектрических связей мы не определим его природу.

— Ни на что вы не годитесь без айтишников, — смеётся Лена.

— Ну да, — в ответ смеётся Митя. — Только капусту квасить умеем.

В шахте мёртвого лифта по стенам и по тросам ветвятся белёсые корни. Митя и Лена спускаются по винтовой лестнице с металлическими ступенями.

— Зачем ваш мицелярис сюда-то забрался? Здесь же плохие условия. Ни солнца, ни дождей, ни почвы…

— Условия — лучше не найти. Стабильный микроклимат. Спокойствие. Влага — такая, какая нужна грибу, то есть не капельная. А главное — рефугиум.