Когда слитный рокот турбин вертолета как-то разом стал тише — вертолет ушел за дома — я поднялся с земли — идея выдать себя за мертвого сработала. Прислушался к себе — иногда в горячке боя, на адреналине не замечаешь ранений — нет, все в норме. Засунул пистолет в кобуру, пошел смотреть что с ротмистром.

Ротмистру повезло — никак Бог хранит. Успел упасть, когда буквально в трех шагах плюхнулась граната — а граната, видимо шлепнулась не на ровную поверхность, а в ямку небольшую — часть осколков это и тормознуло. Итог — бок «отсушило», руку в двух местах — мелкие осколки под кожей сидят — и все.

С рукой разобрались быстро — у любого моряка есть фляжка, во фляжке простолюдины носят водку, а то и спирт, дворяне — естественно коньяк. Коньяк — он как обезболивающее хорош — внутрь. Пока я кончиком ножа оба этих осколка — каждый в четверть ногтя доставал, ротмистр весь мой коньяк — армянский кстати, тридцатилетней выдержки и высосал, паразит. Перевязал — пока сойдет…

Пока вертолет не вернулся или еще кто не заскочил сюда — наскоро начали шмонать трупы. Оружие — под русский стандарт, Голощекин патронами как вол нагрузился, 6,5 — к обоим его стволам подходят, у него и так было — а часть я взял. На всякий случай. Снайперская винтовка — британская, неавтоматическая, под британский же патрон — даром не нужна. Пулемет — американский, одной из новых моделей — хорош, зараза, да тащить невозможно, и так еле двигаемся. Ни одной винтовки под казачий патрон 7,62, как назло. Если к моим стволам патроны кончатся — возьму у ротмистра снайперскую винтовку, как раз — снайпер и автомат на прикрытии. Пистолеты — те же Кольт Нью Милитари — шесть обойм к ним взял, в карман сунул — мало ли. Еще по две гранаты взяли — и все. Дальше — уже верблюдами будет, не бойцами. Выводить из строя валявшееся оружие было некогда, стрелять — опасно, выстрелы могут привлечь внимание, да и отрикошетить может — себе в ногу, например.

Пока не поздно, заскочили в подъезд — не может быть, чтобы вскрытых квартир не было. Так и есть — прямо под носом, первый же этаж. Квартира не просто разграблена — она выгорела, в адской черноте багрянеют недогоревшие угольки, все стекла выбиты, удушливый дым ест глотку, лезет в глаза…

Дальше ротмистр за спиной мне будет только мешать…

— Слушай сюда! Остаешься здесь, хочешь в квартире, хочешь выйти на лестницу — но в случае чего отступай в квартиру… — я снял винтовку, прислонил к подоконнику, она мне сейчас тоже мешать будет — и сиди тише воды ниже травы. Что эти… гаврики заметят, что с вертолета — все равно смерть. Понял.

— А…

— А я вперед пойду. Надо установить связь с десантной группой. Возможно, удастся сделать ноги отсюда — я безбожно врал, но больше мне ничего не оставалось — задача ясна?

— Так точно… — по лицу ротмистра было понятно, что оставаться в одиночку ему совсем не хочется. Но и я его взять с собой — реально не мог. Крепость всей цепи определяется крепостью ее самого слабого звена, даже если этих звеньев — всего два…

А, еще одно…

Спустился вниз, выскочил во двор — никто из подстреленных так и не ожил — лежали как миленькие у машин. Подхватил пулемет с лентой, вернулся в квартиру, стараясь не дышать, пробежал к окнам…

Пулемет, конечно, мне не нужен в той задаче, которую я себе поставил — но и лишним он не будет. Его я оставлю на всякий случай вон там, буквально в семьдесят метрах от места боя. Пусть себе лежит, хлеба не просит. Но если придется отступать — пулемет с лентой на сто патронов в тайнике будет весьма и весьма неприятным сюрпризом для противника…

Глаза слезились, наблюдать было сложно — но кое-что я просек. Пули летели уже и здесь, но все — неприцельные. Боевики — дальше по правую руку, по левую — относительно свободно. Просто под огнем вертолетов не поперемещаешься, не побегаешь. Там-то я и пройду — одиночка при наличии специальной подготовки, не стреляющий и не лезущий на рожон — пройдет, группа — группу уже засекут. Вон там я оставлю пулемет, а там я выйду десантникам в тыл и попробую взять кого-то живым. Просто для того, чтобы иметь возможность объяснить, кто я такой и что тут делаю. Если я тупо выйду перед ними и заору "Я свой, русский" — изрешетят с двух сторон, вот и всё.

Но сейчас — надо выложиться. Как следует выложиться. Впереди — шестьдесят метров простреливаемого насквозь пространства, его надо пройти — быстро и чисто. Если привлеку внимание бортстрелков с вертолетов или боевиков — нашпигуют свинцом как гуся на пролете…

Ага!

Откуда-то слева из-за домов, издалека взлетело что-то, похожее на мощную ракету от фейерверка и следом — еще одна! Словно гончая за зайцем, она рванулась за ближайшим вертолетом, но — повелась на раскаленные шары-солнца, отстреливаемые сейчас каждым вертолетом и подсвечивающие поле боя желтоватым, покачивающимся, неверным светом. Вторая ракета почему-то пошла по прямой и — ушла выше. Несколько пулеметов сразу обрушили шквал огня по тому месту, откуда выпустили ракеты — снаряды и пули рикошетили от стен, взрывались фейерверками.

Есть!

Вывалившись за окно, я подхватил пулемет и побежал — хрипло, заполошно дыша, ощущая каждый грамм нагруженного на меня железа, чувствуя, как мгновение сменяется мгновением. Пулемет увесисто оттягивал руку, автомат хлопал по боку, я не смотрел по сторонам — все равно смысла нет, даже если по мне сейчас откроют огонь — все равно надо бежать, на открытом месте оставаться нельзя никак. Сердце разгоняет по жилам кровь, кажется, что оно колотит в висках, глаза вперты в одну и ту же, приближающуюся каждым пройденным метром точку на стене — там я намеревался залечь после перебежки, видно было хреново, но я надеялся, что там не тень на земле, а рытвина. Там отлежусь несколько секунд — и двинулись дальше.

Добежал — увалился под стену и только успел перевести дух — как здание содрогнулось…

Оператор управления огнем штурмового вертолета, парящего выше огрызающихся огнем транспортников, то ли меня увидел, то ли в здании было что-то — но ему пришло в голову запустить по зданию «Вихрь» с термобарической головной частью. Что он и сделал — Вихрей на вертолете было аж шестнадцать штук, одной больше, одной меньше… Для того, чтобы одной из ракет преодолеть расстояние от вертолета до здания потребовалось полсекунды — а потом ракета выбросила облако горючего вещества, моментально смешавшегося с воздухом и подожгла эту топливно-воздушную смесь. И если обычный двенадцатикилограммовый «Шмель» по мощности взрыва равен снаряду шестидюймовой гаубицы — можете себе представить, что сделал со зданием на порядок более мощный Вихрь…

Ракета попала в один из верхних этажей — но досталось даже мне, лежащему на земле. Сначала сверху пахнуло жаром — не просто ветер горячий, а плотная тугая волна горячего воздуха прошлась метлой, что-то вжимая в землю, что-то — отбрасывая в сторону. Потом начался «снегопад» — камни, осколки стекла — все вынесенное взрывом падало вниз, на землю. Здание пока не рушилось — но до этого было недолго…

Я бросил вперед пулемет, обдирая руки и ноги об какую-то дрянь на земле, под бомбежкой с неба пополз от здания, не дожидаясь пока здание рухнет. Какой-то кусок стены — больше это походило на кирпич — крепко, до звездочек в глазах, приложил меня по затылку, сколько всего попало по другим частям тела — я уж и не говорю. Я просто полз вперед, упрямо и тупо, не дожидаясь пока это все рухнет на меня.

Новый взрыв, послабее — видимо НУРС — но смертельно раненому зданию этого хватило с лихвой — два пролета начали с глухим, грозным гулом медленно оседать вниз, превращаясь из новых элитных «центровых» зданий, какими они были еще вчера в оплывающие цементной пылью развалины. Я замер, закрыл голову руками…