Первыми шли саперы, тщательно просматривая и прощупывая почву перед собой — не исключено, что по дороге могут быть растяжки или мины. Скажете — ерунда, откуда здесь растяжки, не война же? А то, что захвачена атомная электростанция, прекрасно охраняемый объект, об который и целый полк споткнется — это как? Это — хреново. Очень хреново. Готовиться надо ко всему, даже к самому худшему.

Помимо штатного вооружения и снаряжения с вертолетов сняли две тяжелые снайперские винтовка калибра 14,5 с ночной оптикой Единственное оружие, гарантированно позволяющее больше чем с трех километров добить до станции и точно поразить одиночную цель. Тут даже КОРД не годится, а «Кобра» с баллистическим вычислителем и специальными снайперскими патронами из меди — в самый раз. Правда, тяжелая зараза — двадцать килограммов без патронов и патроны сами тоже весят. Кто-то, раскидав часть своего снаряжения по рюкзакам товарищей, тащит здоровую, едва не в человеческий рост винтовку. Кто-то — снаряженные магазины к ней. А ведь еще — тепловизор, тоже нелегкая штука. И, тем не менее — идти надо. Да поторапливаться. Сейчас они — глаза и уши штаба, глаза и уши самой империи.

У самого гребня залегли, дальше передвигаться иначе как по-пластунски нельзя. Самое опасное — высунуться за гребень, если с той стороны наблюдают, используя термовизор — голова наблюдателя хорошо будет видна, это все равно, что растяжку задеть или сигнальную ракету выпустить. Огляделись — метрах в десяти был полузаваленный валунами распадок, вот там — сам дьявол не разглядит человека в каменном месиве. Первыми пошли два человека — головной дозор. Остальные молча ждали, распластавшись на каменной россыпи, придавленные тяжестью своих рюкзаков, пытаясь дать хоть какое-то отдохновение своим ногам.

— Противника в непосредственной близости не наблюдаю!

Уже лучше. Если бы у противника были достаточные силы — он выставил бы за периметром станции передовые дозоры. Да еще заставил бы их докладывать обстановку каждые полчаса — отсутствие доклада в установленное время — сигнал тревоги. То, что передовых дозоров нет 0- это уже хорошо, значит либо у противника не так уж много сил, либо он ведет себя самоуверенно. Самоуверенность — самый короткий путь к гибели…

— Замаскироваться, приступить к наблюдению!

Командовать почти не приходилось — в роте старшего лейтенанта Романова случайных людей не было, все понимали друг друга с полуслова, с полужеста. Первая рота была разведывательной, специализировалась на скрытном проникновении, а скрытность подразумевала бесшумность. Сейчас нужно было прежде всего, не привлекая внимания, не демаскируя себя, занять оборону на гребне, проверить все вокруг на предмет мин и различных ловушек и самое главное — выставить на позиции обе винтовки. Только с помощью их прицелов можно было оценить ситуацию с расстояния более трех километров. Ни тепловизоры ни ночные прицелы не добивали на такую дальность — оставалось надеяться что обычная просветленная оптика в сочетании с продолжающимися на территории станции пожарами помогут оценить ситуацию.

— Господин лейтенант, штаб запрашивает данные

— Передай, вышли на исходную, приступаем к наблюдению.

Старший лейтенант Николай Романов сбросил с ноющих плеч рюкзак, ловко как ящерица пополз к винтовке — когда человек долго несет груз, а потом резко освобождается от него — появляется такое чувство, что вот-вот взлетишь — какая-то легкость. Снайпер отодвинулся, уступая место у винтовки, старший лейтенант поудобнее устроился на камнях, приложился к установленной на три точки — сошки и опора в прикладе — винтовке, подвигал стволом вправо-влево. Картина разрушений и пожаров проплывала перед глазами, увеличенная в шестьдесят раз. Вот развалины казарм личного состава — черные, еще сочащиеся огнем провалы, безумное месиво камней, объеденные пламенем закопченные стены. Вот парк для техники — испещренные опаленными дырами крыши, выгоревшие стальные остовы некогда грозной боевой техники. Все двери выбиты взрывами изнутри — понятно, использовались специальные боеприпасы, проникающие через крышу помещения и взрывающиеся внутри. Вот изъеденная кратерами земля периметра, хаотическое нагромождение стали и бетона, того что когда то был заборами и вышками охраны. И никого в живых…

Пожары давали подсветку местности — небольшую, но достаточную, чтобы видеть происходящее через обычный, дневной оптический прицел. В левом нижнем углу менялись ярко-алые цифры — лазер автоматически замерял дистанцию до объекта, на который ложилось перекрестье прицела.

— Передавай! Наблюдаю объект, расстояние три двести шестьдесят! Объект частично разрушен, оба забора сильно повреждены, КПП уничтожен. Да, периметр полностью уничтожен. Казармы для личного состава и парк для техники уничтожены, по виду — бомбами или тактическими ракетами, попадание явно сверху, в крышу. В районе объектов охраны продолжается пожар, выживших не наблюдаю.

Цесаревич слегка передвинул ствол винтовки

— Остальные объекты станции на вид выглядят неповрежденными… минуту… дверь, ведущая в самое большое здание, выбита, по виду — направленным взрывом. У дверей наблюдаю грузовики, количество четыре. Армейские грузовики типа «Мустанг», номера не вижу. Людей рядом с ними не наблюдаю.

Ствол винтовки снова шевельнулся…

— Внимание! На крыше самого большого здания — четыре агрессора. У них… одна снайперская винтовка, похоже… крупнокалиберная точнее определить не могу… один единый пулемет стоит на станке… и еще что-то есть… похоже на ракетную систему. Противотанковую или противовоздушную… ракета, запускаемая с плеча. Две ракетные системы. Еще один у какого-то прибора, по виду — какой-то прибор наблюдения. Дальше…

Напряженное молчание…

— Дальше идут… на остальных зданиях на крыше никого не наблюдаю…еще техника… два грузовика, тоже «Мустанги», стоят дальше. Возле них никого…

Окрестности Петербурга. Утро 01 июля 1992 года

Бессонная ночь подходила к концу и на смену ей в свои права вступал не менее тяжелый день — день, который надо пережить на самолюбии, день без покоя и отдыха, день когда держишься на бесчисленном множестве выпитых чашек противного горьковатого кофе. Может быть, удастся выделить время и забыться где-нибудь коротким тревожным сном на узкой, солдатской койке. А может и нет. Годами пустовавший бункер, за час превратившийся в один из центров обороны страны, вступал в новый день и ни у кого — ни у его обитателей, ни у других жителей огромной державы, впервые за долгие годы, даже за десятилетия не было уверенности в том, как они его закончат. Уверенность исчезла, испарилась как утренний туман, уступив место тщательно контролируемому страху у одних, жесткости и решимости у других. Кто-то был готов сражаться до конца, невзирая на последствия. Кто-то уже продумывал, как вернуть отнятое, даже если придется что-то отдать. Кто-то и вовсе был готов отдать, только чтобы сохранить мир — были и такие. Но как бы то ни было — новый день наступал и его надо было прожить…

— Приступайте, Вацлав Вальтерович!

Вацлав Вальтерович Шмидт, генерал-полковник Российской армии, тоже из сильно обрусевших поволжских немцев, начальник главного оперативного управления генерального штаба одернул китель, прошел к небольшой трибуне…

— Ваше величество, может, сначала эту мерзость посмотрим? — осведомился Вольке

— Мерзость потом — отрезал государь — сначала послушаем Генеральный штаб.

Чтобы немного успокоиться — даже этому, словно сделанному из кремня невозмутимому немцу было не по себе от того, что происходило — Шмидт аккуратно разложил перед собой материалы, достал и нацепил на нос пенсне.

— Господа, сводка оперативной обстановки по состоянию на ноль семь часов петербургского времени следующая. Прежде всего — окончательно подтверждена информация о подрыве в воздушном пространстве над Бейрутом ядерного взрывного устройства. Однако, две пробы, взятые самолетами-разведчиками, показали отсутствие радиационного заражения местности. Уровень радиации хотя и выше нормы, но находится в безопасных для человека пределах. Объяснений этому пока нет…