— Земцова Юлия Сергеевна. Должна была проступить вчера ночью.

Дама на регистратуре, которой не мешало бы сбросить килограммов восемьдесят — медицинский халат чуть не лопался — раздраженно смотрела на меня.

— Уважаемый! Я уже несколько раз говорила — таких здесь нет. Нет и все.

— Должна была быть. Попытка самоубийства, потеря крови, проверьте еще раз!

— Я же сказала русским языком, не понимаете…

Раздражаться начал и я

— Ее здесь и в самом деле нет, князь!

Кузнецов сидел на диване для посетителей, отложив в сторону "Санкт-Петербургские Ведомости". Скорее всего, они сидел здесь и тогда, когда я вошел в холл больницы, просто мне было ни до чего, и я его не заметил. Это минус мне, причем серьезный. После того, что я сделал, мне вообще стоило бы завести глаза на затылке, а еще лучше — валить из города, вылететь первым же рейсом транспортного вертолета на «Колчак» и больше в городе не появляться. То, что я сделал не прощается.

Я подошел, присел рядом, чтобы не кричать через весь холл. Внимания на нас пока никто не обращал.

— И где же она, советник? [поскольку обращаться в соответствии с "Табелем о рангах" было не всегда удобно, "ваше превосходительство", к примеру иногда допускалось и обращение «советник» или "асессор"]

— На «Колчаке», вывезена утром, специальным рейсом. В любом госпитале в городе, даже в военном ей будет грозить опасность.

По идее, оно так. Странно, как я сам не подумал об этом.

— Она жива?

— В тяжелом состоянии, потеряла много крови. Кровь уже перелили. До сих пор без сознания — врачи пытаются определить, насколько сильно поврежден мозг. Может быть всякое.

— Что именно? — я должен был знать до конца

— Я разговаривал с врачами… — Иван Иванович тщательно подбирал выражения — состояние ее стабилизировали, она не умрет. Но может всю оставшуюся жизнь прожить как растение — это если кислородное голодание серьезно повредило мозг. Вот так вот.

Вот и расплата. За все. Не ей — мне.

— А вы что здесь делаете — после долгого, тяжелого молчания спросил я — полиция хочет допросить меня еще раз? Я по-моему сказал все, что только мог сказать.

— Не в этом дело. Нам нужно срочно покинуть город. В городе неспокойно — вы не заметили?

Если бы… Я даже вас, милейший господин Кузнецов не заметил

— Пора сматываться? — горько усмехнулся я

— Нечто в этом роде. Час назад стало ясно, что Атте удалось уйти. Получается, мы убили их идеологического лидера, руководитель же боевой организации находится на свободе. Похороны переросли в беспорядки. На несколько дней нужно перебазироваться на «Колчак» и понять, что делать дальше.

— Почему нельзя этого сделать в городе?

— Потому что в городе опасно, вы что, не понимаете? — на сей раз Иван Иванович всерьез разозлился — придите в себя! Вертолет уже ждет, нужно немедленно ехать в аэропорт!

— Поехали — поднялся я

Они ждали нас в дверях — четыре человека. Про таких можно сказать "четверо из ларца, одинаковых с лица" — самое точное определение. Дешевые, явно с одной вешалки серые костюмы, невыразительные лица, внимательные глаза. «Скорохваты» — так их называют.

— Господин Берген, господин Воронцов? — осведомился один из них, видимо старший, делая шаг веред и демонстрируя запаянную в пластик карточку удостоверения, прикрепленную к карману стальной цепочкой.

— В чем дело, господа? — надменно осведомился Иван Иванович (похоже, Берген, хотя нам как Кузнецов представлялся, у таких людей фамилий и документов — как у зайца теремов)

— Вы задержаны.

— По какому праву? Вы не ошиблись? Я чиновник по особым поручениям, мое задержание возможно лишь с санкции Генерального прокурора.

— Извольте ознакомиться

Иван Иванович шагнул вперед — и теперь против меня мог действовать лишь один из этих скорохватов. Явно какая то служба собственной безопасности. Вырубить его — да в момент. Они привыкли брать правоохранителей — полицейских, жандармов. Но не диверсанта-разведчика. Ну сделаю я его — а потом что?

— Давайте, проедем в управление, там разберемся с этим безобразием — тон Ивана Ивановича был по-прежнему надменный, а вот уверенность в голосе уже не звучала.

— Именно это мы и хотим предложить, господа.

Наручники на нас не надели, все-таки на чиновника пятого класса наручники просто так не наденешь, да и на князя, потомственного дворянина тоже. Вместо этого нас взяли в «коробочку» — двое спереди, двое — сзади. Будто арестованных конвоируют, пусть и без наручников. И в таком виде мы вышли на больничную стоянку. Фургон — настоящий большой полицейский фургон стоял чуть в отдалении от входа, потому что подъезд к зданию должен быть постоянно свободен для машин скорой помощи. Основной вход в больницу располагался на уровне второго этажа, туда вела длинная бетонная эстакада с перилами и бортиками, так что кареты скорой помощи могли не снижая скорость подъезжать ко входу. Был вечер — на удивление свежий и прохладный, после месяца удушливой жары и жуткого ливня погода наконец то смилостивилась над людьми. На горизонте, над горами клубились иссиня-черные тучи, сквозь них просвечивало садящееся за горы солнце. И к затянутому тучами небу, будто питая их, то тут то там поднимались столбы черного, жирного дыма. Я словно видел их в первый раз — до этого я просто не помнил, что со мной происходило, и мало что видел перед собой…

— Вот они!!!

Те скорохваты, двое, что шли перед нами — они и спасли нас. Весь обрушившийся на нас автоматный огонь из нескольких стволов они приняли на себя, каждый получив по десяту пуль в первую же секунду боя. Из всех первым среагировал я — упал на землю, перекатился к поребрику, дававшему хоть какую-то защиту от пуль. Чуть в стороне тяжело осел на землю Иван Иванович, грохнул одиночный пистолетный выстрел — и на него снова, свинцовой скороговоркой, ответили три автомата…

Несколько секунд. Все время какое есть — несколько секунд. Сейчас они добьют магазины, перезарядятся и пойдут вперед — один идет другой прикрывает. И расстреляют с близкого расстояния тех из нас, кто еще останется жив к тому моменту. Если кто-то еще останется жив.

Оружие! Первым делом нужно оружие — хоть какое-то. Хорошо, что руки не скованы.

Обернулся — я лежал прижавшись к самому поребрику и пули били в бетон с противным звуком, казалось что с той стороны в серую каменную массу забивают гвозди. Одного взгляда хватило понять, что дело дрянь. Двое, что шли первыми — уже не жильцы, кровь медленно текла вниз, багряня грязный бетон. Чуть в стороне от меня лежал Иван Иванович, он лежал на боку спиной ко мне в какой-то странной позе и невозможно было понять, что с ним. Один из скорохватов был жив, лежал прижавшись к бетону и держа в руках пистолет но ничего не предпринимал. И еще один — лежал буквально в двух шагах от меня. Он то мне и нужен…

Скорохват был мертв — пули прошли навылет, разворотив живот. Пачкаясь в горячей липкой массе я шарил по поясу и, наконец наткнулся на знакомую стальную рукоятку. Браунинг, пятнадцатизарядный, стандартный выбор полицейских. Один Браунинг против четырех автоматов — мало, но хоть что-то.

Заглох сначала один автомат, потом второй — меняют магазины. Сейчас сменят — и начнется. Два других редко стреляли одиночными, берегли патроны — такой момент упускать было нельзя…

Перекатился, на мгновение показался из-за поребрика. Вот где надо благодарить Санкт-Петербургское Нахимовское и офицеров, преподававших там "стрелковую подготовку" и "ближний бой", которые вместо того, чтобы вывозить нас на стрельбище до одури заставляли стрелять друг в друга из пневматики и пейнтбола. Скорее всего, ни один обычный пехотный офицер, привыкший стрелять из стрелковой стойки, на двадцать пять метров не сделал, не смог бы сделать того, что сделал сейчас я. Оттолкнувшись левой рукой, я на мгновение показался над защищавшим меня бетонным гребнем, оценил ситуацию и выстрелил. Всего один раз выстрелил — но этого хватило с лихвой. Одного из автоматчиков, целившегося из-за милицейского фургона отбросило назад, на переносице появился третий, кроваво-красный глаз. Уходя от ответного огня, я снова упал на бетон — и в следующую секунду застучали все три автомата, противно завизжали пули. Со звоном лопнуло больничное окно, затем еще одно…