Маринка навалилась плечом на кожух двигателя и закрыла глаза, чтобы не смотреть на Митю. Митя понимал, что она до сих пор видит в нём Харлея, видит что-то чужое, противоестественное, краденое, и никуда от этого уже не деться. Но со своими страхами Маринка пусть разбирается сама. Митя глянул на Серёгу, и тот легко прочёл безмолвный вопрос: удалось ли уговориться на побег? Перед выездом Серёга долго шептался с Маринкой.

— Всё пучком будет, — вслух заверил Серёга.

Костик покосился на него с подозрением.

— Слышь, Митяй, — обратился он, чтобы перебить общение братьев, — а много ваши мудаки платили Алабаю?

Костика точило сожаление, что дядя Егор пристрелил Алабая, не выяснив про деньги от «гринписовцев», которые Алабай готов был отдать.

— Мудаки — это вы, — спокойно поправил Митя; он бесконечно устал от быдлячества лесорубов. — А в миссии «Гринписа» люди порядочные.

— Ну да, ага, — не обидевшись, ухмыльнулся Костик.

— Туда не за деньгами идут… — Митя говорил медленно и задумчиво. — Там не те, кто убивает, ворует и рушит. Там за правду готовы под арест и в лагеря. Вы даже представить не можете, что такие люди существуют. А они строят будущее — из того, что вы тут наворотили со своими войнами.

На Костика эти слова не произвели никакого впечатления. У Маринки упрямо ожесточилось лицо — Маринка ничего не желала знать от Мити. А Серёга возмутился — как бы против воли, но возмутился:

— Да чего они тут строят? Тут только лес да машины психованные!

— Я вам даже объяснить не могу — вы невежи! — ответил Митя. — Что вам скажет формулировка «транспозиция нейлектрических контуров»?

— А ты по-человечески!.. — упорствовал Серёга.

Матушкин внимательно слушал Митю.

— Транспозиция нейроконтуров — это перенос личности. Срастание любых организмов. Управление природой. Объединённый разум Земли…

Митя видел, насколько пусты и бесполезны его слова. Понимать смысл — этого мало. Надо, чтобы смысл был важен, востребован. А зачем этим людям информационное бессмертие или управление природой? Зачем объединённый разум планеты? Что делать с этими возможностями? На сковородке их не пожарить, спину ими в баньке не потереть и в автомат не зарядить!

Практическую пользу из Митиных слов извлекла только Щука.

Пока Костик пялился на Митю, она тихонько вытащила из ящика под собой банку с тушёнкой — и, привстав, с размаху ударила ею Костика в лоб. Всплеснув руками, Костик отлетел к борту мотолыги. Щука бросилась к задней стене железного короба, сдвинула засов и распахнула дверку.

— Винтим отсюда! — крикнула она Мите и Серёге. — Сами же хотели!

Она всё рассчитала. Стрелять способен только Костик. Витюра — дристун, алабаевцы — без оружия; Фудин и Калдей — впереди, пока ещё до них шухер дойдёт… Надо вырубить малого — и путь открыт.

Никто Щуку не просил устраивать побег, ни с кем она не советовалась — просто ей показалось, что так будет зашибись.

Митя впился взглядом в Серёгу. Серёга, встрепенувшись, посмотрел на Маринку. А Маринка молча отстранилась от него. Она не хотела бежать. Во всяком случае — с Митей. Ошарашенный Серёга на мгновение застыл, а потом перевёл глаза на брата. И в глазах у него горело отчаяние.

— Беги сам… — сказал он.

Щука юркнула в проём, зиявший в железном коробе, и соскочила наружу. Митя метнулся за ней. Второго шанса у него не будет. Щука спалила их с Серёгой. Если он сейчас останется, то его просто свяжут и плотно возьмут под контроль — Типалову нужен Бродяга. А Серый… Что ж, это его выбор.

Митя на ходу спрыгнул с невысокой кормы транспортёра и упал в траву. Прыжок отозвался острой болью в животе, но Митя сразу поднялся и побежал по просеке — впереди мелькала удирающая Щука. Из перспективы просеки сквозь растрёпанные кроны деревьев слепило вечернее солнце.

Мотолыга уезжала дальше: Фудин, водитель, ничего не знал о том, что произошло в десантном отсеке, и ничего не слышал за шумом двигателя. А Костик, ошеломлённый ударом, размазал по морде кровь из рассечённого лба и, пошатываясь, встал. Толком не соображая, он вскинул автомат и выпустил очередь по беглецам. Серёга накинулся на Костика всем телом и повалил на ящики, где только что сидели Щука и Митя. В закутке у дизеля засуетились алабаевцы, и один из них полез к Фудину, чтобы сообщить о побеге.

Митя даже не понял, в каком месте его прорезало болью. Он схватился за живот, под рукой хлюпнуло что-то мокрое — лопнувшая рана от ножа. Ладонь была в крови, но не красной, а бурой, с зелёными волокнами. И через спину в грудь Митю пронзило странное ощущение чужеродности. Митя догадался, что прошит пулей навылет — от лопатки сквозь лёгкое. Ему показалось, что он — лодка с пробоинами: как вода, его заполняет неподъёмная слабость, и всё тело тягуче заныло от каждого движения. Теряя силы, Митя ещё бежал, но плечи и ноги наливались каменной тяжестью, и Митя, задыхаясь, перешёл на шаг.

Словно сочувствуя Мите, лес расступился перед ним. Впереди светлела знакомая поляна: ядрёный сосновый строй на крутом склоне Ямантау, а в нём — замурованная потерна; брошенный трал, заросший травой; развалины зданий с дырами окон и кустами на кровлях; обломки плит в мелких зарослях… В центре пустыря зияли две громадные ракетные шахты, затопленные бризолом; рядом лежали сдвинутые бетонные крышки. На краю дальнего колодца висел раскоряченный харвер… Однако мир вокруг Мити будто поблёк: его краски, прежде яркие и насыщенные, теперь содержали больше объёма, чем цвета. Всё потеряло материальность, сохранилась только бестелесная форма.

Митя упал на колени. Голова не соображала. Земля куда-то плыла.

Щука быстро трогала Митю ловкими пальцами воровки.

— Э-э, бля, подстрелили тебя, — охнула она.

— Дотащи до входа в миссию… — еле сумел попросить Митя.

— Не-е, тогда меня саму словят, — бесстыже отпёрлась Щука. — Извини, кореш, не фартовый ты… Зашкерься куда, глядишь, не заметит погоня… А я додикам с бункера замажу за тебя, вдруг помогут?.. Короче, давай!

И она полетела дальше.

Митя постоял на четвереньках и усилием воли снова поднял себя на ноги — медленно, точно боялся расплескать сознание. За эти сутки он уже второй раз вот так вот падал — и вставал. Нет, он не сдастся. Если он снова угодит в лапы к Типалову, то его перебинтуют, накачают чем-нибудь и вынудят искать «вожаков». Калдей на руках его носить будет, а Типалов начнёт угрожать: брата убью, Маринку убью… Хватит этой погани… И хватит убегать от людоеда.

Мотолыга выкатилась на поляну, сминая мелкие деревца. И Фудин, и Костик, что торчал у Фудина за спиной, и Калдей, и Серёга, взобравшийся на кожух двигателя, — все они среди заросших развалин тотчас увидели Митю. Сгорбившись, он брёл к харверу, что застрял на краю ракетной шахты. Под вечерним солнцем блестели задранный задний корпус комбайна и шарниры его коленных суставов. Лапа комбайна с разинутым чокером шарила в воздухе над Митей, но не могла его нащупать. И Серёга тотчас вспомнил, что Маринка сказала, будто чумоходы не трогают Бродяг. Похоже, и правда не трогают…

Митя перелез борт колодца, вскарабкался на корпус харвера и пропал из виду. Фудин тормознул мотолыгу возле какой-то бетонной коробки.

— Он что, в кабину забрался? — спросил Костик в злобном изумлении.

— В кабину, — подтвердил Фудин.

— Да как так-то — в чумоход?..

— Загадка природы, Константин, — авторитетно объяснил Фудин.

Больше спешить было некуда. Митрий никуда уже не денется. Фудин, Костик, Калдей, Серёга, Маринка, Матушкин и оба алабаевца спустились из мотолыги на землю. Яростно пылало низкое солнце, стрекотали кузнечики.

— Слышь, командир, как нам к тебе обращаться? — поинтересовался у Фудина один из алабаевцев.

— Михаил Георгиевич, — с важностью сообщил Фудин.

— Давай мы с Лёнькой тебе обратно Ведьму приведём. Скорее всего, она надеется укрыться в «Гарнизоне». Кукует там у входа. Это недалеко отсюда.

— Чё, хотите сами вместе с ней смыться, да? — ухмыльнулся Костик.