Энсин Родерик Эймс, невысокий, но моторный, подвижный как капелька ртути негр протянул ответную радиограмму с «Альфы», записанную на клочке бумаги. Первый лейтенант прочитал ее, потер лоб. Отлично, черт побери. Вот русским и конец. Ни один сценарий антитеррористической операции не предусматривает того, что на стянутые к захваченному объекту силы упадут несколько тактических ракет…

— Отлично. Передай наверх — пусть готовятся временно покинуть пост, сворачивают аппаратуру. Через двадцать минут — пусть уносят задницы с крыши и не высовываются до окончания огневого налета. Остальным — максимальная бдительность, с объекта ни шагу!

Десантники замерли — у рубежа атаки. Меньше ста метров — до взорванного периметра. Дальше — намного опаснее, дальше местность подсвечивается пожарами, а это повышает вероятность обнаружения. Дальше — нужно принимать решение. Либо убирать наблюдателей на крыше главного корпуса и подниматься в атаку, либо — рисковать и пытаться подойти скрытно еще ближе. Мин дальше — скорее всего, нет, внутри периметра они вряд ли будут. Но иногда решения принимаем не мы — решения принимает сама жизнь…

— Господин лейтенант, они уходят! Уходят с крыши!

Старший лейтенант Романов, рискуя, немного приподнялся на локтях, посмотрел в сторону корпуса. Видно было плохо — все еще тлеющие обломки «засвечивали» ночное зрение, слепили. Но и того, что удавалось увидеть — было достаточно.

— Приготовиться всем!

Что произошло? Заметили? Если так — почему не открывают огонь? Почему уходят? Это — господствующая высота, стратегически важная точка, у них там тяжелое вооружение, находясь там, они имеют преимущество. Если даже обнаружили — они не должны уходить. Что же все-таки произошло?

Ответ группа Романова получила почти сразу же. Удар крылатыми ракетами не похож на то, что показывают в синематографе — горящее небо, пронизывающие его белые молнии ракет — современная крылатая ракета быстра и относительно тиха. Просто что-то промелькнуло в темноте, на небольшой высоте, почти над головами — то ли самолеты, то ли беспилотники — кому то даже показалось, что это штурмовые самолеты заходят на станцию. А вот потом — были уже взрывы. От места посадки вертолетов десантников отделяла горная гряда, видеть то что там происходило они не могли — но слитная серия взрывов и разом окрасившееся в багровый цвет небо сказали десантникам все то, что они хотели знать.

Тыла — больше не было. За ними — никто не стоит. Они — единственные солдаты русской армии на многие километры вокруг, они — единственные кто может выполнить боевую задачу. Кроме них — больше не сможет никто.

И их — не ждут. Их нет ни в каких расчетах, теми расчетами, которые погубили всех их сослуживцев они — не предусмотрены.

И тогда все они — как один — поднялись в атаку…

Ехать было сложно — старые узкие казанские улочки, обычно забитые транспортом, сейчас были пусты — машины стояли в ряд, а то и в два ряда у поребриков, на стеклах некоторых из них красовались белесые трещины, какие-то были залиты краской, какие-то — исписаны матерными словами. Но самое главное — то тут то там на дороге попадались люди — одиночки и группы, все одеты тепло не по погоде, навязанный на нижнюю часть лица платок — обычно зеленый — скрывает лицо. В руках — палки, камни, велосипедные цепи, биты, самодельные пики из насаженного пустой горловиной рукоятки на длинную палку ножа. Пики — самое опасное, все равно, что длинное копье для рыцаря: мотоциклиста на скорости проткнет только так. А ехать надо.

Мотоцикл у британца был хоть и менее скоростным и мощным — но для езды по городу подходил как нельзя лучше. Восьмисоткубовый БМВ, переделанный из тяжелого кроссового мотоцикла для экстремальной езды по городу. Запрыгнет на любой поребрик, проедет по любой лестнице, поднимется на любой взгорок. В Казани, особенно в центре было много небольших, старинных проулков, уходящих ввысь под углом сорок пять градусов, а то и больше — не всякая машина могла там протиснуться, а этот мотоцикл — пролетал не задумываясь. Более мощный «таун-чоппер», хоть и обладал почти в два раза более мощным двигателем — для такой езды по городу был тяжел, откровенно неповоротлив, а подвеска в отличие от длинноходной кроссовой германского мотоцикла просто вытрясала из седоков душу.

Вперед грохнул выстрел…

— Вон он!

Британец не пытался застрелить преследователей, он понимал, что не попадет, и не тратил зря патроны. А вот пытавшихся сбить его с мотоцикла палкой погромщиков наказал — выхватил пистолет и выстрелил. Всего один выстрел — и пацан лет восемнадцати, бросившийся наперерез мотоциклу с палкой, покатился по асфальту…

Британец поддал газу, БМВ встал на заднее колесо, вихрем пронесся по улице не обращая внимания на прыснувших в разные стороны погромщиков и просто зевак. Проехав пару сотен метров мотоцикл внезапно свернул влево и пропал во дворах.

— Проходняками идет, к центру! — заорал Рамиль, пытаясь перекричать ревущий ветер — может уйти, гад!

Капитан ничего не ответил, все его мысли были сосредоточены на то, чтобы не потерять оружие и не сорваться с ревущего монстра. Сделать и то и другое было сложновато — даже держась двумя руками удержаться было проблематично…

— Осторожно на повороте! — крикнул в ответ капитан. То, что британец свернул во дворы, могло быть всего лишь хитрой уловкой. Может, он остановил мотоцикл и ждет — с пистолетом наизготовку. Тогда у них не будет ни пространства для маневра в узкой, ведущей в проходняк арке, ни времени чтобы отреагировать — положат обоих.

Рамиль кивнул — и вдруг свернул, но не в ту же подворотню, что британец — а в другую, расположенную ближе к мосту через Казанку. Город он знал, вырос здесь — и поступил совершенно правильно. Британец действительно решил поймать их в проходняке и расправиться — но не ожидал из появления с другой стороны — две пули визгнули совсем рядом, шлепнули в стену. Поняв, что провалилось, британец дал полный газ — но капитан успел выстрелить — трижды, раз за разом. Не попал.

Рамиль с заносом развернул мотоцикл, направил его на новую траекторию. Впереди надрывался мотор БМВ — характерный для кроссача, завывающий звук, который не перекрывал даже глухой рев четырехцилиндрового «таун-чоппера».

Проскочили еще двор, британец нырнул в следующую арку и сразу же ушел налево. Чтобы то ни было — но город он, судя по всему, знал и ехал совсем не наугад. Сволочь…

Проскочили через улицу — впереди были какие-то развалины старинного, довольно большого дома. Такое частенько бывало в Казани — сносили, а застраивать не спешили. Ничего хорошего, в этом, конечно же не было.

И тут Рамиль затормозил — прямо на полном ходу, у самого въезда во двор разрушенного дома — так затормозил, что капитан едва не кувыркнулся с заднего сидения…

— Что?

Рамиль не говоря ни слова, показал на асфальт — влажная, пахнущая бензином дорожка отмечала их маршрут, уходя в развалины…

В бензобак таки попал…

И тут они оба — и Рамиль и капитан поняли — что завывающего рева кроссача они больше не слышат.

Приехали… Британец завел их как раз туда, куда ему и было нужно.

Капитан привычно перехватил автомат, прижался к разрушенной, выходившей стене. Рамиль встал следом за ним. Какая-то дебелая матрона, величаво шествовавшая по тротуару, увидев автомат, с поразительной для таких габаритов скоростью метнулась на другую сторону дороги. Удивительно — но погромщики не нападали на прохожих, не грабили, не убивали, не насиловали — поэтому прохожие на улицах были.

— Стой здесь! — капитан секунду подумал, потом вытащил пистолет, сунул молодому татарину в руку — пользоваться умеешь?

— Я в тир ходил, слушай! — возмутился Рамиль — я здесь не останусь, я в развалинах с детства лазаю!