— Шмонает, с-сука! — прошипел Егор Лексеич.

— Откуда он появился? — тонким голосом спросил Фудин.

Егор Лексеич не ответил.

— Уходи с окон! — закричал он в глубину этажа.

Харвер — это было очень серьёзно. Куда опаснее простеньких риперов. Харвер взял коттедж в осаду. Два маленьких коптера, жужжа пропеллерами, летали вокруг здания, просвечивая его невидимыми лучами радаров, и харвер знал, где укрываются люди. Знал — и действовал методично. Он совал свою ручищу в окна, огромные клешни чокера хватали и крушили ветхую мебель. Помещения второго этажа заполнились пылью; люди шарахались в этой мгле, перебегая из комнаты в комнату. Впрочем, поймать их было не так уж и легко. И тогда харвер ударил кулаком в один из простенков между окон.

Простенок выломился и повалился внутрь кривой глыбой из кирпича. Часть фасада с шумом потрескалась и медленно осела; захрустели, поддаваясь, балки перекрытий; кровля стронулась и поехала вниз; дождём посыпались с карниза черепицы. Харвер неумолимо разрушал второй этаж коттеджа, загоняя людей в какой-нибудь угол, где их можно будет раздавить.

Егор Лексеич понял нехитрый замысел машины — да его все поняли, не только бригадир. Бригада столпилась на кухне. Лица у всех были в грязи, это пыль пропиталась потом; волосы и одежда — в крошеве штукатурки.

— Надо убираться отсюда, Лексеич, — без нервов сказал Холодовский.

Алёна прижимала к себе дёргающегося Костика, в её толстой и короткой русой косе блестело стекло. Калдей густо сопел и отхаркивался. Талка молча давилась ужасом. Матушкин нелепо и виновато улыбался, не зная, что делать. Фудин был готов в любой момент куда-нибудь метнуться.

— Съёбываться надо! — гневно и обиженно крикнул Костик.

Где-то за стеной ворочался и грохотал чокер, разбивая кирпичную кладку.

А Маринке не было страшно. Даже наоборот — она торжествовала. Да, поначалу её ошеломило, нахлобучило паникой, но потом в сознании всё как-то прояснилось, и она почувствовала, что уже не боится, что она сильнее, она владеет собой. Этот харвер с его кулачищем — он всё равно тупой, как пьяный мужик, от его ударов можно увернуться, и у неё есть куда бежать.

— Дядь Гора! — Маринка требовательно потрясла Егора Лексеича за плечо. — Дядь Гора! Смотри сюда!..

И она поднесла к лицу Егора Лексеича свой телефон. На экране светилось сообщение: «Бегити на конатную дорогу».

Когда-то давно здесь была горнолыжная трасса: линия бетонных столбов тянулась от вершины горы до подножия. Каждый столб держал перекладину, по которой перемещался тяговый трос канатной дороги. Лишь канатная дорога могла спасти бригаду, потому что в посёлке или в лесу чумоходы всё равно достали бы людей. Серёга понял это сразу — едва только увидел на экранчике телефона харвестер, шагающий по улице посёлка к брошенной мотолыге.

На звонки Маринка не отвечала. Серёга сунул свой телефон Мите в руки и велел посылать сообщение за сообщением, а сам кинулся в подвал станции к мотору, который приводил канатную дорогу в движение.

— А ты умеешь? — спросил Митя, он стоял в двери подвала.

— А чё тут не уметь? — прорычал Серёга из глубины. — Я же на скиповом подъёмнике работаю, одинаковое устройство!..

Бак с бризолом был пуст. Ясно, блядь: проезжие бригады скачали топливо себе!.. Но Серёга сообразил, что сделать. От контроллеров дизель-генератора один кабель шёл к мотору канатной дороги, другой — к трансформатору под мачтой с решёткой; Серёга вырвал этот кабель из трансформатора и перекинул на дизель-генератор своего грузовика. Теперь электромотор канатной дороги будет крутиться от «Лю Чонга». Серёга повернул рубильник. Мотор завыл.

С края обрыва Серёга и Митя смотрели на укатывающийся вниз горный склон со скальными выходами и мелкими ёлочками. Над склоном на тросах, чуть покачиваясь, неспешно плыли кабинки канатной дороги — облупленные, с разбитыми стёклами. Видна была тёмная дырявая крыша нижней станции. Серёга с мучительным напряжением вглядывался в кроны деревьев, пытаясь уловить какое-нибудь мельтешение: что там с бригадой, с Маринкой?..

— Говорю тебе, я видел, как они из того дома выскочили, — успокаивающе сказал Митя. — Из окон выпрыгивали, пока харвер с другой стороны ходил… Всё нормально будет с твоей Мариной.

— Да чё ты понимаешь!.. — нервно дёргаясь, отозвался Серёга.

А бригада Егора Лексеича тем временем действительно прорывалась к станции канатной дороги. До станции было полкилометра через посёлок.

Рассыпавшись, они бежали кто как мог по дачным дворам, заросшим лесным орляком, продирались сквозь кусты, в которых ржавели автомобили, перелезали через упавшие стволы деревьев и обрушенные заборы. Затянутые зеленью мёртвые дома. Пластиковые детские качельки, вросшие в берёзу и поднятые над землёй. Опрокинутый стол в перекошенной беседке. Скелет парника. Гараж с шиповником внутри. Засыпанное мусором кафельное корыто бассейна. Развалины былого благополучия, теперь потерявшего всякий смысл.

Последним бежал Егор Лексеич — не из-за какой-то там ответственности, а потому что был старше прочих и нагулял вес. Он побагровел, натужно дышал и матерился. Злоба и тяжесть бега вытеснили его страх. Да и не было страха-то особого. Только дурак думает, что есть разница между первым и последним беглецом — типа как последний рискует больше. Херня. Они все — одинаково в лесу, в его полной власти. Лес унюхал их всех. И он не сзади, а вокруг.

Поджарый и сильный Холодовский просто шагал рядом с бригадиром — энергично, широко и точно. Он то и дело оглядывался, готовый стрелять по харверу из автомата. Алёна, нелепо грудастая и толстозадая в своём синем спортивном костюме, тоже держалась возле бригадира. Поначалу Маринка и Костик не обгоняли старших, но Алёна сказала Егору Лексеичу:

— Егора, отпусти молодёжь…

Егор Лексеич махнул рукой. Маринка и Костик тотчас помчались вперёд. О матери Костик не думал — как-нибудь сама справится, всегда справлялась. А Маринка не сомневалась в опытности дяди Горы и Холодовского.

Калдей, пыхтя, продирался собственным путём — неожиданно быстро для его грузного тела. И Фудин увязался за Калдеем. Он как-то сразу сообразил, что тупой Калдей совсем не тупой, когда требуется спасать шкуру.

Матушкин бежал вместе с Талкой: подсаживал её, если надо было что-то перелезать, убирал ветки с её дороги, раздвигал перед ней доски заборов.

— Ох, какую фигурку наведёте стройную, Наталья Батьковна! — заботливо приговаривал он. — Обвенчать и ебать умчать!..

— Заткнись, Витюра! — бессильно отвечала Талка. — Я же сдохну!..

Все они помнили, что харвестер идёт за ними по следу. Время от времени над людьми, жужжа, пролетали коптеры — харвестер знал, где находятся его жертвы, и не терял их, просто выбирал удобную дорогу. Огромный и длинный, он двигался зигзагами. Его мощные растопыренные ноги безжалостно топтали кусты и сшибали заборы. Ручищу с чокером, чтобы не мешала, он сложил по суставам и прижал к спине. Перед собой он выставил манипулятор с пилой; иной раз у него не получалось обогнуть какую-нибудь сосну, и он легко срезал её у корня, будто ствол был мягким, как масло; сосна обморочно валилась, зашумев кроной в вышине, а харвер уже уходил дальше. Он всё равно догнал бы людей. На больших расстояниях он всегда побеждал. Но до канатной дороги было не так уж и далеко.

Нижняя станция оказалась приземистым сооружением с замусоренным перроном под крышей. Первыми на перрон выбежали Костик и Маринка. К потрескавшемуся бетонному краю уже на штанге подплывала кабина с давно выломанными автоматическими дверями. Костик сразу юркнул внутрь.

— Залазий! — крикнул он Маринке.

Маринка, тяжело дыша, остановилась. Кабина уплывала дальше.

— Я дядь Гору подожду… — ответила Маринка.

Костик хотел что-то возразить, но передумал. Он хлопнулся задом на сиденье и просто смотрел на Маринку. Кабина выехала из-под крыши.