А во дворе пятиэтажки за деревьями — совсем рядом — тихо стоял другой мёртвый чумоход с огромным зубастым колесом ротора.

— Нету ничего! — с облегчением выдохнула Маринка.

Они осмотрели здесь всё самым внимательным образом. Взрытые следы от мотолыги. Ямины с травой — явно следы харвера. Чумоход с ротором сдох: ему выдрали движок, он даже не довернул своё колесо до горизонтального положения. И нигде нет крови, не говоря уже о трупах. Точнее, о трупе Серёги.

— Похоже, Егор Алексеевич успел атаковать чумоход ещё до того, как тот атаковал мотолыгу, — сказал Митя. — Обошлось без жертв. Но где люди-то?

Маринка повертела головой: чумоход, гаражи, тополя, пятиэтажка…

— Я думаю, катаются по городу, нас ищут. Тебя-то дядь Гора не бросит.

Конечно, Егор Алексеевич не бросит Бродягу. Бродяга ему нужен.

— А тебя? — спросил Митя.

Маринка насмешливо фыркнула.

Митя уже не удивлялся. Здесь так принято. Маринка, например, без колебаний бросила его там, на лестнице, когда за ними гнался рипер, и потом не испытывала никакой вины. А сам он не испытывал гнева. Потому что здесь не этика. Здесь, как сказал Алик Ароян, антропология.

— Что будем делать дальше?

— Пойдём на станцию Межгорье. Дядь Гора говорил, что место встречи — там. Город-то маленький. За час допрём.

Маринка вспомнила карту города. Слева — река, внизу — железная дорога, справа — Ямантау, сверху — лес. Всё понятно.

— Железка город с юга подрезает. Надо на юг.

Митя прищурился на низкое облачное небо:

— В наших широтах солнце днём стоит на юге. Но я солнца не вижу.

— Вон там юг, — без сомнений махнула рукой Маринка.

Забросив автомат за спину, она пошагала первой; Митя — за ней.

За линией гаражей куда-то вдаль вытянулась заросшая деревьями улица. В заброшенном городе не было тихо: чирикали птицы, изредка в кронах шумел ветер, под ногами похрустывали сухие ветки. Люди ушли из города, а жизнь осталась. Маринка искоса поглядывала на Митю. Она чувствовала, что Митя загрузился какими-то мыслями. Наверное, всякую хрень про неё думает.

— Ты чё, обиделся, что я на лестнице того?.. Свинтила, короче.

— Нет, я не обиделся, — честно признался Митя.

— Обиделся-обиделся.

Эгоистичная и самолюбивая Маринка не собиралась признавать свою неправоту, её просто напрягало Митино молчание. Митя решил сменить тему.

— А почему рипер меня испугался?

— Потому что ты Бродяга.

— Чумоходы боятся Бродяг?

— Откуда я знаю? Ты же мутант, не я.

— А твой Харлей о таком рассказывал? — осторожно спросил Митя.

Упоминание Харлея Маринку не тронуло. Был Харлей — и сплыл.

— Да он вообще ничего не рассказывал.

— Почему? Вы же это… как бы не чужие друг другу были…

Маринка снисходительно улыбнулась. Митя — он городской, культурный, стесняется прямо сказать — «трахались».

— Харлей давно положил на всё. Он и за Бродягу-то подался, чтобы не учиться и не работать. Сам свалил с Магнитки и торчал где-то три месяца, чтобы облучиться. На меня ему тоже было насрать, просто я — давала.

Митю покоробил Маринкин цинизм, но он не удержался от вопроса:

— А тебе-то это зачем, Марина?

— С Бродягой шпилиться — круто. К тому же у него бабки всегда имелись.

В тёплом, влажном и тихом городе они были вдвоём, и Мите нравилась непринуждённая близость с Мариной. В сущности, она была хорошей, честной девчонкой — но её мир был уродливым, искалеченным.

— А чего ты хочешь от жизни?

Маринка скорчила неопределённую гримасу:

— Бригадиром стать хочу.

— Чтобы деньги зарабатывать?

— А деньги — плохо, что ли? — сразу встопорщилась Маринка.

— Нет, не плохо, — сдал назад Митя. — Но не в деньгах же счастье.

— Бригадиром — интересно, — призналась Маринка. — Командировки — интересно. А на комбинате пахать или ещё где — тоска зелёная.

Митя понял её жадную жажду чего-то яркого и сильного.

— А какая-то большая цель у тебя есть?

— Есть! — рассердилась Маринка. — Чтобы ты заткнулся!

— Стоп! — всполошился Митя. — Мы здесь уже проходили!.. И не раз!

Они пересекали былую автозаправку: бризолоколонки, дырявый навес на столбах, павильон с выбитыми окнами и кустами внутри, взломанный асфальт, остов автоцистерны в зарослях… Ещё ярко краснел противопожарный бак.

— Не были мы здесь! — строптиво возразила Маринка: это ведь она вела.

— Были.

— Тогда нам туда! — указала Маринка.

Через одичавший сквер, мимо мёртвых коттеджей, по каким-то дворам с развалинами сараев и кучами мусора — вроде бы напрямик — они выбрались к двухэтажному зданию школы, пятнистому от осыпавшейся штукатурки.

— И здесь мы были, — негромко сообщил Митя. — И тоже не раз.

Маринка озлобленно закрутилась на месте, выбирая направление.

А потом они очутились возле бетонной коробки магазина с грязными витринами, где уже делали передышку час назад.

— Мы плутаем, — сказал Митя. — Идём то кругами, то восьмёрками.

— Просто у человека всегда одна нога длиннее, и он забирает до стороны…

— Во-первых, не длиннее, а сильнее. Во-вторых, не в этом дело.

Митя сел на ступеньку крыльца. Маринка пнула урну и тоже села.

— Давай думать, Марин, — мягко предложил Митя.

— Думай! Ты же, блядь, учёный, не я!

Митя оглядел улицу — насколько было возможно. Деревья и кусты, лужи в кюветах, заборы, полуразрушенные дома, низкое облачное небо. Не понять, где солнце, и Ямантау не видно. Весь мир — вот этот пятачок.

— Мы не можем выйти из города. Блуждаем. Но мы же не спятили…

— Я — нет! — с вызовом заявила Маринка.

— Значит, нас не выпускает лес. Держит тут, будто на привязи.

— А как? Я же всё прямо шла!

— Это казалось тебе, что прямо. И мне казалось. У нас ориентация сбита. Не оглядывайся, а вспомни: что сейчас у тебя слева? Ты же только что видела.

Маринка соображала, наморщив лоб.

— Да ничего там нет. Ограда какая-то, столб…

Слева стоял ржавый каркас автобусной остановки.

— У нас в головах всё путается. Мы не можем запоминать, точнее, в нашей оперативной памяти все картинки перемешиваются. Поэтому мы не держимся намеченного маршрута. А ориентиров, кроме самых близких, у нас нет.

— Ох-хереть… — прошептала Маринка и потрогала свою голову.

— Лес неизвестным образом воздействует нам на мозг, — добавил Митя.

— Травит, что ли? Как ту бригаду с берёзовой рощи?

— Та бригада отравилась фитонцидами, что выделяют берёзы. Может, мы тоже вдыхаем фитонциды, летучие вещества, — но только другие. Может, это электромагнитное излучение леса… Деревья способны на такое, хотя и в очень слабой форме, однако у селератного леса и свойства усилены… А может, это ультразвук. Без приборов не определить.

— Мы чё, заснём и сдохнем? — насторожилась Маринка.

Ей стало жутковато. Вокруг — ни души, мёртвый город Межгорье, но в его пустых домах и заросших улицах, в тихо шумящих деревьях Маринка ощутила нечто зловещее. Оружие не защитит её от затаившейся угрозы, и вряд ли бригада придёт на помощь. Маринка поёжилась. А Митя посмотрел на небо.

— Ту бригаду лес воспринял как врага — и уничтожил. А нас воспринимает как нечто нужное — и не позволяет уйти. Думаю, это манипуляции Ведьмы.

— Щуки, что ли? Да она же дура, тварь уголовная!

— Ну и что? Она не обязана разбираться в биологии, она просто чувствует лес и догадывается, где и как надо воздействовать на него, чтобы получить желаемый эффект. Здесь, в городе, она исхитрилась запутать нас. Наверное, рассчитывала, что кто-то из нас заблудится и попадётся чумоходу.

— Мы и попались, — ухмыльнулась Маринка.

— Надо понять, как избавиться от воздействия леса. Тогда выйдем отсюда.

— Давай, работай башкой, — охотно согласилась Маринка.

— Попробую поработать… Видишь вон тот пень?

— Ну и хера ли?