Средиземное море. 29 июня 1992 года
Уже несколько часов, на этой субмарине была объявлена минута тишины. «Минута» — это такое название, на самом деле шел уже шестой час этой гребаной тишины. Кок не готовил ужин для членов команды, потому что кухонные приборы на камбузе могут дать небольшой шум. Совсем небольшой — для скрытности на этой лодке даже лопасти кухонного миксера обтянуты резиной — но если иметь дело с русскими, то и такого шума может оказаться достаточно. Была полностью отключена связь между отсеками, за исключением связи между реакторным отсеком и командным постом лодки. Были строжайше запрещены всяческие ненужные перемещения из отсека в отсек, и даже разговаривать в полный голос было запрещено. Они входили в одно из самых опасных для боевых субмарин мест — Средиземное море, полностью перекрытое Черноморским флотом русских. Хотя войны и не было — но русские готовились ко всему, готовились долго и упорно, готовились десятилетиями. Сейчас примерно в морской миле от них находилась цепь датчиков русских, которые как раз и были предназначены для того, чтобы обнаруживать вражеские подлодки. Русские так и называли эту систему — «Цепь». Автономные, способные обмениваться информацией между собой и с командным центром датчики, они висели у самого дна подобно адским мячам. Каждый датчик в случае войны дополнялся несколькими минами — самонаводящимися, самотранспортирующимися на глубину постановки, смертельно опасными. Скорее всего, в особый период тут предполагалась постановка и «Шквалов-М» — минных самонаводящихся контейнеров со знаменитыми русскими ракето-торпедами «Шквал», развивающими под водой скорость в триста километров в час. Если такая штучка, пусть и в неядерном исполнении наведется на тебя — даже крикнуть не успеешь. Сейчас этих "кошмаров подводника" конечно же не было — здесь было место интенсивного судоходства и ни один дурак не стал бы устанавливать здесь управляемое минное поле. Но датчики были — и без мин они безопаснее не становились. Если они засекут чужую субмарину — уже через десяток минут над районом повиснет "Морской змей", еще через пару часов в район обнаружения лодки начнут подходить русские боевые корабли. Потопить, конечно, не потопят — но забросают бомбами с отражающей краской. А это пятно не на резиновой обшивке лодки — это пятно на репутации капитана и команды. Если лодка возвращалась в порт приписки с таким вот позорным пятном — командир подлежал увольнению, а экипаж — расформированию.
Именно поэтому, сейчас тяжелый атомный ракетоносец «Джорджия» типа «Огайо» — самый большой подводный корабль на флоте САСШ, шел не своим ходом, его реактор был почти заглушен. Самый большой шум на ядерной подлодке издавали главные циркуляционные насосы реактора, подававшие воду для охлаждения активной зоны — и поэтому сейчас, при прохождении «Цепи» они были отключены полностью. Если бы любой физик-ядерщик увидел работающий пусть и на самой минимальной мощности ядерный реактор с выключенными главными циркуляционными насосами — он бы поседел. Сразу. Работа реактора в таком режиме рано или поздно привела бы к расплавлению активной зоны и ядерной катастрофе. Без вариантов. Для беды достаточно было малого — остановит сухогруз, например патрульный корабль русских — и привет. Но иначе обмануть проклятых русских было нельзя.
Подводный линейный атомный ракетный крейсер — ПЛАРК, так правильно он назывался — «Джорджия» был одним из четырех атомных ракетоносцев класса «Огайо» переоборудованных в подводную платформу сил специальных операций два года назад. Всего в американском флоте было, считая Джорджию четыре таких переоборудованных лодки, а также три новые, изначально подстроенных как подводные платформы — носители крылатых ракет и поддержки специальных операций малошумные субмарины класса «Сивулф», поменьше размером. Эти лодки, переоборудованные в рамках программы «Скальпель» стали одними из наиболее часто кораблей на флоте.
Ведь суть в чем? Те громадные атомные субмарины, что скрываются под толщей воды, неся в своем чреве по двадцать четыре ракеты с разделяющимися головными частями — по сути, они бесполезны. Русские знают местоположение каждой из них, за каждой следит лодка-охотник русских типа «Тигр» или того хуже «Касатка», нацелив в корму своей потенциальной жертве чудовищные полуметровые жерла торпедных аппаратов. По расчетам главного штаба ВМФ САСШ если русские внезапно начнут войну, то из двенадцати ПЛАРК «Огайо», постоянно находящихся на боевом дежурстве уцелеют в худшем случае две, в лучшем — четыре субмарины — остальные будут мгновенно потоплены русскими. Если внезапный ядерный удар решат нанести американцы — то свои ракеты сумеют выпустить от шести до восьми субмарин. Но даже в этом случае ответный удар русских, что испепелит весь мир, неизбежен — у русских было не меньше ракет и не меньше средств доставки. Накрыть ядерными ракетами русских — это все равно, что покончить с собой — просто сначала погибнут все русские, а потом — все американцы. И все человечество вместе с ними.
Да и у русских были такие же проблемы — точно также в хвосте каждого их «Тайфуна» следовала американская подводная лодка-охотник. Получалось, что державы выбрасывали каждый год миллиарды на бесполезные игрушки. Просто если у русских есть восемнадцать таких лодок — значит, и у нас должно быть не меньше.
Рано или поздно должен был возникнуть вопрос — а зачем вообще нужен такой подводный флот? Не лучше ли потратить деньги на что-то иное — если войны нет и не предвидится, а имеющиеся лодки в мирное время все равно бесполезны. Вопрос такой был задан — и ответ был найден.
Помимо задач ядерного сдерживания существует много других задач, в том числе в мирное время. Практически единственными частями и русского флота, и британского и флота САСШ, которые реально выполняли боевые задачи, а не красовались друг перед другом были войска специального назначения ВМФ. Боевые пловцы. Задачи у них были самые разные, но суть оставалась одна — скрытно выйти на берег и провести разведку, а возможно — и диверсию, операцию по уничтожению. И вот тогда умным людям в Норфолке пришла гениальная идея — а почему бы не переоборудовать несколько лодок в платформы поддержки специальных операций — вооружить их крылатыми ракетами «Томагавк» и оборудовать для длительного пребывания на них групп спецназа. В этом случае рисунок операции, которую бы могла выполнить такая лодка, выглядит так — спецназ скрытно выходит на берег, производит разведку целей. Если может уничтожить — уничтожает самостоятельно, если нет — помечает цели, а лодка скрытно, из подводного положения запускает по ним Томагавки в обычном или ядерном исполнении. Такая лодка может и просто поддерживать разведоперации на берегу, не обязательно стрелять Томагавками. Но если Томагавки вдруг понадобятся — они будут.
Из переоборудованных лодок, ракетоносцы класса Огайо были самыми большими — длина сто семьдесят метров, водоизмещение около семнадцати тысяч тонн. На переоборудованной лодке могли находиться длительное время шестьдесят шесть бойцов спецназа ВМФ со всем снаряжением, также лодка несла сто пятьдесят четыре Томагавка, два подводных носителя спецназа типа ASDS, систему противоминной обороны, четыре торпедных аппарата калибра 533 миллиметра и два крупнокалиберных пулемета на всякий случай. Можно было также нести систему постановки мин, но обычно ее не ставили. Во флоте САСШ такая лодка была самой крупной из тех, что поддерживала боевых пловцов. Русские как обычно увлеклись гигантизмом — они также переоборудовали для таких целей лодки — но не четыре, а всего три. Зато каких — их лодки класса «Акула» были на шестьдесят метров длиннее, несли триста тактических ракет и могли вместить до ста спецназовцев. Зато лодок подобных «Сивульфу» у них пока не было — кроме «Акул» русский подводный спецназ пользовался небольшими сверхбесшумными дизельными подводными лодками класса «Амур».
Но какова бы ни была лодка — аналитики в Норфолке рассчитали — что через три эшелона системы «Цепь» ей не пройти, поднимется тревога. Нужно было новое, нестандартное решение, позволяющее обмануть русских. И такое решение было найдено.